объемах и тем более за его перепроизводство он получал премии. За отправку остатков металла на переплавку в качестве лома тоже получал. Однако если новая технология позволяла существенно экономить металл, завод лишался этих премий от государства и не факт, что что-либо получал взамен[817]. Одновременно по другой линии плановые органы требовали эффективности и рационализации, которая в каких-то случаях и была возможна, но ее (реальную) крайне сложно было планировать. Поэтому предприятия и учреждения проводили массу «показушных» мероприятий по рационализации и предъявляли проверяющим абсурдные образцы «рационализаторских предложений».
Все эти «коррекции» запланированного и даже радикальные перемены в планах согласно воле («волюнтаризму») политического руководства приводили к реальному хаосу, превышающему тот, который, как подразумевается, существовал в «капиталистической экономике». На «Западе» экономическое взаимодействие обеспечивала система временных договоров, обеспеченных репутацией и финансовыми обязательствами компаньонов, исполнение которых контролировалось действующей и независимой судебной системой. В советской «плановой экономике», с одной стороны, существовала система постоянных выстроенных производственных «цепочек», каждый агент в которых был связан с другим указанием «директивного органа», а с другой стороны, наличествовали широкие возможности директивного перераспределения ресурсов, задействованных в этой цепочке, причем приказ о перераспределении ресурсов или новых заданиях одного из агентов в цепочке мог поступить в любой момент. Условные 10 тыс. автомобилей по велению высшего чиновника могли появиться на уборке урожая в одном из регионов и «спасти ситуацию»[818]. А могли не появиться и обеспечить выполнение и перевыполнение планов в двух-трех других регионах. Распределение дефицитной продукции и ресурсов становилось делом администраторов различного уровня, которым нередко по долгу службы и не полагалось это делать, но они обладали политическим ресурсом для своего «волюнтаризма».
При этом на каждом предприятии был свой юрист или даже юридический отдел, предприятия обращались в арбитражные суды по поводу неисполнения договоров и получали компенсации или штрафы. Но все это носило вторичный и подчиненный характер по отношению к решениям плановых и директивных (партийных) органов и министерств. Разумеется, в таких условиях сложно было ожидать «ритмичной», то есть запланированной, реализации «планов», поскольку каждое из звеньев цепочки в любой момент могло оказаться без необходимых ресурсов, которые должны были поставить смежники, но которые были перенаправлены на решение других, более срочных задач. В такой ситуации самой выгодной и рациональной стратегией «агента» было сообщать неверную и выгодную себе информацию о своем состоянии «плановым органам», чтобы возложенная на него нагрузка была меньше (или, наоборот, больше, если было необходимо получить дополнительные ресурсы)[819]. В то же время резервы и ресурсы необходимо было накапливать побольше для возможной быстрой реализации срочных распоряжений, как это было с упоминавшимся выше требованием секретаря ЦК КПСС к предприятию — немедленно сделать тысячу незапланированных и не стоящих в списке производимой продукции минометов.
Сокрытие и искажение информации, накопление ресурсов в свою очередь не только вели к получению планирующими органами неверной информации для планирования, но и открывали двери для использования накопленных ресурсов не по назначению. Это могло быть и просто решение различных незапланированных проблем агента, например обмен накопленных ресурсов на материалы или механизмы, срочно необходимые для производства или решения социальных проблем сотрудников, и продуманный путь к производству продукции и услуг для второй, или теневой, экономики.
Зримым выражением этого стала система «толкачей», которые занимались от лица экономических агентов поиском необходимых им производственных ресурсов, используя для этого как накопленные ресурсы агентов, так и произведенную ими продукцию. Фактически система «толкачей» во многом подменяла собой систему Госплана и Госснаба и, с одной стороны, приводила к эрозии планового механизма, а с другой — обеспечивала функционирование советской экономики и социальной сферы, компенсируя недостатки системы планирования и государственного администрирования.
В том же ключе в рамках «плановой экономики» существовали и такие важнейшие сферы, как бюджетная, финансовая, ценовая и зарплатная политика. С одной стороны, в каждой из этих сфер имелось профильное ведомство, которое отвечало за проведение научно обоснованной и сбалансированной политики, согласованной с Госпланом СССР. В каждой сфере существовали профильные НИИ, разрабатывающие предложения и обосновывающие решения по данной политике. Однако реально макроэкономические ведомства (Министерство финансов, Госкомцен, Госкомтруд, Государственный банк) реализовали политические приказы со стороны Политбюро и партийного аппарата, решения руководства Совета министров СССР (не всегда согласованные с Политбюро), а также находились под серьезным влиянием различных лоббистов.
В результате резкой политизации таких тем, как цены и зарплаты, в результате постоянных требований политического руководства страны к экономическому об изыскании средств на различные срочные и / или нерациональные цели (как, например, финансирование, в том числе срочное, государств-союзников) бюджетная, ценовая и зарплатные политики в СССР находились в худшем состоянии, чем экономика в целом. Постоянный дисбаланс бюджета, скрытая, но достаточно сильная инфляция, низкие для индустриальной страны зарплаты и абсолютно непрозрачная и «перекошенная» ценовая политика, нередкая нехватка наличных средств для выплат населению, тяжелая зависимость финансовой системы от поступления средств за реализацию алкогольной продукции представляли собой сумму постоянных и серьезных проблем. Требовался набор опытных и квалифицированных чиновников, знающих, «как это работает», и обладающих достаточными полномочиями, чтобы решать эти проблемы по мере возникновения. Необходима была и стабильная работа институтов, чтобы проводить их решения в жизнь. Любые реформы институтов или серьезная перетряска кадров потенциально влекли за собой большие и трудно просчитываемые проблемы, что хорошо понимали люди в руководстве страны по своему прошлому (до 1965 года) опыту.
Вместе с тем неэффективность плановой экономики и серьезные проблемы в финансово-бюджетной и ценовой политике, отсутствие валютных резервов и открытого обмена рубля на иностранные валюты вели к серьезным проблемам в обеспечении продовольствием и товарами широкого потребления. Некоторые товары (например, хлеб и другие изделия из муки, бакалея, транспортные услуги) стоили слишком дешево за счет прямого и косвенного государственного субсидирования. Другие (прежде всего высокотехнологичные товары, такие как автомобили и радиотехника, а также одежда и обувь), наоборот, стоили слишком дорого за счет закладываемой государством высокой маржи на прибыль. Многие советские люди, получавшие низкую зарплату, просто не могли позволить себе их покупку, что сдерживало рост соответствующих сегментов экономики.
Но, главное, слишком дешевые товары, не окупавшие стоимости производства, приобретались населением в количествах, превышавших реальные и рациональные потребности. Отсюда памятные старшему поколению годами лежащие дома без дела «штуки» материи, многолетние запасы соли, спичек и сахара. Это создавало дефицит товаров и исчезновение многих из них из продажи, а также отрицательно действовало на производителей, никак не заинтересованных работать себе в убыток, а потому отказывавшихся под разными предлогами развивать нерентабельное производство.
Другой серьезной проблемой в финансовой сфере, прямо отражавшейся и на потребительском рынке, стало введение