Читать интересную книгу Жизнеописания прославленных куртизанок разных стран и народов мира - Анри де Кок

Актриса подала королю бумагу, которую она вынула из кармана.

Филипп взял ее, и бросив машинальный взгляд, возвратил назад Кальдероне.

– Хорошо! хорошо! – сказал он. – Во всяком случае, не вам извиняться, милое дитя… я должен просить у вас извинения за то, что так внезапно явился к вам.

– О, государь я так счастлива!..

– Право!.. Вы не принимаете от меня извинения?… Видев вашу игру сегодня вечером, я пожелал высказать вам лично, тотчас же, весь интерес, какой вы мне внушили. И если бы я был расположен выразить вам этот интерес самым нежным образом, вы не оттолкнули бы меня?…

Король прижал к губам руку Кальдероны.

Наступило молчание, в продолжение которого министр и служанка отвернулись.

В это время поцелуй короля переменил место.

О! Филипп был тоже очень скор в любви!.. однако не скорее, герцога Медина!..

– Ты никого не любишь? – вполголоса спросил Филипп Кальдерону.

– Никого, – не колеблясь, отвечала она.

– Ни Морето… ни Кальдерона?…

Она взглянула на короля.

– К чему мне любить их?

– Простой вопрос! Я не знаю от кого я слышал, что оба поэта ухаживают за тобой.

Она наклонила голову, чтоб размыслить. «Это Морето говорил обо мне королю из ненависти к Кальдерону, которого я предпочла ему».

– Вас обманули, ваше величество! Я не люблю ни того ни другого… я только имею дружбу к Кальдерону, который добр, и совершенно равнодушна к Морето, который завистлив и зол.

– Выть может ты права, – сказал Филипп. – Оливарец!

Граф-герцог подошел.

– Завтра я буду говорить с тобой о том, что может пожелать эта милая крошка, и желай многого, слышишь Мария? Чтобы ни делали голландцы, у меня в ящиках есть еще золото для любимой женщины…

– Я буду обращаться с вами ваше величество по достоинству, – ответила Кальдерона: – как с королем.

– Да, да! насмешливо сказал король, – я также знаю, что ты способна третировать меня как короля!

«Это опять Морето сказал ему, – снова подумала Кальдерона. – Морето сказал ему, что я жадна и честолюбива».

– А теперь, – продолжал Филипп, – мы оставим тебя отдохнуть после ужина…. Ведь ты еще не ужинала, как мне кажется?

Он, улыбаясь, взглянул на стол.

– Я получаю только двадцать дублонов в месяц, государь! – сказала Кальдерона; которая прочитала эту улыбку.

– Потому то ты мне и нравишься! – быстро возразил Филипп. – Если бы ты получала тысячу, ты не была бы, тем, что ты теперь: королевским кусочком. До свиданья, моя жемчужина!.. До скорого.

Через несколько секунд, уверенная, что царственный посетитель и его спутник уже далеко, Кальдерона отправилась в залу к герцогу Медино.

Он все слышал из своего убежища.

– Ах! – вздохнул он, снова увидев молодую актрису. – Это досадно!

– На что вы досадуете, сеньор? – спросила она самым наивным тоном.

– На то, что вы нравитесь королю… Мне вы столько же нравитесь… Но чего бы мне не стоило на этот раз, я уничтожусь перед его могуществом!..

Она с изумлением смотрела на него.

– На этот раз?… – повторила она. – Так вы не всегда уничтожались?…

– Милое дитя, в том положении, в каком мы находимся, я не могу иметь от вас секретов. Недавно я совершил проступок, полюбив одну женщину с королем… и он меня застал на месте преступления в измене…

– А! что же сказал его величество?

– Ничего. Или очень мало.

– Его Величество уже не любит эту даму.

– Очень возможно. Но вот что дурно: чтоб доказать королю, что я чувствую его великодушие, я немедленно разошелся с нашей любовницей… и ищу новую, за которую он не мог бы упрекнуть меня, что я ее похищаю… И надобно же было, чтоб та, которую я нашел, самая прелестная девушка в Испании, – вы – была та же самая, с которой его величество хочет забыть неверную.  Не правда ли, что я имею право роптать на судьбу!

Кальдерона кивнула головой.

– Справедливо, ответила она.– Я понимаю вашу печаль. Ибо теперь, как вы сказали сейчас, на этот раз, вы должны преклониться перед всемогуществом. Если король меня любит, – а если он не любит, то полюбит, – он не простит вам, что вы тоже любили меня. Прощайте же, сеньор. Благоразумие – хороший советник… Мы никогда не видались и никогда не увидимся снова! О, не беспокойтесь! В первый раз, как я вас встречу, я не покажу и виду, что знаю вас. Я вас не скомпрометирую.

