— Доброго здоровья вашему величеству и ее величеству! — заскрипел, едва оказавшись напротив Дорнана, высоченный, худой и чрезвычайно мрачный посол. — Государь Равианы счастлив, что может с моей помощью приветствовать собрата своего из Эрнодара!
— Мы с супругой также желаем собрату нашему здравствовать и править своей страной долгие годы, — вежливо ответил Дорнан. — Господин Айес, я рад приветствовать также и тебя и надеюсь, что наше союзничество будет не менее плодотворно, нежели твой государь находил его с Майритом ан’Койром.
Мейгона ощутимо перекосило, и Ильтера с трудом сдержала смешок. Его величество милостью небес король Эрнодара с первых же слов ясно дал понять, что не собирается кардинально менять политику своего отца, с помощью пограничных Домов постепенно отжимавшего равианцев все дальше и дальше от спорных территорий. Помимо «принципиального» месторождения, вопрос состоял и в другом. На границе в традициях рожать много детей, не то что в столице. Дома там многочисленны, хотя зачастую и не имеют большого влияния при дворе. Их дело — война и обеспечение безопасности государства, а дело короля — предоставить им побольше земли для детей, зятьев и племянников. Майрит весьма успешно проводил такую политику в течение многих лет, и Дорнан совершенно прав, что не собирается ничего менять в этой области. Сколько бы равианцы ни слали поздравлений и пожеланий доброго здоровья и счастливого многолетнего правления, они не преминут оттяпать драгоценный кусок чужой территории, на которой и так неспокойно.
Айес вздохнул и заговорил, и королева, пару секунд послушав, с чистой совестью задумалась о своем. Мейгон был большим мастером слова и мог болтать часами (Ильтера подозревала, что именно ему остальные послы обязаны свежей традицией не предоставлять гостям стульев на официальных церемониях: Майрит, наверное, надеялся, что стоя равианец будет говорить поменьше, но она не была уверена, что это сработало). С первой же фразы о том, насколько древние традиции союзничества связывают их государства, чародейка поняла, что парой часов, как они с Дорнаном надеялись, представление послов не обойдется.
Неизвестно, знал ли Айес о том, что случилось ночью во дворце (у Теры теперь не было возможности оказаться в курсе столичных слухов), но по тому, что почетный караул гвардейцев возглавлял не Коттар Лонк, а доселе почти никому не известный Мортон Дигс, щеголявший свежими капитанскими нашивками, можно было догадаться, что не все в порядке. Скосив глаза, Ильтера увидела бывшего сержанта, неожиданно получившего высокое и почетное назначение, во главе усиленной стражи, которую он счел необходимым предоставить королю. Дигс выглядел так, словно до сих пор не мог поверить в происходящее, однако со своими обязанностями вполне справился: слегка опешившие от карьерного скачка коллеги гвардейцы тем не менее ему охотно повиновались.
Тера посмотрела на своего мужа, молча слушающего речи равианского посла. Она и не ожидала, что Дорнан так хорошо разбирается в людях. Учитывая, как его милая подруга Даллара докучала Майриту и как он сам заочно ненавидел некую незнакомую девицу Морн, чародейка не могла рассчитывать, что в этом деле король проявит такую сноровку. Если бы у нее спросили, кого можно поставить на место Коттара Лонка, она бы, не задумываясь, назвала имя сержанта Дигса — безупречно преданного и фанатично исполнительного человека, который действительно готов будет отдать за правителя собственную жизнь, если это потребуется, однако не полезет на рожон и трижды просчитает все опасные ситуации, в полной мере выполняя свои обязанности. Нечего и сомневаться, что при нем королевская гвардия будет ходить по струнке! Не то чтобы он действительно мог заменить старого начальника охраны, однако это был единственно верный выбор из имеющихся…
Коттара вообще никто и никогда не заменит. Ильтера почувствовала, как к глазам подступают слезы, и сделала несколько глубоких вдохов — не хватает еще зарыдать прямо в тронном зале! Она слишком устала и вымоталась за ночь, чтобы, когда Дорнан вынул Лонка из петли, сразу осознать потерю. А потом Тера запретила себе чувствовать, отключила эмоции и стала рассуждать — это было необходимо, поскольку, кажется, во дворце кто‑то начал играть и против короля, и против королевы, при этом не заботясь о том, сколько людей погибнет, пока удастся сладить с этой живучей парочкой. Упасть рядом с мертвецом и забиться в истерике, трагически заламывая руки, она всегда успеет. В комнатах стражи не должно было показаться, что новобрачная чета правителей растеряна не меньше прочих — им с Дорнаном приходилось сдерживать себя, хотя Тера не сомневалась, что он переживает так же, как и она.
Вернувшись в королевские апартаменты, она послала вызовы нескольким знакомым лекарям и Джесале Блареру с просьбой отправить во дворец жрецов. Потом на всякий случай известила жриц Элерры, Кверион и Манниари — к стыду своему, она не имела ни малейшего понятия, кого из эрнодарского пантеона больше почитал Коттар Лонк, поэтому решила, что на его погребении нужно будет почтить всех четверых: и Отца — Небо, и трех его дочерей. Через некоторое время Мортон Дигс прислал гвардейца с известием, что трое лекарей констатировали смерть бывшего начальника королевской охраны от прекращения дыхания (как будто и так невозможно понять, по какой причине умер Лонк!), жрецы Отца — Неба забрали тело, чтобы подготовить его к погребению, а жрицы остались помолиться вместе со стражей.
— Родственников у Коттара нет, — сглотнув, произнес Дорнан, отводя глаза. — Хоронить его придется нам.
Ильтера согласно кивнула, чувствуя, как к горлу подкатил комок. Только после того, как лекари объявили о смерти, а жрецы забрали то, что осталось от Коттара Лонка, она неожиданно осознала необратимость происходящего. Даже смерть Майрита не накрыла ее так резко — сорок дней поддерживая жизнь в его обожженном страдающем теле, Тера знала, что не сможет долго сражаться с голосами предков, уже зовущих короля ан’Койра присоединиться к ним за пиршественным столом Отца — Неба. Когда он ушел, она страдала, но не испытала потрясения. Что же касалось Коттара, то тут все было наоборот…
Сколько она помнила свою жизнь при дворе, Лонк всегда казался ее неотъемлемой частью. Первые несколько дней после того, как Майрит ан’Койр спас «лесную девочку» и привез в столицу, она откровенно боялась главы телохранителей, выглядевшего излишне мрачным и суровым. Этот высокий и широкоплечий мужчина, в волосах которого тогда серебрились лишь редкие нити седины, пугал Ильтеру своей молчаливой неприступностью. Однако через две недели она услышала, как капитан Лонк выговаривает какому‑то мальчишке во дворе, что если он услышит в адрес королевской воспитанницы хоть одно бранное слово, то прикажет гвардейцам не только отловить, но и выпороть виновного, а потом еще и отцу его поведает, за что маленький негодяй впал в немилость. После этого Теру Морн ни разу не задевали ни во дворце, ни на улицах Эрнодара. Лишь через много лет она узнала, что во время ее вылазок в город Коттар втихомолку приставлял к ней переодетого в обычную одежду гвардейца, в обязанности которого входило присматривать за девочкой и оберегать ее, если в том возникнет необходимость.