знаю. Вернусь домой, заработаю денег, умру.
У Рэйны просто в голове не укладывалось, как два человека, тоньше всех в этом доме понимающих человеческую природу, два самых одаренных этой самой природой манипулятора, не могут придумать ничего интереснее и важнее, чем увядание под пятой капитализма.
– А, ну еще, может, натрахаюсь вволю, – добавил Каллум, который, видимо, до сих пор обдумывал жизненные цели, – и в какой-то момент утоплюсь в холестерине…
– Прекрати, – велела Рэйна. – Ты меня угнетаешь. А домой тебе нельзя. Никому из нас домой нельзя. Форум про нас знает, и вряд ли они остановятся.
– Что предпримешь ты? – с похожим на искреннее любопытством поинтересовался Каллум. – Не надейся утаить от меня то, что сходишь с ума, – добавил он, махнув рукой в сторону Рэйны. – От тебя веет странным фанатизмом. Этот запах нервирует.
– Я – не фанатик. Я… – она помолчала, подбирая нужное слово, – это просто вдохновение.
– Очень милый синоним безумия, – тут же ответил Каллум. – Но безумие есть безумие…
– Уж лучше с ума сходить, чем бухать, – бросила в ответ Рэйна, и неожиданно наступила пауза.
Рэйна вслушивалась в тиканье часов на каминной полке и думала, что напрасно потеряла большую часть года, пытаясь заставить Каллума слушать ее. Он явно желал смерти – ну и пусть. Видимо, не давая ему поступать по-своему, она лишь тратила время: и свое, и его. Казалось, дом завладел всеми язвами его души, как и телесными изъянами Нико. Особняк выкачивал из них насильно то, что они не пожелали отдать по своей воле. Наказывал за дешевый трюк с исчезновением Либби, и больше всех – наверное, Рэйну: она дала убедить себя, будто за этими стенами что-то в принципе можно изменить.
В ярости, чувствуя себя до странного и унизительно маленькой, она вихрем развернулась и хотела уйти, но Каллум резко встал и ухватил ее за руку.
– Скажу только раз, – предупредил он. – Я – не бездарность. Просто моя сила… – Он отпустил ее и стиснул кулак. – Если я пущу ее в ход, – он постарался выразиться точнее, тщательно подбирая слова, – то результат будет очень непростой. Это не физика, в которой ты воздействуешь на предмет, а он сопротивляется. То, что я делаю, не ограничено рамками сохранения энергии и прочими известными законами. Люди намного сложнее. И гораздо, несравненно более хрупкие.
Рэйна ждала, когда же он перейдет к сути.
– И?
– И ничего. – Каллум покачал головой. – Ты своей цели не достигнешь, но если я в процессе добьюсь небольшого воздаяния…
Рэйна помрачнела.
– Воздаяния кому?
– Твое ли дело? Я же у тебя твой план не выпытываю. – Он присмотрелся к ней. – А ведь мы – существа практичные, верно? Целеустремленные. Нам важен результат. Думай я о тебе иначе – и этого не сказал бы.
Рэйна попыталась найти в себе силы справиться с равнодушием, но ей и правда стало плевать, тогда как собственная большая цель манила, не отпуская.
– Ладно, только на меня не влияй, – предупредила Рэйна Каллума. – Ты не лезешь в мои дела, а я не лезу в твои.
«О-о-о, мама-мама-мама, – зашептал фикус, потянувшись листиками к покрытым изморозью окнам. – Мама – равновесие, мама – король!..»
– Идет, – коротко ответил Каллум. – Еще что-нибудь?
«Да, – подумала Рэйна. – Соберись, тряпка».
Но сказать так – значило предложить помощь, а это уже чересчур.
– Не дай никому себя убить, – вместо этого произнесла она и развернулась к выходу.
Каллум у нее за спиной достал из-под салфетки книгу.
– Мудрый совет. Возможно, даже мудрей, чем ты думаешь.
Рэйна хмуро обернулась.
– В каком это смысле?
– Во-первых, нам же лучше, если Роудс мертва. Когда выясню остальное, дам тебе знать. – Он подмигнул, и Рэйна закатила глаза. – Приятных тебе заблуждений. Наслаждайся, а то больше некому.
По пути к лестнице Рэйну посетило отчетливое чувство, будто она заключила сделку… не с дьяволом, нет. Каллум не настолько плох. Однако если равновесие правит всем, то, возможно, дело в их природах. Она выбрала Каллума потому, что ее существование, ее сила, которой сама она не распоряжалась, требовали его дара. Он – воплощенный антропоцен, она – природа; и вместе они послужат продолжению цикла. Колесо и дальше будет вращаться. В памяти Рэйны зазвучал бабушкин голос: «Рэйна-тян, ты родилась не просто так».
Отлично. К повороту колеса она будет готова.
Париса
С кошмарами Париса была на «ты». Они снились ей всю жизнь: сбивчивые, навеянные чужими мыслями, теми, что она прочла или ощутила в посторонних умах. Однако сейчас, к ее собственному немалому смятению, сны принадлежали только ей. И в них ее неотступно преследовало ощущение паники, рожденное в тот момент, когда она кое-что не учла и совершила ошибку…
– Гидеон?
Она раз за разом переживала один и тот же момент: когда помедлила, а сноходец внезапно собрался, вскочил на ноги и, схватив Далтона, прыгнул с ним в окно башни…
В реальном мире Парису выдернули из головы Далтона, и она рывком очнулась за столом в читальном зале.
Она тогда не сразу сумела различить сон и реальность. Преодолеть зыбкую, муаровую грань между явью и неявью, похожую на барьер между миром живых и юдолью мертвых. В читальном зале было очень светло, или же так только казалось из-за того, что кругом розовыми бутонами разворачивались формы; призраками мелькали мысли и воспоминания – необычайно живые и подвижные, ускоренные вдвое, а то и втрое; меняя очертания, перетекали какие-то фигуры. У Парисы поплыло перед глазами, ее повело, когда она попыталась отыскать источник этой магии.
Это был сам аниматор.
Впрочем, не только комната, наполненная призраками, словно бы существовала в каком-то параллельном временном континууме. Далтон – его живая и ученая версия – корчился от боли, согнувшись пополам и сжимая виски и глаза. При этом он, будто дешевая голограмма, выглядел иначе под разными углами и при ином освещении. Париса, борясь с головокружением, чуть наклонилась вправо и – боже! – увидела, как у него из спины рукоятью вонзенного ножа выглядывает еще один Далтон, воспоминание, медит, которого упрятали в сотворенную кем-то клетку.
Принц Далтон, построивший себе королевство внутри своего же разума.
Париса не знала, как это описать, но лишь один из них был настоящим. Только один Далтон пребывал здесь в физической форме, охваченный сильной болью, тогда как второй напоминал призрака, тень с очертаниями человека. На нее Париса сейчас и смотрела, не в силах оторваться. За этим Далтоном она охотилась сквозь время и сознание, а он вдруг обернулся, устремил на нее взгляд своих призрачных глаз – ее будто пулей пронзило, – и казалось, вот-вот рассмеется, но тут…
– Найди Атласа, – хватая ртом