На противоположной стороне озера высилась громада смешанного леса, полыхавшего золотым осенним огнем.
Всё, что видели глаза Тита, было залито чарующим сиянием, от которого сладко щемило сердце.
Тит задрал голову, пытаясь определить, откуда исходит сияние.
Свет водопадом обрушился на него, и Тит едва не ослеп. Он испуганно вскрикнул.
Раздался голос апостола.
— Это не свет, дурачина, это… совсем другое…
Тит понимающе закивал головой и вновь посмотрел на озеро.
Он понял, кто находится в ладье…
Тит встал.
— Иди, раб Божий, — усмехнулся апостол, — иди, она тебя давно ждет… Но учти, если она тебя простит, тебе назад хода не будет…
— Она простит, я знаю… — прошептал Тит.
Апостол пожал плечами:
— Тебе решать.
Легкая до этого поступь Лёвина вдруг стала невыносимо тягостной. То, что он только что видел перед собой, было, конечно, прекрасно, но ему хотелось ещё пожить, там, в том мире, в котором он родился. И в котором жили его друзья.
Силы жизни тянули его обратно в мир, где страх перед завтрашним днем такая же привычная вещь, как бритье, выгул собаки и чтение в клозете.
Он решил вернуться в мир тотального невежества, в мир всеобщего обмана, в мир вопросов без ответов… Там он чувствовал себя уверенней, нежели в мире порядка, покоя, неестественно синих озер, малахитовых трав и бескрайнего океана, в котором утоплена конечная истина.
Он помахал фигуре в ладье рукой.
— Нет, еще не время! — крикнул он. И трудно сказать, кому он кричал. То ли той, что дожидалась его в ладье, то ли самому себе…
Глава 54
Короче, к вечеру Тита вышвырнули из Загробного мира, с помощью нехитрых типовых манипуляций вытравив из его памяти всё, что произошло с ним за последние несколько часов.
Дальнейшее читатель хорошо помнит. Тит появился в растерзанном виде, в халате, взъерошенный и босой (по обратном пути с него соскочили и затерялись в космической бесконечности любимые меховые шлепанцы) на кухне своей квартиры, когда там держали военный совет в ту пору еще являвшийся председателем правительства Герман Колосовский и старина Гарри, поднявший тревогу по поводу исчезновения писателя Лёвина.
Когда друзья ушли, Тит ни секунды не потратил на уборку квартиры. Он включил телевизор, невнимательно просмотрел новости, потом футбольный матч и, мечтая об ужине, сердито уснул в кресле.
Ему приснилось, что он раздвоился. Один Тит, свернувшись, как кот, спит в кресле, а другой, подобно Агасферу, бесприютно шатается по земле.
Этот сон был близок, если так можно сказать, к действительности. Бледный двойник Лёвина чудесным образом проник в сон-явь Рафаила Шнейерсона, когда тот тосковал на набережной. Помните, когда Рафу явились Рогнеда, Марта и Тит, летавшие, как тени или призраки?
…Утро следующего дня было прекрасным. Всю ночь окна в спальне были открыты настежь, и воздух в комнате был свеж и пах ранней осенью.
Пробуждение было приятным. Кто-то мягко тряс его за плечо.
Тит открыл глаза и увидел перед собой незнакомого мужчину, который доложил, что уборщицы по поручению управляющего делами кабинета министров прибрали в квартире, а мастера по указанию того же высокого начальника восстановили входную дверь, покрасили ее и снабдили новыми замками.
Оставив ключики, мужчина расшаркался и испарился.
Тит встал, потянулся и направился в туалет. Помочившись, он с удивлением заметил, что с триппером не все благополучно. Тит задумался. Что-то угнетало его. Что-то кроме триппера. Что-то томило душу. Память, он чувствовал, была надорвана, как небрежно вскрытый конверт. Но что находилось в этом воображаемом конверте, Тит понять не мог.
— И черт с ней, с этой памятью! — решил он. — Хорошо бы вообще всё забыть к чёртовой матери…
После бритья и душа Тит, в одних трусах и босой, — резервных тапочек он не обнаружил, — обследовал квартиру, в которой царили чистота и непривычный порядок. Холодильник на кухне был забит деликатесами.
— Вот это да! — Тит плотоядно причмокнул.
Утолив голод, Тит принялся обзванивать друзей. Дозвонился только до Германа.
