Естественно, что и японцы не сидели, сложа руки и также готовили свои позиции к будущему сражению. Гриппенберг был против лобовой атаки укрепленного японцами фронта. С его точки зрения, значение имела только японская армия, а не деревня Сандепу, через которую он и предлагал начать глубокий фланговый обход противника силами до 7 корпусов. Куропаткин отказывался выделять для операции резервы, а А. В. Каульбарс не хотел поддерживать соседнюю 2-ю армию за счет своей — 3-й. Больше всего, по свидетельству самого Гриппенберга, он боялся, что вместо смелой операции получится бой за первую линию японских окопов, который завершится их отступлением на вторую линию{1836}.
Возражения командующего 2-й армией энергично пресекались. Куропаткин по свидетельству начальника штаба Гриппенберга ген-л. Н. В. Рузского, «…никаких советов ни у кого не спрашивал, а почти все время говорил сам. Цель его поведения была ясна: заставить ген. Гриппенберга под влиянием лившихся из уст генерала Куропаткина лекций и при поддержке остальных присутствовавших, согласиться на наступление согласно плана, предложенного Куропаткиным»{1837}. Это подтверждается дневником Н. П. Линевича, который 31 декабря 1904 г.(12 января 1905 г.) так описал совещание у Куропаткина, в котором участвовали все командующие армиями с начальниками штабов, и начальник штаба Главнокомандующего: «Гриппенберг начал было свою речь с того, что в лоб ныне атаковать нельзя, потому что японцы отобьют атаку, что у японцев, кроме окопов, портов и опорных пунктов, везде проволочные заграждения в несколько рядов, волчьи ямы, фугасы и проч., и что следовало бы сделать дальний обход. Но Куропаткин не дал ему договорить, объявив, что необходимо начать атаку с фланга, и указал на Сандепу. Каульбарс то же самое начал было говорить о невозможности атаки с фланга в лоб; у меня же (т. е. у командующего 1-й армией. — А.О.) и не спрашивали [мнения]»{1838}. Совещания следовали одно за другим.
Присутствуя в качестве исполняющего должность начальника штаба на подобных совещаниях ген.-м. М. В. Алексеев убедился, что веры в успех у руководителей будущей операции нет. 5(18) января 1905 г. он пишет: «Идеи, положенные в основу предстоящих действий, лично мне не симпатичны и от них нельзя ожидать широкого успеха. Размениваемся на мелкую монету, задаемся целями крошечными, мизерными, будем гордиться взятием деревни»{1839}. В тот же день Линевич, посетивший Гриппенберга и Каульбарса, отметил в своем дневнике: «Оба вздыхали о предстоящем тяжелом переходе в наступление; особенно этого побаивается Гриппенберг, не надеясь на удачу»{1840}. Слухи о том, что скоро начнется наступление, быстро распространились по армии. В отличие от генералитета солдаты и офицеры с надежой смотрели в будущее — все заметно оживились{1841}.
Штабы накануне наступления никак не могли начать организованную работу. Сделать это было непросто даже в масштабе одной армии. Куропаткин, не доверяя Гриппенбергу, начал обращаться через голову командующего армией, обращаться к начальнику его штаба. «Рузский, — вспоминал сотрудник штаба 2-й армии полк. Ф. П. Рерберг, — сразу ему поддался, потерял всякое гражданское мужество и импульс, и начал работу (а с ним и его штаб) — на двух «богов»: на Куропаткина и Гриппенберга. Он оказался между двух огней, был в ужасном состоянии, но не решился выйти из этого положения»{1842}. Положение было действительно сложным, так как в армии создавалась система двоевластия, и взаимоисключающие приказы следовали один за другим.
А Главнокомандующий в это время находил время на смотры прибывших частей. 5(18) января в Мукден прибыл 98-й Юрьевский пехотный полк. В составе XVI Армейского корпуса он был выделен Куропаткиным в резерв. 9(22) января генерал лично на белом коне явился на полковой смотр. «Поздоровавшись с полком, — вспоминал один из офицеров, — он его объехал, говоря, что армия рада прибытию дорогих гостей, что иначе, как побив японцев нечего и думать о возвращении домой и что отступления больше не будет. Затем, собрав всех офицеров, генерал Куропаткин объяснял им, как следует вести наступление, обращал внимание на важное значение самоокапывания и закончил заявлением, что отступления не будет и что мы скоро побьем японцев»{1843}. В эти дни готовились к наступлению, но нерешительно и неудачно. Слабым звеном прежде всего было управление. Штаб I Сводно-Стрелкового корпуса, который должен был принимать участие в операции, был сформирован за четыре дня до начала наступления и только приступал к нормальной работе{1844}.
