мой вопрос.
«Вы же, Гриз… вы попытаетесь спасти всех. Виновных и невиновных, вейгордцев, айлорцев, ирмелейцев, варгов, даарду, жителей Гегемонии, бестий и вир знает — кого ещё…»
В молчании Первого Мечника Кайетты растворено понимание.
— Вы не дали ему ответа.
Она качает головой и не поясняет — почему. Потому что — всех не спасти. И она знает, что за знак на ладони у Шеннета — и не верит, что Эвальд не преследует свои, тайные цели в этой игре. И она ковчежник на службе в королевском питомнике, и поставить под удар всю свою группу, сговорившись с Шеннетом…
— Истинный Мечник всегда верен присяге, — шепчет живая былина. — У варгов тоже есть что-то подобное? Не Кодекс Мечника, но… свод правил из тех, что тщишься соблюдать до первой катастрофы.
Он понимает её даже слишком хорошо. Хотя у него нет шрамов поперёк ладони — только знак Клинка на ней.
Да. Когда трещит и рушится прежний мир — не до обетов. Когда выбор — взрезать свою ладонь или допустить гибель людей — пальцы невольно дёргаются к поясу, где висит нож. Когда приближается катастрофа…
— В детстве я много читал о Сезонных Морах, как их называют. Пламенный Мор, Таранное Шествие, Война за воздух… Но пугало меня неизменно другое, — он распахнут настежь, словно дверь в дом, где не боятся воров. — Знаете вы, как родилась Великая Хартия Братских Войн?
— Хартия Непримиримости?
— Она.
Кузен короля кажется сгустком тени, прокравшимся в уютную комнатку по недоразумению. Черный, застёгнутый на все пуговицы сюртук — и чёрные волосы вокруг худого лица, на которое тоже пала тень.
— Два государства были обескровлены за тридцать два года войн и стычек. Сонный Мор и резня при Млтаре… Седьмая Кормчая вмешивалась восемь раз, взывая к миру. На девятый она потребовала подписания мирного договора. Пригрозив исключительной карой — отлучением всего народа бывшей Таррахоры от милости Камня. От магии. Но раны были слишком глубоки. Каждый потерял в тех войнах войну или друга. И Эдрих Разделитель, король Вейгорда, предложил подписать не договор мира, но договор вечной ненависти — обет быть всегда разделёнными во всём. В храме Мечника на границе…
Голос Дерка Мечника плавает по комнате — и древняя быль обрастает словами, как плотью.
— Белая ткань как траур по умершим. Алые чернила — как кровь, которую нельзя забыть. Они освящали это магией, кровью и водой. Клятва ненавидеть и презирать в веках. Пашни Айлора и порты Вейгорда — вечно порознь. Кордоны на границе — столетиями. Смерть для того из высшей знати Айлора, кто окажется на наших землях — и смерть для тех из знати Вейгорда, который посмеет ступить на земли Айлора.
Он подносит пальцы к огню — даёт обагрить их алыми отсветами, как кровью. И Гриз кажется, что она видит на запястьях белые цепи с алым заклятьем вечной ненависти.
— И вечное проклятие тем, кто посмеет сделать хотя бы шаг навстречу. Все храмы, воздвигнутые — в столице ли, в иных городах — ничто. Это наша настоящая религия. Ненависть — и проклятие тем, кто от неё отступит. И уже давно я спросил себя — не это ли первый знак для любой катастрофы?
Гриз прикрывает глаза — окунается в молчание, как в чистую, холодную воду. Так можно не смотреть на полководца Айлора и приближённого советника короля. Чей долг и основной закон — ненавидеть.
«Все Пастыри Людей — Хищные, — когда-то давно сказал ей отец. — Все они — пастыри-на-крови. Их не учат спасать свои стада или любить их. Только вести на убой».
Отец мало знал про исключения из правил.
Древний пророк на её глазах перекидывается в воина, собранного перед схваткой.
— Я надеюсь, мы поняли друг друга, госпожа Арделл. Итак, ваш визит в Айлор состоялся с моего ведома и по моему распоряжению. И впредь вы можете рассчитывать на любую мою помощь в своих поисках.
Он встаёт и буднично призывает к себе клинок — атархэ послушно впрыгивает в ладонь Первого Мечника, и тот прикрепляет ножны к поясу.
Полководец Вейгорда, приближённый советник престола и Первый Мечник.
Отступник от религии и основного закона своей страны.
— Если же вы решите дать Эвальду Шеннетскому своё согласие — и в этом случае будет считаться, что вы под моим покровительством. К примеру, что пытаетесь выведать у Шеннета его козни по поводу Вейгорда… придумаю что-нибудь. К сожалению, ни в моём кузене, ни среди двора мы не встретим понимания, если попытаемся действовать прямо. Однако — на своём Верном я клянусь, что сделаю всё, от меня зависящее. Ваш сквозник!
Их ладони с кристаллами соприкасаются — и кристаллы слегка теплеют: прямая и быстрая связь по первому зову. После этого Дерк Горбун размыкает рукопожатие. Кутается в плащ, жестом отказываясь от провожания: дойду сам, тут быстро…
— Вы не спросили у меня кое-чего, — вспоминает Гриз, когда он уже на пороге. — Не потребовали ответной клятвы. Например — сообщить вам, если я замечу, что Шеннет собирается воспользоваться ситуацией или навредить Вейгорду.
Первый Мечник поворачивается от дверей — горбоносый профиль на фоне чёрной ткани капюшона.
— В этом нет нужды. Что Шеннет собирается воспользоваться ситуацией — я и не сомневался. Если же он задумает что-то во вред Вейгорду — я не сомневаюсь в вас. Он написал, что вы желаете спасти всех. Теперь, когда я видел вас и говорил с вами — у меня нет причин этому не верить.
ЛАЙЛ ГРОСКИ
— Да ладно, не жмись. Дельце-то было горяченькое, а?
Крысолов всем своим видом показал, что не уделит мне ни крупицы драгоценной информации. При этом стал немного похожим на отчаянно пафосного хомячка.
Я хихикнул в стакан.
— Какие секреты между старыми друзьями? Только не говори, что ты не участвовал.
Видок у Тербенно стал не только надутый, но и осуждающий. Достойный законник полагал, что я собираюсь вусмерть нажраться прямо на его законнических глазах.
Тут Тербенно в кои-то веки был прав.
— Ты что, никогда не слышал о вознаграждении? Я-то, в конце концов, подкинул тебе кой-чего вкусненького. Вся эта заварушка в бывшей вотчине Шеннета…
Само-то собой, я не стал вываливать Крысолову насчёт нашей поездки в Айлор и знакомства с Хромым Министром. По моим рассказам выходило, что мы с Нэйшем и одним клиентом всего-то стаскались в Шеннетен. Где и пропадали несколько дней, ища клятую лабораторию с веретенщиками. А тут, пока нас не было, такие события, такие дела.
— Нет, ну правда, я же всё-таки имел дела с