том, что сделал абсолютно верный выбор, с легким сердцем снова выключал его на сутки. Так было и сегодня.
По телевизору говорили о массовых беспорядках в Барселоне, потом выступал какой-то ученый, рассказывавший о том, что наша цивилизация может потерять все спутники, которые комета превратит в мусорную пыль, и это закроет для нас космос на сотни лет. «Еще одна обнадеживающая новость», – подумал Харви, подбрасывая свежие дрова в камин. Сюжет закончился, и приятный женский голос ведущей произнес: «Мы снова возвращаемся к событиям минувшей ночи в Нью-Йорке. На текущий момент власти города заявляют о более чем двух сотнях погибших и тысяче раненных в ходе ночных беспорядков. В город впервые с Детройского бунта[35] введена армия и тяжелая военная техника. Палаточный лагерь протестующих взят штурмом, производятся задержания. В Нью-Йорке объявлено военное положение. Напомню, что вчера вечером боевые группы протестующих прорвали оцепление «зеленой зоны». В ходе беспорядков были разграблены сотни магазинов, банков и ресторанов. Ущерб все еще подсчитывается. Среди погибших – известный британский журналист, «голос свободы», Брендон Флетчер. Его тело было обнаружено утром, в одном из переулков Манхэттена, с ножевым ранением в грудь. Мы продолжаем следить за развитием событий…». Харви выключил телевизор.
Он снова вышел на улицу, прислонившись к деревянному брусу. Перед его глазами стоял тот уверенный в себе человек, которого он встретил на берегу Темзы, кажется, вечность назад. Брендон нравился ему и, даже учитывая то, что между ними произошло, казалось, что тот его тоже уважал. Это было уважение двух профессионалов, пусть и оказавшихся по разные стороны баррикад. Флетчер, в отличие от Харви, добился того, чего хотел – получил славу и деньги, но по злой иронии судьбы был убит теми, кого сам и создал. «Посеявший ветер пожнет бурю» – за две тысячи лет ничего не изменилось. И эта буря захлестнула его с головой. Петерсен еще долго неподвижно стоял, думая о чем-то своем. На голубом небе светило яркое солнце, разгоняя утреннюю изморозь. Сосульки на крыше веранды понемногу оттаивали, блестя и переливаясь словно крохотные бриллиантовые сталактиты. Еще немного, и начнется капель. Оплачет ли кто-нибудь человека, который был известен всем, а умер в страхе и одиночестве в грязном переулке Плавильного котла[36], переплавившего и его жизнь в уже никому ненужное золото?
Витторио Скало стоял перед большим зеркалом в своем лучшем костюме. Они купили его с Адрианой в одной из поездок по северу Италии. Профессор не надевал его уже лет пять, с тех пор как ему вручали почетную медаль в университете Неаполя. Сегодня был особенный повод – рождественский обед. А особенным он был потому, что за многие годы Витторио проводил его в большой компании. Уже неделю он жил в семье одного лавочника, который убедил его спуститься с горы и не оставаться в эти темные времена в одиночестве. После убийства мясника, который отказался отдавать последнее бригадам «Судного дня», жители Авеллы забаррикадировали все въезды в город, встав на стражу с дедовскими охотничьими ружьями и заточенными вилами. Витторио и сам пару раз ходил в караул, коротая время за рассказами о тайнах космоса. Конечно, много вопросов было и о комете. Причем все жители городка сходились во мнении, что профессор поступил верно, и лучше бы никто и ничего не знал – все равно сделать они ничего не могли, а горя это знание принесло как бы не больше, чем сама комета, которая рухнет где-то в глухой сибирской тайге.
Так они держались несколько дней, пока перед баррикадами не появились военные. Теперь городки патрулировали солдаты на броневиках, и жить стало спокойнее. Все как-то успокаивалось, как вокруг, так и в его душе. Наступала стадия принятия неизбежной судьбы. Невыносимым становилось само ожидание неизвестности, а не страх перед грядущими последствиями. Будут новые проблемы – решим и их, нам не привыкать, так говорили в их городке. В этот вечер Скало был счастлив, впервые за то время, как ушел его единственный близкий человек. Горели свечи, играла музыка и пели люди. В этой душевной теплоте он видел знак того, что не все еще потеряно. В душах еще есть свет, способный противостоять багровой тьме, а значит, есть и надежда. Витторио поднял бокал.
* * *
1 января 2024 года, 03:00 UTC-5, расстояние до кометы: 0.506 а. е.
Безусловно, это была самая необычная новогодняя ночь в жизни Джастина Донована. Вместо праздничного стола и шампанского он сидел в просторной лаборатории Гарвард-Смитсоновского центра астрофизики и пил уже третью чашку крепкого кофе. Люди вокруг, так же как и он, постоянно озирались на один из огромных мониторов, подвешенный под потолком. Все они ждали первых кадров с гигантских телескопов VLT[37].
Научную заявку этой группы согласно расписанию должны были выполнить еще два дня назад, как только гиганты смогут наблюдать комету, но случилось то, чего никто не ожидал. В Атакаме – одном из самых засушливых мест на Земле – небо затянуло серыми тяжелыми тучами. Сегодня была первая наблюдательная ночь, и четыре телескопа, каждый из которых имел собственное имя: Анту, Куйен, Мелипал и Йепун, совместно навелись на комету. Работая в режиме согласованного оптического интерферометра, соединяя воедино оптические потоки от четырех гигантских зеркал с помощью сложнейшей системы расположенных под землей каналов, световодов и отражателей, телескопы должны были получить изображение беспрецедентного разрешения и детализации.
Снимков все не было, и Джастин непроизвольно барабанил пальцами по столу, выстукивая мелодию песни, услышанной в полицейской машине, которая и привезла его сюда. Это было первое наблюдение кометы на таком крупном инструменте с тех пор, как она ушла на соединение с Солнцем и вновь стала наблюдаема из Южного полушария Земли. Большая часть самых крупных телескопов располагались, наоборот, в Северном полушарии, так что Очень Большой Телескоп был их спасением и надеждой на продолжение детального исследования неумолимо приближавшегося небесного тела. Конечно, уже десять дней к ним стекались наблюдательные данные, полученные на более скромных приборах, в том числе и любительских. Их анализ давал пищу для размышлений. Комета становилась все ярче, но усредненный график изменения ее блеска стал «запаздывать» за расчетным. Этому могло быть много объяснений, в конце концов, кометы очень сложны и своенравны, да и внешний вид головы не давал усомниться в ее стабильности.
Два с половиной месяца назад Джастин и его русский коллега Сергей Ковалев дали прогноз, который пока казался ошибочным. По их расчетам, рожденным в спорах и вскормленных литрами кофе, комета находилась в «зоне смерти», за пределом Бортля. Ее слабая активность, кратковременные вспышки непонятной природы, скорость вращения ядра и еще огромное количество других собранных данных, – все это они бросили в научный котел, замешали на