— Прекрати, Ник. — Попросила Янка. — Ты себе нафантазировал, бог знает, что. У меня нет, и не было ничего с профессором Штормом. Пусти меня!
— А если у тебя не было… то почему не я? — горячо шепнул он в ухо. — Тебе же нравится, когда вот так…
Рука Ника скользнула с талии куда-то пониже и с еще большей силой вдавила Янку в Ника. Она охнула, почувствовав, что и верно ему нравится, но лучше бы сбежать прямо сейчас.
— Ник, я закричу. Пусти, придурок…
И тут, внезапно, руки разжались сами, а парень как-то нервно сглотнул и чуть не в прыжке преодолел вверх ступенек пять. При этом лицо у него стало таким… таким, что Янка резко обернулась назад, подозревая, что ей прямо сейчас предстоит сразиться с огромным некромантским кадавром.
Но за своей спиной она увидела всего лишь Куся.
Плешан стоял, широко расставив когтистые мощные лапы, опустив голову к самому полу и ощерив здоровенные алые клыки. Он смотрел на Ника застывшим взглядом охотящейся химеры… так, что даже Янке стало немного не по себе.
— Куська, — сказала она, приседая. — Он дурак, но пусть живет, а? Нас же с тобой из Академии выгонят, если мы его сожрем…
Где-то в этом месте Ник все-таки понял, что лучше уйти. И правильно сделал. Через полминуты плешан успокоился, и фыркнув кислотой прижался к Янкиным коленкам.
Янка привычно почесала складки на морде.
— Знаешь, Козья Морда, а ты ведь меня почти напугал… ты больше так не надо, ладно? А то сделаем кого-нибудь заикой. Или меня… пойдем, я тебя в вольер провожу, что ли…
43.
Мар Шторм
«Пшел вон!» в исполнении Тедора — это, конечно, было не разрешение действительно идти в любом удобном направлении, а приказ ждать, когда он, наконец, решит, что делать с неудобным родственником.
Вряд ли Шторму удалось бы покинуть двор Тедора, не будь рядом прекрасной Клары.
Впрочем, идея «сходить в город» принадлежала исключительно ей.
На них оглядывались. Кидали какие-то недобрые, быстрые взгляды. Шептали.
Мар привычно не замечал, а Кларе нравилось. Однажды, остановившись под причудливо изогнутым фонарем, похожим на черную виноградную лозу со светящимися крупными виноградинами, она сказала:
— Они меня боятся. Все эти люди. Круто, да?
Мар шевельнул бровью, но вместо ответа спросил сам:
— Что ему надо? Твоему отцу. Зачем ему кабинет Изера?
Клара прикусила губу и улыбнулась, блестя глазами:
— Тебе правда это интересно?.. что же… я могу рассказать. Если попросишь… если хорошо попросишь.
Мар поцеловал ей руку. Запястье, чуть выше кисти. Внимательно посмотрел снизу вверх.
— Я тебя прошу.
— Поцелуй меня. Как раньше.
Она вдруг стала совершенно серьезной, шагнула вперед и сама поцеловала — в губы. Одновременно прижимаясь к нему теплым податливым телом, заставляя вспомнить себя, вернуть то прежнее, казалось глубоко захороненное — на вдохе, на истерике, на едва заметном аромате розы и клубники, то, что между ними действительно некогда было. То, что он сам себе, может быть, придумал, чтобы было не так беспросветно и больно.
То, что навсегда клеймом впечаталось в сердце, было частью крови и плоти. То, от чего не сбежать… а в такие моменты сбегать и не хочется.
Клара, оторвавшись от него для вдоха, шепнула:
— Скучаю по тебе… каждый день…
Соболиные брови, тонкая шея. Умный, расчетливый взгляд, сейчас действительно немного шальной от внезапно всколыхнувшегося чувства…
Мар, вдруг отбросив сомнения и тяжелые мысли, целовал ее в ответ — и эти глаза, и теплые щеки, губы — такие мягкие, такие чертовски родные…
Как будто ему снова четырнадцать кругов, и у него снова никого нет во всем огромном мире — вслед за матерью ушел отец и его друзья, ушел нехорошо, так, что тень упала на весь род… а теперь еще и Фер. Ференс был добрым и смелым мальчиком, может потому и погиб…
И осталась только Клара.