Говоря таким образом, Кальдерона устремила на герцога шаловливый взгляд. Нужно было быть слепым и не иметь двадцати трех лет, как Медина, чтобы противиться этому вызову. Он наклонился к ней, и голосом, дрожавшим от страсти, проговорил:

– А если, не смотря на все… я скажу тебе, что все-таки люблю, что из этого выйдет?

Она пожала плечами.

– Очень обыкновенное, – ответила она.– Король явился вторым, он вторым и останется!

– Милая Мария!..

Но оттолкнув его, она сказала:

– Нет! будем благоразумны. Завтра я жду герцога Оливареца; завтра вечером, мой друг, вы получите обо мне известие.

– Ты клянешься мне?

– Клянусь! Если я прелестна, – вы красивы! Если вы меня любите, – я люблю вас. Сначала любовь… потом всемогущество… Это в порядке вещей. Прощайте!

Эту ночь, столь чреватую событиями, Кальдерон провел, прогуливаясь по берегу Мансанареса; только при начале утра он пришел домой, разбитый и физически и нравственно.

Он спал, когда Инеса, камеристка Кальдероны, разбудила его, чтобы передать ему письмо:

«Мне необходимо сегодня вечером поговорить с вами, мой друг; необходимо. Я не шучу. От девяти до десяти я вас жду у себя, и без глупостей! Вы жестоко в них раскаетесь! Мария».

Кальдерон был точен. В девять часов он явился к своей возлюбленной.

Она приняла его в спальне.

В физиономии, в движениях молодой девушки было нечто, поразившее Кальдерона. Это была смесь радости и страдания, стыда и гордости; но надо всем царило какое-то приятное выражение.

– Педро, – быстро сказала она ему: – король меня видел вчера в театре… после спектакля король явился сюда, ко мне… Он меня любит… я буду его любовницей.

Кальдерон, сидевший рядом с актрисой, поднялся с своего стула, как будто тот превратился в колючки.

– Так вы меня для этого звали! – вскричал он.

– Разве бы вы предпочли, чтоб я не говорила вам до тех пор, пока я уже не буду принадлежать себе?

– Прежде ли, после ли – все равно!

– А! вы находите!.. Я думала, что вы будете благодарны мне, когда я, готовясь отдаться другому, – и кому же! королю! – вспомнила, что обещала быть прежде этого другого вашей. Но вы презираете мои слова!.. Вы презираете то счастье, которое я сохранила для вас… Пускай! Не будем говорить об этом!..

Он слушал молодую девушку, одурелый, остолбенелый…

– Любовница короля!.. Вы будете любовницей короля! – повторял он.

Она бросилась к нему, и, опаляя его своим дыханием, сжигая взглядом, сказала ему:

– Да. Я буду любовницей короля! Да, я хочу быть богатой, могущественной, ласкаемой… Но ты все не понимаешь? ты не слышишь?… Хотя счастливая выше моих надежд, мое счастье, однако, не сделало меня ни неблагодарной, ни лживой. Я клялась быть твоею в тот день, когда мне нечего будет желать… Мне желать больше нечего… и я говорю, что я люблю тебя! люблю всем сердцем за твой гений!.. И мы одни, совсем одни… А ты остаешься немым, неподвижным… Это ты не любишь меня!

Кальдерону казалось, что он грезил. Никогда воображение поэта не рисовало подобного положения. Какое-то облако затмило его глаза, его мозг…

– Ах! Если бы я мог умереть в эту ночь! – прошептал он.

Но он не умер.

Уверяют даже, что эта ночь, украденная совестливой Кальдероной у будущего любовника, имела продолжение. Кальдерон часто, тайком, видался с актрисой, сделавшейся любовницей Филиппа IV. После того, что она для него сделала; было бы слишком щекотливо со стороны поэта перестать любить только потому, что не его одного любили.

Но герцог Медина?

О! Кальдерона тоже сдержала слово. Он был первым после Кальдерона, потому что ему было только обещано, что он будет первым, до короля.

* * *

Повинуясь королевским приказаниям, Оливарец в одни сутки купил и великолепно убрал небольшой домик в окрестностях местечка Las Delicias. Устроившись у себя, однажды, в четверг, Кальдерона просила, чтобы король ужинал у нее в следующую субботу.

В глубине сада, в переулок, упиравшийся в берег Мансанареса, была маленькая дверь, наполовину закрытая бенгальскими розами и жасминами Азорских островов. Настоящая дверь влюбленных. В эту то дверь в пятницу, в полночь, входил Медина. И через нее же на другое утро, на рассвете, убегал от милой.

Филипп IV полагал, что чувствует к Кальдероне мимолетную прихоть, а она была три года его любовницей   и обожаемой любовницей. В эти три года не проходило двух дней сряду, чтоб он не провел нескольких часов с нею в маленьком домике на Las Delicias. Королева не могла не знать о связи своего супруга с актрисой, ибо Кальдерона осталась на сцене; одной причиной может быть больше, почему она так долго сохраняла свою власть над Филиппом IV; она играла свои роли, и играла великолепно.