– добро, ведь человек не может вместить в себя черты одного, полностью исключив второе. Но именно этого Далтон и, вероятно, Атлас не понимали: амбиции Далтона неразрывно связаны с его работой, как связаны грусть Парисы и ее цель в жизни, горечь и радость.
Вот почему так опасно играть с сознанием человека. Ведь никто не сотворен из одних лишь прочных материалов. Люди не боги, хрупкости и несовершенства никто не отменял. Далтон удалил свою тень, которая пугала архивы, однако дело было скорее в голоде, а не в черноте его нравов: оставались еще мальчишеское любопытство и врожденное стремление к росту. Голод Далтона и рисовал карту его путешествия, исполнения судьбы, маршрут, по которому он неизбежно направится, чтобы стать чем-то большим.
Отсечения опасных черт характера и жажды силы было достаточно, чтобы обмануть разум, но не жизнь. Человек никогда не перестанет быть самим собой. Многое из того, что составляет его и составляло, не удалить и не изменить. Человека, если уж на то пошло, не исправишь.
И это – самое сложное в работе с умами и душами, так ведь?
– До следующего раза, – прощаясь с Далтоном, тихонько проговорила Париса и ушла по залитому лунным светом коридору.
Либби
Либби резко проснулась, хватая ртом воздух, и увидела перед собой на столе нетронутую чашку кофе. Да, точно. Она в подвальной аудитории. В ЛАРКМИ.
Все еще во временной ловушке, зато хотя бы знает, где и когда именно.
– Все хорошо? – спросила, обернувшись, Белен. Сама она в это время прихлебывала из своей кружки и изучала карту, где только что начертила пентаграмму, схему силовых линий от Сибири до Месопотамии. Уголок карты слегка отошел, обнажив кусочек дневной лекции Морта на доске (в лекции не было ничего прорывного, но стирать ее не стали: лучше было не злить коллегу своими, «несуразными» исследованиями).
Либби медленно выпрямилась и растерла щеку, на которой от смятой манжеты толстовки остались складки.
– Кажется, странный сон. – Она встряхнулась. – Пустяки.
Очередной тревожный сон: Эзра гонялся за ней по какому-то кукурузному лабиринту – вроде тех, с кривыми зеркалами, которые были в детстве Либби, – а потом внезапно появился Гидеон.
У Либби возникло дежавю, она готова была поклясться, что этот сон с Гидеоном снится ей не первый раз.
Либби потянулась и посмотрела на карту, которую, пока она спала на своих же заметках, составила Белен.
– Прости, я много пропустила?
Белен оторвалась от карты и улыбнулась.
Ее присутствие, как всегда, успокаивало.
Либби много раз спрашивала себя, зачем ей Белен, ведь исследования она вполне может закончить и одна. Однако ей так редко удавалось почувствовать себя по-настоящему спокойно, и именно такие моменты – когда они смеялись над остывшим кофе или просто молча смотрели на карту – дарили ощущение безопасности, тепла и близости, которых Либби не ожидала найти.
– Ты вырубилась минут на двадцать. – Белен запустила руку в темные волосы и зевнула. – Я не обижаюсь, честное слово, но мне скоро уходить, так что…
– Ох, черт, прости. Тебе же на работу? – Одним из многих мест, где подрабатывала Белен, была пекарня неподалеку. Там она брала утреннюю смену.
– Жаль, но нет. Меня всего лишь распнет на кресте профессор Мортимер, если я вовремя не занесу ему список цитируемой литературы.
Говорила Белен жизнерадостно, но при этом не забыла осенить себя крестным знамением; видимо, опасаясь кары за богохульство. Серьги она не сняла; вообще с каждым внеурочным часом в компании Либби Белен постепенно сбрасывала маскировку припевочки, избавляясь раз за разом от кардиганов и нитей пластикового жемчуга. Сегодня у нее в ушах позвякивали серебряные подвесные замочки, задевая плечо косухи из секонд-хенда. Куртка на вид была велика размера на четыре. («Подделка, наверное, – гордо сказала Белен, впервые надев обновку, – но клёво же смотрится? Правда, пахнет, как лечон [34] моей бабушки».)
Либби подавила зевок, пытаясь припомнить, упоминала ли Белен список цитируемой литературы прежде.
– Ты же вроде сдала тот курсач?
– А, это не по учебе. Это Морту, для гранта от Уэссекса, – закатила глаза Белен. – Вот я и вызвалась составить. Я же такой мазохист.
У Либби пересохло во рту, будто она натолкала за щеки ваты. Надо поскорее отоспаться, чтобы не падать больше без чувств на собственные заметки.
– Опять ядерный распад?
– Ну да, да, типа того, – отмахнулась Белен. – Они там оружие массового поражения собирают и всякое такое. Ну, как обычно.
– Постой, что?
– Шучу… Но, может, и нет. Не знаю, зачем еще британской медитской корпорации испытательный полигон посреди пустыни Невада, но… – Белен пожала плечами. – Я стараюсь не обвинять своего факультетского советника в военных преступлениях. Хотя бы из вежливости.
– Я тебя понимаю, – сухо ответила Либби, и Белен широко улыбнулась.
– Ага. – Она пожала плечами, буквально утонув в куртке. – Но, короче, у меня остаток ночи расписан. Если ты, конечно, не хочешь, чтобы я осталась…
– Нет, ты иди. Просто, м-м-м, в Шотландии не проверяла? – спросила Либби утирая уголок рта, в котором еще ощущался вкус черничного маффина, съеденного вместо полноценного ужина. Либби украдкой облизнулась и поморщилась. – Я в самом деле просила проверить Калланиш или это было во сне? – Название само слетело с губ, словно Либби уже упоминала его. Но почему? Она прежде его нигде не слышала.
Белен рассмеялась и, скрипя по линолеуму подошвами черных ботинок, подошла к карте. Воткнула синюю булавку в один из перекрестков силовых линий.
– Видимо, все же во сне. Шотландия? Мы вроде на Азии сосредоточились? – И, не давая Либби ответить, она добавила: – Вот, отметила, но ты его не упоминала.
– Правда? – Либби поднялась и пристально посмотрела на карту. – Да уж, сама не знаю, почему подумала о Калланише.
Белен усмехнулась, взглянув на Либби:
– Во сне привиделось?
– Ха. – Лучше уж такие сны, чем те, в которых Эзра преследует всех, кто ей близок. Например, сжигает Нико. – Видимо, да.
– Знаешь, а мысль-то неплохая. И добраться туда, пожалуй, проще, чем в другие места, о которых мы говорили. – Белен отошла от карты, встав рядом с Либби, которая вдруг ощутила себя такой безликой и нелепой в поддельных кроссовках, простеньких джинсах, с растрепанным и неровным хвостиком волос очень… чересчур каштанового оттенка. Впрочем, Белен это, похоже, не напрягало. Она задела Либби плечом.
Невинное, казалось бы, прикосновение заставило Либби вздрогнуть, побудив в ней какой-то инстинкт. На мгновение ей показалось, что Белен это заметила или что жест, нет, сближение было намеренным, выверенным. Просто Либби не знала, что это могло бы означать.
– Короче, – сказала, резко оборачиваясь, Белен, – я не знаю, как ты собираешься проверять эти места, не посетив