Не друг, не враг. Та, что высмеивала его, испытывала на нем криосы, забирая магию. Та, что учила его самого-то забирать магию у простых смертных. Та, что тайно пыталась «пробудить» в нем драконий ген, заставляя пить какие-то адские зелья.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Она никогда не умела плакать. Ей чужда эмпатия, она не понимает, что причиняет боль, а несправедливость чувствует только в одном случае — если несправедливо обошлись с ней самой…
Осталась только она, Клара, единственная, за кем он признавал право сюзерена.
Она уже тогда потрясающе целовалась, а сам Мар был далеко не первым ее мужчиной…
Мгновение закончилось, когда Клара вдруг шепнула ему на ухо:
— Марик… ты нашел книги Изера?..
Он отстранился, с улыбкой напомнив:
— Радость моя, я спросил первым. Зачем Тедору кабинет Изера Шторма и его книги? Чего он ищет?
— Мой отец? Как всегда… — вздохнула она, чуть надув губки. — Ищет выгоду для себя. Он думает, что за его маленькой шлюшкой и ее маленьким заговором стою я. Но ты же понимаешь… Мне выгоднее иметь Тедора в союзниках, а не во врагах. С ним мне будет проще, когда мы с тобой, Марик, переберемся жить в Радужный Чертог… Представляешь? Снова вернуться домой, снова увидеть великолепные дворцы Алфира… А Тедор… мне кажется, он чего-то боится. Даже криосы начал копить. Марик, это скучно. Давай вернемся? У меня есть фрукты и вино. Или ты голоден?.. тогда…
— Я никогда не был в Радужном, — напомнил Мар. — И ты так и не ответила. Кабинет моего многострадального отца Тедору-то зачем? Десять лет прошло. Можно было сто раз забыть эту историю.
— Так… эта информация стоит немного дороже чем один поцелуй. Не находишь? — мурлыкнула она. — Возвращаемся. Я прикажу подать обед… там и поговорим. Иди ко мне… как же я скучала!
Комната была все та же. Даже стены нежнейшего зеленого оттенка, даже шторы, кажется, — тяжелые, цвета слоновой кости, с тонким золотистым узором. А постельное белье словно кричит всему миру, что вкусы хозяйки резко расходятся с этими пастельными цветами. Постель у Клары красная, конечно. Мар помнил, что так было всегда.
За стеной комната, которая тогда предназначалась для него. В ней стены не были даже оштукатурены — просто выбелены поверх камня. Там была лежанка с ремнями и окно.
Наверное, в доски той лежанки впиталась кровь не одного только Марика… но думать об этом не хотелось.
— У тебя все так же.
— Да, я запретила что-то менять.
— Тебе никогда не нравился этот зеленый.
— Но Тедора он бесит ничуть не меньше. В последнее время мне не нравится, когда он без спросу заходит в мою комнату. Ну что, будешь вино? Будешь… сейчас достану бокалы. И совершенно незачем устраиваться за столом, когда есть кровать.
— Обольем. — Пророчески заметил Мар.
— Да плевать.
Она подала ему высокий тонкий бокал, остановилась так, чтобы касаться коленями его коленей.
Мар смотрел на нее снизу вверх — ей всегда нравилось, когда он так смотрит — не с обожанием, а словно понимает ее истинные желания и готов им потакать.
Клара уверенной рукой заскользила по шелку черной, как всегда наглухо застегнутой рубашки. Потом рука отвлеклась на щеку. Мар, прикрыв глаза принуждал себя помнить, что Клара играет с ним. Даже сейчас, когда кажется искренней. Да какое, когда она искренне тянется к нему, хочет его, шепчет нежные слова — играет.
И надо играть по ее правилам. Или вовсе не стоило затевать игру…
Впрочем, переиграть Клару на ее поле ему не удавалось еще никогда. Это шелковое алое «поле» туманит мысли и заставляет забыть о главном… причем забыть добровольно, зная, что обманет и предаст, но какая разница, если… если.
Мар поймал ее руки вместе с бокалом и усадил Клару себе на колени.
— Твоя очередь, — шепнула Клара, отпивая из бокала. — Ты нашел его кабинет?
— Нет. Только родовую книгу Штормовых драконов. — не моргнув соврал Мар. — Я думал, Тедор ищет именно ее.
— Вот как?.. Интересно… и где?.. неужели в Академии? Не верю, мне сообщили бы…
Ее духи сводили с ума. Никакого вина не нужно. Мар снова ее поцеловал, осторожно нащупывая застежку красного платья. Клара охотно помогла, проделывая то же самое с его рубашкой.