Первый восторг от захватывающего дух полета на Масдае прошел, и горгона теперь лежала на животе, подложив сложенные замочком руки под подбородок, и смотрела вниз. Рядом, не взирая на причитания ковра о вопиющем нарушении центровки, пристроился Волк. Мека, свернувшись кольцами вокруг остававшихся еще трофейных сокровищ, дремал посредине.
— Ты хорошо знаешь эти места? — заговорил, наконец, Серый.
— В общем-то, да…
— Где тут можно нормально поесть, чего-нибудь горяченького, вкусненького?..
— Ну, если я ничего не путаю, то вон там, впереди и справа, должен быть длинный остров, а на нем большая деревня, которую местные жители почему-то называют мегаполисом. Там, по-моему, должна быть какая-то харчевня… Только я там никогда не была…
— Масдай, ты все слышал?
— Слышал, слышал…
— А ты все понял?
— Понял, понял…
— А что ты понял?
— Что пока одни пойдут сибаритствовать, другим придется валяться в пыли и паутине в обществе подозрительных мутантов…
— Чего мы пойдем? — недобро прищурился Волк.
— М-ме-е? — нехорошо осклабился мгновенно пробудившийся Мека.
— Это он про кого? — нахмурилась Мими, и косички ее зашевелились.
— Да чего вы, чего? — пошел на попятную ковер. — Я ведь ничего такого не хотел сказать…
— А чего какого хотел? Где ты вообще таких словей-то набрался, покрытие ты половое?
— В библиотеке…
Волк прыснул.
— Что ковры летают, я знал. Что они болтают, я понял. Но что они еще и по библиотекам ходят!..
— Читать я не умею. И этим горжусь. — твердо заявил Масдай. — От книг — все зло. Посмотрите, например, на вашего царевича!.. А в библиотеке меня однажды забыли лет на тридцать, в обществе каких-то затхлых книжонок, считающих, что они тоже волшебные. Как они любили об этом распространяться!.. И обо всем остальном — тоже… Только промеж себя и разглагольствовали, как будто вокруг больше никого и не было!..
— Масдай… Все это, конечно, безумно интересно, но мы уже до этого острова долетели, и, может, ты уже выберешь себе какие-нибудь непыльные кусты без паутины… Посибаритствовать уж очень хочется — аж в животе урчит…
Ковер фыркнул, пробормотал что-то невнятное, и через пару минут они уже приземлялись в самом центре небольшой оливковой рощицы на пригорке.
— Деревня вон там, — махнула рукой на восток Медуза и тихо добавила: — Иди без меня…
— Почему это? — удивился Серый.
— Мне не хочется…
— Не выдумывай! Как может не хотеться есть?
— Не хочется туда идти…
— Тем более не выдумывай! Ты же со мной! Пусть только посмеют тебя обидеть — уши отрежу! Пошли! — и, не обращая больше внимания на слабые протесты горгоны, Волк ухватил ее за руку и потянул вниз.
На улицах деревни было почти пустынно. Погода была ясная, с небольшим, но постоянным ветром, и весь флот страны — все десять лодок — вышли в море за рыбой. Женщины занимались хозяйством во дворах, а ребятишки играли в тени.
— Эй, народ, как пройти в вашу харчевню? — окликнул одну из компаний Волк.
— Вперед, вперед и налево! — замахала руками детвора.
— Спасибо!
— А вы не местные?
— А откуда вы?
— Гляди, какой меч!
— Они путешественники!
— Ха, смотри, какие толстые волосы!
— Дурак, это у нее косички!
— Ха, тоже мне — косички!
— Как змеи у горгон!
— Ш-ш-ш-ш… Ам!!!
— Ха-ха-ха!!!
Медуза покраснела, обернулась на детей, остановилась, что-то хотела сказать, но сдержалась, и вприпрыжку побежала за быстро удаляющимся Волком.
Квартала через четыре, когда в пределах видимости все еще не было никаких точек общественного питания, странники остановились еще раз и задали тот же вопрос кучке девушек у колодца.
— Пройдите один квартал вперед и два налево!
— Там будет одноэтажный домик…
— …А на нем вывеска — «Голова Горгоны»!..
— Это и будет харчевня!..
— Спасибо!
— Не за что!..
Уже удаляясь, Мими услышала за спиной громкий шепот и хихиканье:
— …наш Гастроном вывеску свою, наверное, с нее писал!..
— …дурацкие косички…
— …никакого вкуса…
Медуза сжала кулачки, прикусила губу и глубоко вдохнула, и смогла выдохнуть только когда они ужи были в харчевне.
Внутри было пусто.
Усевшись за один из четырех столов, который был поближе к выходу, Серый позвал хозяина, и только тут обратил внимание на состояние бедной горгоны.
— Ты чего? — участливо поинтересовался он. — Тебе нехорошо?
