Потребность, новая, незнакомая и всепоглощающая, овладела мной.
Затем он сел, выпрямился. Мир замер на одно долгое мгновение, в тишине, за исключением тихого потрескивания фитилей фонарей. Я почувствовала, как его взгляд прошелся по моему телу, медленно, словно впитывая каждый дюйм. Почувствовала, а не увидела, потому что отвернула лицо, стесняясь по непонятным причинам.
Мое тело всегда было одним из моих самых ценных товаров, и я использовала его по назначению. Меня никогда не беспокоило, что на меня смотрят.
Но опять же, Макс не просто смотрел на меня. Он никогда не смотрел. Он смотрел на меня, обнаженную, как никогда раньше. Никаких просчитанных танцевальных шагов. Никаких костюмов. Никакой ложной уверенности.
— Хотел бы я лучше владеть словами, — пробормотал он. И когда я наконец-то смогла заставить себя повернуться к нему, его взгляд вцепился в мою грудь и сжал ее — это лицо, взгляд, который встретил меня с такой обнаженной, сырой честностью.
Я была влюблена в него.
Эта мысль пронеслась у меня в голове, простая и непоколебимая. Неоспоримо верная, хотя я не могла заставить себя сказать это. Даже если, возможно, в конце концов, я не смогла бы удержать его.
— Они тебе не нужны, — прошептала я в ответ. Истина, которую мы оба понимали как факт. Особенно когда я посмотрела на него и увидела, как мое молчаливое признание отразилось в моем взгляде.
Мои пальцы пробежались по бокам Макса, остановились на узких, мускулистых бедрах и пробежались по поясу его брюк. Расстегиваю пуговицы. Он издал самый прекрасный звук, который я когда-либо слышала, — тяжелый выдох, протянувший ко мне свои когти с намеком на стон.
Одно это движение разорвало нить напряжения, и мы снова навалились друг на друга. Я пробовала на вкус каждый его дюйм, каждый участок кожи и наслаждалась тем, как он разворачивался, когда я спускалась по его груди, по шнурам живота, все ниже и ниже, пока он не схватил меня за плечи и не притянул обратно к своему лицу.
— Не сейчас, — пробормотал он, и его слова заглушил нетерпеливый поцелуй, когда он перевернул меня под собой.
Я едва успела подготовиться, как кончики его пальцев скользнули между нами. Скользнули в меня. Моя спина выгнулась дугой. Мир стал белым.
Боги внизу.
— Не сейчас, — прошептала я, и его руки не остановились, пока его дыхание с усмешкой разворачивалось у моего рта.
— Может быть, я хочу не торопиться с тобой.
— Как и ты. — мне пришлось очень, очень сильно сосредоточиться, чтобы сформировать каждое слово. — Тебе всегда требуется так много времени, чтобы сделать что-то.
У меня перехватило дыхание. Я услышала улыбку в его голосе, когда он ответил:
— А ты всегда такая требовательная.
Требовательная!
Я провела ногтями по его руке, сдвигая бедра ниже. А потом я наконец-то обхватила его ногами — наконец-то почувствовала, как он упирается в мой вход. Я отстранилась от него настолько, чтобы встретиться с его взглядом.
— Я выиграла, — прошептала я.
— Мое эго никогда не оправится.
Улыбка померкла, и он откинул спутанные волосы с моего лица.
— Ты уверена?
Я больше ни в чем не была уверена, кроме этого.
Мои зубы коснулись его уха, когда я ответила:
— Да.
Он подарил мне один долгий, страстный поцелуй и толкнулся в меня.
И весь мой мир разворачивался, расширялся, сужался. Моя спина выгнулась дугой. Осознание было ограничено только этим. Местами, где мы были соединены. Там, где он был внутри меня, да, но также каждый дюйм, где мои руки обхватывали его, мои ноги, наши животы. На мгновение он замер так, прижавшись ко мне, и я почувствовала, как он дрожит. Наши губы прижались друг к другу, обмениваясь неровным дыханием.
Ничто — ничто — никогда не могло чувствовать себя так хорошо. Так хорошо.
Я издала легкий стон и провела ногтями по его спине.
И что-то в этом сломало какую-то невидимую нить напряжения.
