фыркнув. – Так ли невинно помещать такие сведения в архив? Суть не в том, что делаете или чего не делаете вы лично.
– Дай человеку мир – и через час он снова будет голоден, – пробормотал Атлас. – Научи его создавать миры, и окажешь ему добрую услугу [33].
– Даже не знаю, когда вы мне больше нравитесь: когда шутите или нет.
– Эта шутка и правда притянута. – Он поскреб щетину на подбородке, а Париса снова закинула ноги на стол. Атлас посмотрел, посмотрел и, видимо, сдался. – Почему ты не спишь?
– Не надо делать вид, будто не знаете. – «Сказал один телепат другому».
– Хотел из вежливости позволить тебе самой ответить. – Он посмотрел на нее, заведя руки за голову. – Должен признаться: я удивлен. Вот уж не думал, что тебя так волнует мистер Эллери.
– Когда тебя постоянно обвиняют в психопатии, это начинает действовать на нервы, знаете ли, – сухо заметила Париса.
– Я не считаю тебя психопатом, – пожал плечами Атлас. – Чувствовать ты умеешь, это видно, но и романтиком я тебя не назвал бы.
Париса посмотрела в окно, на зияющую бездну темной ночи.
– Он ищет меня, – сказала Париса.
Все повторялось, начинаясь по новой: долгие взгляды, легкие прикосновения.
То и дело он пересекался с ней в коридоре и повторял во сне ее имя.
Париса понимала, что нельзя увиваться за ним, просто в этот раз все было иначе. Изменился вкус отношений. Они будто превратились в кольцо-хамелеон, которое меняет цвета в зависимости от эмоций. Старый Далтон являл собой постоянство, отдающее всепроникающими, привязчивыми нотками дыма, когда до близости рукой подать, но этот, новый, стал просто пиршеством для восприятия телепата. Он ни на час не оставался прежним, меняясь, становясь другим, более сложным. Париса и не знала, какой ее гложет голод, пока не ощутила этого – разницы, новизны, которая разливаясь во рту неведомым прежде вкусом, раскрыла новые грани соблазна.
– Не надо, – предостерег ее Атлас.
Париса обернулась.
– Ну так говорите правду.
– Какую правду? Я все сказал тебе. Его исследования ценны.
– Для кого? Для вас?
Атлас не ответил.
– Что вам от меня было нужно? – спросила тогда Париса. – Вы ведь не нуждались во мне.
– Вообще-то нуждался, – возразил Атлас, тут же поправившись: – Нуждаюсь.
– Но вы ждали от меня благодарностей, так ведь? – Она покачала головой. – Думали, что сможете убедить меня помочь, утешить вас. – Атлас постучал большими пальцами себе по вискам, что отдалось в голове у Парисы как биение собственного сердца. – Вам это противно, да? То, кто вы есть?
– А тебе – нет?
Она долго смотрела ему в глаза.
Потом со вздохом встала.
– Сколько можно себя жалеть? – обронила она, направляясь к двери. – Вы не справляетесь. – Внезапно она ощутила холод и пожалела, что не накинула халат. – А самое главное, у меня нет желания оставаться в этом доме.
– Кто же тебя тут держит? – насмешливо спросил Атлас.
– Вы, – резко ответила Париса. – Вам нужен прихвостень, преданный вашему делу. В Далтоне вы такого нашли, но во мне не найдете.
Атлас склонил голову, молча выражая согласие.
– Я и не думал, что найду. Просто решил, что внутри этих стен ты обретешь нечто большее, нежели могла бы отыскать снаружи.
Подумать только, он правда в это верил.
– Мне было обещано невиданное богатство. – Париса невесело улыбнулась в ответ. – Думаю, исследования все же принесут обильные плоды. «С какой стати мне оставаться? Потому что вы просили?»
– Возможно. «Называйте все своими именами, мисс Камали. Чувство, с которым вы боролись, – это одиночество».
Они замерли, напряженно глядя друг на друга, и Париса пожала плечами.
– Ах, вот очередной мужчина пытается меня спасти. Как утомительно.
Атлас улыбнулся не менее страдальчески:
– Наверное, так и есть.
– Оставьте Далтона себе. «Считайте это прощальным подарком». Вмешиваться не стану.
Атлас склонил голову в знак признательности или благодарности.
– Доброй ночи, мисс Камали.
Париса четко поняла, что так он с ней прощается. На несколько месяцев прежде срока, но тем не менее какой смысл продолжать эту беседу? Они выбрали каждый свою сторону и цели в жизни. Сложили оружие, но снова за него взялись. И Париса считала, что так даже лучше.
Это был не нормальный дом, и чем больше Париса узнавала о его архивах, тем крепче в этом убеждалась. Тут витали призраки, выдавая работу ума высокого порядка, и Атлас был связан с его делами, о которых либо сам не знал, либо просто не говорил. Что бы там архивы ни надеялись получить от Парисы, им этого не достанется, а станут ли они мстить за отказ, Парису пока не волновало.
У выхода из кабинета, в коридоре ее поджидали. Париса уловила присутствие незнакомого разума и замерла. Кто-то легонько взял ее за руку и утянул за собой в тень.
– Его ты не любишь, – прошептал ей на ухо Далтон, касаясь губами щеки. – Но мне, – бормотал он, дыша ей в шею, – все равно, кого ты любишь.
Новизна его личности так знакомо пьянила. Париса прикрыла глаза, и он провел тыльной стороной ладони по ее щеке, по губам.
– Что ты узнала? – спросил он, его новое сочетание, сборка.
Подлинный он.
– Это неизбежно, – покашляв, сказала Париса. – Тяга к полному раскрытию потенциала. Я здесь не останусь и не осталась бы. – Она припомнила лекцию Далтона о доказательстве судьбы, добытом на примере трупа Вивианы Абсалон, медита, чьей специальностью была жизнь. Жизнь, которая и притянула смерть, ведь они обе – две стороны одной медали. Как взлет и спад. Это вечное вращение колеса… Не то чтобы Париса верила в подобные вещи.
И все же нечто в Далтоне постоянно взывало к ней. Возможно, неспроста именно она вытащила его наружу.
Далтон двумя пальцами приподнял ее лицо за подбородок и посмотрел в глаза. Сейчас это были не безумная анимация, фонтанирующая бурной энергией, и не прежний он, чопорный и надменный. Далтон возвращался в свое обычное, промежуточное состояние.
– Если ты ему не скажешь, я тоже буду молчать, – тихо пообещал он, убирая ей за ухо выбившуюся прядку.
Ха. Подумать только, а ведь Атлас думает, будто Париса одинока. Вот почему нельзя считать ее уязвимой или постоянно пытаться найти в ней некий врожденный изъян. Опасно было предполагать, будто в ней есть трещина лишь потому, что ее однажды сломали. А неверно поняв Парису, ее легко недооценить.
Пряча улыбку, она погладила Далтона по щеке. Еще чуть-чуть, и он станет прежним, тем, кто борется с внутренними демонами, которых не в силах сдержать никакая сотворенная Атласом клетка. Впрочем, маска добродетели на его лице тоже не удержится. Не то чтобы одна его версия – чистое зло, а другая