Тит рассчитывал поговорить подольше и начал жаловаться на триппер. Колосовский перебил его.
— Тит, голубчик, — скороговоркой залаял он, — совершенно нет времени. Но в самом ближайшем будущем у меня свободного времени будет больше, чем нужно. На днях позвоню…
И повесил трубку.
Тут же раздался звонок. Тит услышал низкий женский голос.
— Говорит Рогнеда. Здравствуйте.
— Ну, здравствуйте… — Тит прижал трубку к уху, снял трусы и подошел к зеркалу. — Здравствуйте, несравненная вы моя.
— Тит Фомич, у вас не пропало желание побродить с ружьишком по переулкам вашего детства?
Тит долго раздумывал, прежде чем ответить.
— Видите ли, дорогуша, меня в настоящий момент… — он посмотрел в зеркало на свой детородный орган. Выглядел тот, на его взгляд, просто отвратительно. — Меня в настоящий момент больше волнует другое. Дело в том, что я… э-э-э…
— Ни слова больше…
Тит, разговаривая, продолжал смотреться в зеркало. На миг ему показалось, что он разговаривает с самим собой. Он помотал головой.
— Что вы сказали, дорогуша?
— Я еще ничего не сказала, но могу сказать. Я вам помогу…
Как эта дура может ему помочь? Заниматься с ней любовными играми ему нельзя. И потом, Рогнеда страшна, как тысяча чертей. Правда, фигура у нее потрясающая! Ах, если бы с конца не текло!.. Чертов старина Гарри, будь он проклят вместе со своими грошовыми шлюхами!
— Как вы собираетесь мне помогать? И когда?
— Ну, скажем, четверг у вас не занят?
— А какой сегодня день?
— Четверг. Четверг, двадцать пятое августа…
— Ничего не понимаю…
— Я бы могла заехать. Всё необходимое у меня всегда при себе…
— Не сомневаюсь, душечка… — рассеянно сказал Тит, не в силах оторваться от своего зеркального изображения.
— Что вы хотите этим сказать? — рассердилась Рогнеда.
— Простите, я отвлекся! — спохватился Тит. — Диктую адрес…
— Это лишнее. Ждите…
Раздались короткие гудки.
Тит пожал плечами и положил трубку.
Как это он так быстро согласился? Рогнеда, будь она неладна… Что ей от меня нужно? Приедет и все деликатесы из холодильника схрумкает, эти шлюхи вечно голодны. Он опять пожал плечами. Экий я стал податливый… Переодеваться или не переодеваться? Вот вопрос… Останусь-ка я, пожалуй, в халате. Думаю, Рогнеда это как-нибудь переживет…
Примерно через полчаса раздался звонок в дверь.
Тит неторопливо пошел открывать.
Открыл и тут же пожалел, что не переоделся.
Рогнеда приехала не одна. Рядом с ней стояла девушка необычайной красоты. Тит узнал Марту. Обе девушки, улыбаясь, смотрели на Тита. А тут он оплошал. Оплошал и засуетился. Забегал вокруг девушек, помог снять куртки, закудахтал как курица. Наконец, провел барышень в гостиную, усадил и улетел в спальню, где моментально переоделся в белые брюки, белую рубашку и легкий пуловер.
Помчался на кухню, выгреб из холодильника все, что там было, и, светски пританцовывая, с подносом впорхнул в гостиную.
И тут Тит стал свидетелем чуда. Количество гостей в комнате, пока он хозяйничал на кухне, удвоилось.
В креслах расположились и, видимо, чувствовали себя совершенно свободно двое молодых людей лет тридцати, один с бородой, другой — без. Тит некоторое время молча взирал на гостей, пытаясь осмыслить происшедшее.
Молодые люди встали.
— Клод Леви-Стросс, — вежливо представился первый.
— Карлос Кастанеда, — не менее вежливо представился второй, — можно просто Карл.
Тит разлил вино по бокалам.
Спустя мгновение произошло второе чудо. Огромные напольные часы, купленные Титом в 1961 году на первый гонорар, отличавшиеся поразительной точностью хода, остановились. Раздался звон лопнувшей пружины, и обе стрелки застыли на цифре двенадцать. Как часы Шнейерсона в его знаменитой гостиной.
— С Новым годом! — произнесла Марта, вставая.