— Прости, — в его глазах действительно мелькнула тень раскаяния, или ей показалось? — Я понимаю, как тебе тяжело, и мне тоже трудно, но мы должны быть сильнее обстоятельств.
Неожиданно для самой себя Тера всхлипнула и тут же стиснула зубы и чуть прикрыла глаза, стараясь прийти в чувство. Нет, она больше не собирается плакать при своем муже! Один раз уже разрыдалась у него на груди — этого более чем достаточно! Чародейка почувствовала движение перед собой и, открыв глаза, увидела Дорнана совсем близко. Но, когда он протянул ей руку, лишь раздраженно дернула плечом и сама поднялась с трона, несмотря на то, что церемониальный плащ казался еще тяжелее, чем несколько часов назад, когда она в него облачилась. Нечего демонстрировать свою слабость — это уж точно никому и ничем не поможет! В конце концов, она придворный маг, да еще и дочь Орвина Морна, ухитрившаяся выжить после того, что сотворил ее отец, а не какая‑нибудь трепетная и нервная девица — вчерашняя фрейлина, только и мечтающая упасть в обморок или не к месту разразиться судорожными слезами!
— Сильнее обстоятельств, — глубоко вздохнув, повторила она, осторожно делая шаг в сторону, чтобы обойти мужа. — Разумеется. Это я должна извиниться перед тобой: чуть не сорвала прием, да еще и оправдание придумала глупое! Весьма неподходящее поведение для королевы, как мне кажется! Должно быть…
— Хватит! — слово упало резко и отрывисто, заставив Ильтеру судорожно сглотнуть и приготовленные реплики, и накатившую обиду.
Она подняла взгляд на мужа. Дорнан казался спокойным, но в глубине его ярких глаз, похожих на две прозрачные льдинки, плескалось что‑то странное. В следующий миг он снова оказался рядом с ней и молча обнял Теру, крепко прижав ее к себе. Задохнувшись от неожиданности, она вздрогнула и в первое мгновение едва не оттолкнула его, но, похоже, это не возымело бы никакого эффекта — чародейка словно очутилась в стальных тисках. А потом теплая ладонь Дорнана осторожно погладила ее затылок, и девушка поняла, что все‑таки плачет. Рыдает, уткнувшись лицом в широкую мужскую грудь, пока король Эрнодара бормочет ей на ухо что‑то невнятное и успокаивающее, почти нежно проводя рукой по волосам, заботливо уложенным служанками в сложную пирамиду…
Ильтера не знала, сколько они так простояли, пока поток ее слез не иссяк. Она оплакивала не только Коттара, погибшего прошлой ночью, но все, что когда‑то имела и потеряла: неизвестную мать, умершую родами; бабушку, оставившую ее выживать в лесу; Майрита ан’Койра, ставшего для нее не просто другом, но почти отцом; свою свободу, оставленную ради навязанного брака, возможность поступать так, как хочется, и прежнюю жизнь, казавшуюся такой легкой по сравнению с нынешней. Ильтера Морн крайне редко позволяла себе плакать, торопясь выживать, но неожиданно обрушившиеся на нее испытания, горечь потерь и обиды сегодня оказались слишком тяжелыми, чтобы перенести их с улыбкой на лице. В прошлый раз причиной ее слез стал страх, сменившийся облегчением, теперь — боль потери, показавшаяся неожиданно острой, потому что впервые с момента смерти Майрита она почувствовала себя в безопасности в стальных объятиях собственного мужа.
Король оказался терпелив и достойно перенес долгие рыдания у себя на груди, как, впрочем, и в прошлый раз. Когда Тера, всхлипнув, отстранилась, он так же спокойно отпустил ее, как будто ничего и не случилось. Достав из‑за рукава носовой платок, она отвернулась и принялась вытирать глаза, испытывая одновременно стыд и облегчение. Вытянувшиеся неподалеку гвардейцы старательно таращились в противоположную стену, делая вид, что внезапно оглохли и ослепли, причем особенно в этом преуспел капитан Дигс. Можно было и не сомневаться, что вечером он на всякий случай проведет со своими подчиненными беседу о том, что все происходящее между королем и королевой должно оставаться навсегда в строжайшей тайне.
Дорнан ан’Койр стоял у Теры за плечом и, кажется, не собирался двигаться с места. Осторожно промокнув чистым платком глаза, чародейка повернулась к нему, почти готовая вызовом ответить на любую насмешку.
— Ну, и до чего же додумалась моя умная жена, пока старый зануда Айес пытался изобрести какой‑нибудь особенно изощренный способ заставить меня отказаться от куска приграничной земли? — тепло улыбнувшись, поинтересовался Дорнан. — Он, кстати, специально заготовил приветственную речь подлиннее или всегда так много говорит? Если последнее, то, кажется, мне тоже нужно научиться уходить в собственные мысли во время чужого бормотания, при этом выглядя сосредоточенным и внимательным.
— Всегда, — подтвердила Ильтера и неожиданно для себя хихикнула. — Майрит говорил, что Айеса надо бы приставлять к малолетним детям, потому что от его речей неизменно клонит в сон.
— Это было бы, пожалуй, наилучшим решением. Хорошенькое мне досталось наследство! — прокомментировал Дорнан. — Может, направить через нашего посла равианскому королю требование заменить посла на какого‑нибудь более… м — м-м… приятного в общении человека?
— Как бы хуже не стало! — озабоченно заметила чародейка. — Во всяком случае, я не припомню, чтобы хоть кто‑то из равианцев был приятен в общении.
— Ну, раз ты так считаешь, то не будем искушать судьбу, — покорно согласился король. — И все‑таки, о чем ты думала?
Вздохнув, Ильтера кратко рассказала ему о том, что Коттар накануне получил письмо, которое собирался показать ей (и, наверняка, Дорнану тоже) и распорядился отнести на стол в ее кабинет. Но послание, к сожалению, не дождалось королевы — кто‑то его сжег, причем скорее всего опять же магическим способом, поскольку стол под бумагой огонь не затронул. Пересказывая все это, она ловила себя на том, что ситуация нравится ей все меньше и меньше. Какой‑то незнакомый маг, прямо у нее под боком проворачивающий свои гнусные делишки, — как такое вообще возможно?!
— Так письмо уничтожено? — переспросил Дорнан, мрачнея. — И ты думаешь, что оно могло стать поводом для гибели Коттара?
— Я уже не знаю, что и думать, — призналась девушка. — Все как‑то накладывается одно на другое: и прошлая ночь, — она покосилась в сторону гвардейцев и Дигса, явно прислушивающегося к разговору, и не стала уточнять, что имеет в виду, — и неожиданная гибель Коттара, и это письмо. Я уже не знаю, что с чем связано и к чему относится.
Мортон Дигс снова громко кашлянул, и король, слушавший жену, повернулся к нему с плохо скрытым раздражением.
— Капитан Дигс, если ты болен, то можешь обратиться к… ее величеству, она большая мастерица по части травяных отваров для лечения простуды, — хмуро посоветовал он. — Ты так ужасно кашляешь, что у меня прямо сердце разрывается!