он мог видеть, что ее тело дрожит, мог чувствовать, как ее сила бурлит в ее крови. Он чувствовал запах ее магии, и это был божественный аромат, так непохожий ни на что, что он испытывал. Это была определенно она — теплая смесь ванили, солнечного света и свежего весеннего воздуха. Но она ничего не сказала, и он покачал головой, разочарованный ее неспособностью понять эту ситуацию, ее ценность, ее силу.
— Ты сама себе пленница.
Эти слова сломили ее. Он увидел это в тот момент, когда сорвался последний слог. В ушах у него раздался громкий звон, похожий на крик, и огромные черные лозы пронзили пол, обвившись вокруг его рук и запястий, как путы. Он был потрясен; ее сила ожила, и она была направлена на него.
Она создала жизнь.
После этого она глубоко вздохнула, грудь ее тяжело вздымалась. Он хотел бы похвалить ее, прославить ее, любить ее. Это был ее потенциал, вкус магии внутри нее, но потребовался ее гнев, чтобы высвободить его.
Он проверил путы; они были крепкими и затянулись, когда он потянул, такие же мстительные, как и она в своем гневе. Он встретился с ней взглядом и невесело рассмеялся. Смотреть на нее было все равно что видеть свою смерть, день, который, как он думал, никогда не наступит.
— Что ж, леди Персефона. Похоже, ты выиграла.
ГЛАВА XXX
ШУЛЕР
День спустя Аид стоял перед Танталом с двузубцем в руке. С тех пор как Аид появился в своем кабинете, душа пристально смотрела на него. Он не выказал никакого раскаяния за свое обращение с Персефоной, хотя Аид не был удивлен. После многих лет борьбы с истинным злом он пришел к пониманию того, что не все, кто испытал вечную пытку, изменятся.
Иногда это делало их только хуже.
— Ты хотел, чтобы я почувствовал отчаяние, голод и одиночество, — сказал он, вертя двузубец в руке. — Сказать тебе, что я чувствую в этот самый момент?
Аид направил заостренные концы на душу, один нацелился на его грудину, а другой — на пупок.
— Я чувствую онемение, — прошипел он. — Ты знаешь, что значит чувствовать это, смертный король?
В глазах Тантала появился блеск, а губы дрогнули, когда он начал ухмыляться.
Да, подумал Аид. Улыбнись моей боли. Твоя пытка будет сладкой.
— За последнюю неделю я почувствовал то, чего никогда раньше не чувствовал. Я, вечный бог. Я умолял любовь всей моей жизни остаться. Я изголодался по сну без нее рядом со мной. Я один. Я чувствую то, что ты утверждаешь, Тантал.
Смертный начал смеяться, и это было ужасающее кудахтанье, хриплое и прерывистое.
Аид надавил на двузубец, и заостренные края вонзились в его кожу. Мужчина все еще смеялся, когда начал булькать и кашлять, забрызгивая кровью лицо Аида.
Бог Мертвых и глазом не моргнул.
— Знаешь, откуда я знаю, что ты никогда ничего подобного не чувствовал?
Аид продолжил.
— Потому что ни один мужчина не стал бы смеяться в лицо этой боли, даже ты, ублюдок, которым ты являешься.
Аид всадил двузубец прямо в тело Тантала, и тот застрял в стене позади него.
— Мой господин.
Аид обернулся и увидел Илиаса, стоящего в дверном проеме. Сатир равнодушно взглянул на мертвого смертного, приколотого к стене Аида. Это не было необычным зрелищем ни для одного из них.
— Сизиф прибыл. Он ждет вас в Бриллиантовом люксе.
Это заняло недели, но обещание Аида заключить сделку, наконец, заманило смертного в Невернайт.
— Должен ли я вызвать помощников? — спросил он, снова глядя на Тантала.
Аид нахмурился. Он устроил беспорядок.
— Нет, — сказал он. — Я верну его после того, как он сгниет, и снова буду пытать его.
Аид начал смещаться, когда Илиас снова остановил его.
— Возможно, это тот вид, к которому ты стремишься, — сказал он, — но ты действительно выглядишь так, будто только что кого-то убил.
Аид уставился на свою одежду, забрызганную свежей кровью. Он мог бы оставить это, возможно, это послужило бы предупреждением Сизифу, за исключением того, что Аид знал, что сейчас мало что может напугать смертного. В конце концов, он дважды сбегал от Аида. Бог щелкнул пальцами, восстанавливая свой первозданный вид, прежде чем телепортироваться в Алмазный люкс.
Как и другие люксы, он отличался роскошью. Стены без окон были украшены современным монохромным искусством. Люстра, усыпанная мерцающими кристаллами, висела в центре комнаты, а под ней ряд черных кожаных диванов, стоящих друг напротив друга, мраморная плита, превращенная в стол, разделяла их.
На одном из диванов сидел мужчина. Он выглядел немного грубовато, его борода была далеко не такой аккуратной, костюм не так хорошо сшит, золото, отягощавшее его пальцы, исчезло, а к коже прилип запах рыбы и соли.
В предыдущие недели Аид представлял себе этот момент совсем по-другому. За его желанием увидеть смертного, заключенную в тюрьму в его царстве, стояло больше импульса, потому что ему грозила опасность потерять Персефону. Он чувствовал отчаяние и решимость и рассматривал поимку Сизифа как утверждение своего будущего.
И он догадывался, что в каком-то смысле это все еще было правдой.
Это было его будущее. Он был Богом Мертвых, карателем.
— Скажи мне, смертный, — сказал Аид. Голова Сизифа резко повернулась к нему, и он вскочил на ноги.
— Что убедило тебя прийти?
— Милорд, я не знал, что вы прибыли.
Аид подошел к бару и налил себе выпить. Он повернулся к Сизифу, глаза которого не отрывались от него.
— Ну? — спросил он.
Мужчина издал хриплый смешок.
— Ну, ты предложил бессмертие.
Аид осушил свой бокал и налил еще, больше ничего не сказав.
Он сел напротив Сизифа, который откинулся на подушки. Аид проявил колоду карт. Все карты, использованные здесь, были одинаковыми, черными и золотыми, картинка на обороте изображала Судьбы, прядущие, измеряющие и перерезающие Нить Судьбы.
Это был подходящий образ для этой пары.
Сизиф сидел на краю дивана, расставив колени и свесив руки между ними.
— Блэкджек, — сказал он, перетасовывая карты. Он мог сказать, что звук щелкающих карт заставил смертного занервничать. Его пальцы подергивались.
— Одна игра, Сизиф. Ты уже потратил достаточно моего времени впустую.
— Шансы пятьдесят на пятьдесят, — ответил смертный. — Ты так уверен в себе?
Аид не ответил, раздавая им каждому по две карты. Сизиф потянул их своими пухлыми пальцами, но как только он начал приподнимать край, Аид остановил его.
— Прежде чем ты раскроешь свои карты, — сказал он. — Я хотел бы знать почему.
— Почему, что?
— Почему ты убежал от смерти?
— Ты вряд ли можешь винить меня, когда представилась такая возможность, —