Он отстранился, затем снова погрузился в меня. Я встречала каждый удар, мои бедра двигались навстречу его бедрам. Наши тела спрашивали и отвечали, уступали друг другу, двигались с беспрепятственной интуицией.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Вместе мы горели.
Я перекатилась через него, прижалась к его груди, а он прижался ко мне, словно все еще не мог решить, к какой части меня он хочет прикоснуться больше всего, попробовать на вкус. Он выбрал все: мои губы, мою шею, мою грудь, его руки, бегущие вверх и вниз по моей спине, мои ноги, растущий жар там, где мы были соединены.
Мои бедра сжались вокруг его бедер, как будто я могла втянуть его глубже. Я чувствовала, как нарастает, рвется к дикому краю, и впервые в жизни я наслаждалась этим полным отсутствием контроля, бросалась в него. И я знала, что он тоже, потому что его движения стали быстрее, а толчки — более дикими. Он сел так, чтобы притянуть меня к себе, и я потеряла всякую способность к словам, к мыслям, к чему-либо, кроме инстинкта.
Может быть, я произнесла его имя — прошептала его, или застонала, или выкрикнула. Я не знаю, потому что конец уничтожил меня, наслаждение было настолько сильным, что я разбилась вдребезги.
И он последовал за мной по краю обрыва, его пальцы были в моих волосах, его губы издавали стон на моей шее. Его рука схватила мою и сжала, пальцы переплелись, как и наши тела. Он сжимал меня так, будто никогда не отпустит.
И он не отпустил. Даже когда волна обрушилась на нас, когда наслаждение перешло в оцепенение и прекрасное спокойствие.
Мы снова упали на одеяла и лежали друг на друге, наше пыхтение замедлилось до чего-то более глубокого и ровного. Макс лениво поднял руку, чтобы приглушить мерцание пламени фонаря. Я прижалась головой к его груди и наблюдала за тем, как костяшки его пальцев обхватывают мои, и наша кожа погружается в прохладную тишину тени.
И все же он не отпустил меня. Не тогда, когда его дыхание стало глубже. Ни когда мое зрение затуманилось. Я никогда не отводила взгляд от этих рук.
Последней мыслью, когда сон завладел мной, было то, что я совсем не возражала бы, если бы навсегда осталась привязанной к его гавани.
ГЛАВА ШЕСТЬДЕСЯТ ТРЕТЬЯ
Макс.
Я оказался в весьма затруднительном положении.
С одной стороны, надо мной лежала красивая обнаженная женщина, ее лицо прижималось к моей шее, а медленное дыхание щекотало кожу, и я чувствовал себя по-настоящему довольным впервые за последние недели — да что там, годы. Было бы так легко свернуться калачиком и погрузиться в манящий покой, цепляясь за чудесную мысль, что она будет рядом, когда я снова открою глаза.
С другой стороны, на мне лежала красивая обнаженная женщина, ее пальцы сновали по моей груди, и никто из нас не знал, что будет с нами на рассвете. Может быть, один из нас или оба не выберемся живыми. А может, нас тут же вернут в Орден, чтобы мы отправились сражаться на следующую войну, как только закончится эта.
Может быть, Решайе крепче вцепится в Тисану и лишит нас возможности побыть вдвоем в будущем — такая перспектива ужасала меня так сильно, что я выбросил ее из головы.
В любом случае, кто знал, сколько времени пройдет, прежде чем мы снова сможем быть вместе? И, возможно, мне нужен был сон, но действительно ли я нуждался в нем больше, чем в ней? Чем я нуждался в том, чтобы проводить каждую возможную секунду внутри нее, или касаться ее, или смотреть на нее, или слушать ее? Я хотел запомнить каждый ее звук, каждое выражение лица, каждую веснушку или родинку, как будто я был картографом, вытатуировавшим ее карту на своей душе. Но еще так много путей, которые нужно проложить.
Конечно, я устал. Но было над чем работать.
Круги Тисаны дрейфовали, превращаясь в ленивые S-образные фигуры на моем животе. Я сдержал судорожный смех. Недостаточно хорошо.
— Какое прекрасное хихиканье, — поддразнила она.
— Если ты узнаешь, что я боюсь щекотки, это будет самой большой ошибкой в моей жизни.