10(23) января 1905 года в Мукден прибыл начальник штаба 3-й армии ген.-л. Ф. В. Мартсон. С ним приехало 19 офицеров, а вскоре еще 3, но основные потребности полевого управления армии в кадрах были удовлетворены только к 1(13) февраля. Генерал-квартирмейстерская часть получила с 8(21) января четырех подполковников{1845}. Однако штаб не смог сразу начать работу в нормальном режиме{1846}. Отношения между Мартсоном и Алексеевым были далеки от идеала, но генералы не демонстрировали их. Во-всяком случае, с приездом начальника штаба генерал-квартирмейстер смог сосредоточиться исключительно на своей, то есть на оперативной, работе. Однако для того, чтобы эта работа смогла стать эффективной, нужно было время — Алексеев срочно отправил прибывших для знакомства с войсками и местностью. Его очень беспокоила сложившаяся ситуация: «Неладно лишь то, что вся эта публика съехалась накануне важных дней, в ход которых они должны будут вступить с малым знакомством»{1847}.
Наступление армии началось всего через два дня после того, как были написаны эти слова. «Ни одно из всех предшествовавших сражений в эту войну, — отмечал Теттау, — не показало с такой ужасающей ясностью полнейшую несостоятельность русского командования, как сражение под Сандепу. Огромная армия в 100 000 человек оказывается бессильной побороть сопротивление нескольких эскадронов и пять дней стоит прикованной к какой-то несчастной деревне только потому, что в командовании этой массой не было достаточной решительности, чтобы поставить себе надлежащую цель и направить все силы для достижения этой цели»{1848}. Можно сказать, что Теттау был не совсем прав — русское командование в самый важный, начальный период наступления или отсутствовало, или действовало как в тумане, слабо представляя себе даже район действий. «Управление войсками и техника штабной службы на всей иерархической лестнице штабов, — считал полк. Новицкий, — были поставлены неудовлетворительно: все начальники хотели командовать войсками, а не управлять ими, потому что, непривыкшие к управлению и в мирное время, совершенно не умели пользоваться услугами штабов»{1849}.
Более того, работу штабов старались заменить личным руководством. Постоянное вмешательство Куропаткина в распоряжения командующего 2-й армией буквально парализовало управление ею. Как отмечал один из сотрудников Гриппенберга: «Штаб Главнокомандующего связывал нашу деятельность по рукам и ногам»{1850}. О взаимодействии войск в этой ситуации говорить и не приходилось. «Хуже то, — писал 14(27) января Алексеев, — что нет той стройности, строгой последовательности во всех распоряжениях, без чего воевать более чем трудно. 12 января меня посылали верст за 20 к Гриппенбергу, который высказал, что до взятия сел. Сандепу атак на деревни, прилегающие к позиции нашей армии не будет»{1851}.
12(25) января 1905 г. началось наступление, на позициях стоял сильный туман, потом резко похолодало, шел снег с сильным ветром — наблюдение было затруднено. I Сибирский корпус генерала Штакельберга начал наступление. Под Ляояном корпус понес большие потери, но благодаря своему энергичному командиру он стал одним из самых надежных в армии. Штакельберг был «слабого здоровья, но железной воли и энергии»{1852}. Наступление корпуса развивалось успешно, но медленно. Из 120 батальонов, 92 эскадронов и 436 орудий Гриппенберга в бой было введено 40 батальонов, 14 сотен, 140 орудий, то есть около 30 %, на следующий день количество задействованных сил возросло до 64 батальонов, 4 сотен, 220 орудий, то есть до 50 %. Остальные войска практически полностью бездействовали{1853}. «Сказать, что 12 января вторая армия перешла в наступление, — не без оснований отмечал полк. Рерберг, — будет ошибка: 12 января развернулся и перешел в наступление только I Восточно-Сибирский стрелковый корпус барона Штакельберга»{1854}. Впрочем, и этих сил было достаточно для значительного перевеса над японцами, но они вводились в бой частями, без должной координации.