— Мне — хорошо. Мне — очень хорошо, — тихо, но очень четко ответила Мими. — Но если еще хоть кто-нибудь что-нибудь скажет про мои волосы, то нехорошо будет ему.
— Ты про что это? — забеспокоился Волк.
— Просто не переношу, когда…
— А, гости пожаловали! — откуда-то из глубины кухни, отделенной белой глиняной стеной от зала, выплыл улыбающийся толстяк с большим ножом в покрытой чем-то вонючим и склизким руке. — Чего заказывать будем?
— А что есть?
— Суп рыбный, рыба жареная, рыба отварная, рыба под маринадом, салат рыбный, рыбные котлеты, рыба соленая с уксусом и луком, рыба соленая без уксуса и лука, рыба горячего копчения, рыба холодного копчения, рыбное заливное, рыба фаршированная рыбой, бутерброды с рыбой, печенье «Рыбка»…
— Компот с рыбой… — пробормотал Серый, а погромче добавил:
— Мне суп рыбный, рыбу под маринадом и бутерброды.
— А девушка что будет? Видно, вы издалека приплыли — какие у ней странные…
Договорить хозяин не успел — Волк молнией перемахнул через стол, зажал рот опешившего стеллиандра рукой и быстро затолкал его за перегородку на кухню.
— Не говорите при ней этого слова! — прошипел он ему на ухо.
— Кокоуова?!
Серый догадался и убрал ладонь.
— Какого слова?!
— Этого! Которого вы собирались сказать!
— А что я собирался сказать?
— Что у ней странные…
— Странные браслеты? А что тут такого? — возмущенный хозяин вытер губы и сплюнул.
— Браслеты?..
— Да, браслеты! Если они ей не нравятся, пусть она их выбросит! Сумасшедший! Попрошу покинуть мою кухню! И мое заведение тоже!..
Из зала донеслись тяжелые шаги входящего человека и тявканье собаки.
— Эй, ты! Девочка с мышиными хвостиками! Тут не захо…
— О, нет!!!.. — бросив хозяина, Волк выскочил в соседнюю комнату, но было поздно.
Вход в харчевню уже украшала обсидиановая статуя крайне изумленного стеллийского моряка.
Тогда он метнулся хотя бы задержать трактирщика, но и этот маневр запоздал. Злополучный кулинар, воинственно размахивая ножом, уже устремился в зал.
Последнее, что он увидел, была чрезвычайно раздраженная горгона с распростертыми крыльями, встающая из-за стола ему навстречу.
Надо сказать, на фоне белой глиняной стены белый гипсовый повар смотрелся не очень оригинально.
Ополоумевшая собачонка, захлебываясь и подпрыгивая, с пулеметной частотой заверещала на Медузу.
Одного неприязненного взгляда было достаточно, чтобы наступила испуганная тишина.
Кажется, то, что получилось, в Вамаяси называется «оригами».
— Мими!!! — в отчаянии заломив руки, возопил Сергий.
Медуза опомнилась, сморгнула, страшно смутилась и растеряно приняла человеческое обличие.
— Ликандр… Я не сдержалась… Как мне стыдно… — уронила она голову на руки и закрыла лицо. — Как я могла!.. Мне так жаль!..
— А уж им-то как жаль… — меланхолично предположил Волк, опускаясь на скамью рядом с ней.
— Я не хотела!.. Честно!.. Но они… Я просто из себя выхожу, когда кто-то так говорит о моих волосах!.. После этого я за себя вообще не отвечаю!.. Ох, Ликандр!.. Что теперь делать?.. Как я могла!..
Над этим вопросом Серый задумался.
— А, кстати, как ты могла? Я имею в виду, почему они все разные? Камень, гипс, бумага…
Убитая раскаянием Медуза еле слышно проговорила:
— Чем больше я на них злюсь, тем тверже материал… Один кентавр, который вылил мне на голову амфору меда, превратился не то в железо, не то в камень… И в темноте светился… Но так ему и надо… Но все равно мне их так жалко… Так жалко… Так могли бы поступить Ния или Рия!.. Такой кошмар…
— А если тебе их действительно так жалко, ты их обратно превращать не пробовала? — вдруг загорелся идеей Волк.
Медуза вскинула на него свои большие влажные глаза.
— Н-нет… А разве можно?
— Ну, не знаю… Но ты хотя бы пыталась?
— Н-нет… А что надо делать?
— Ну, откуда же я знаю! Может, если они у тебя превращаются, если ты на них злишься… Может, чтобы наоборот, тогда их пожалеть надо?
— Да я их все время жалею… Когда успокоюсь… Просто до слез жалко!..
— М-да… А, может, простить?
— Простить?
— Ну, да. Простить. Ты ведь превращаешь тех, кто тебя обижают? А ты их прости. Ну, ты ведь знаешь, как прощают? — забеспокоился при виде озадаченной физиономии Медузы Серый.