Просили, чтобы он узнал у жены, сколько комнат должно быть в квартире.
После официальной части разговор в академическом кругу продолжился на обеде у Александры Николаевны Клушиной. Или, как все ее называют, у Шуры Клушиной. Она живет в 1-м Спасо-Наливковском переулке в доме 19. Одно время Шура Клушина была женой Куйбышева, члена Политбюро и зампреда Совнаркома. Шура Клушина — одна из влиятельных "кремлевских дам", она близко знакома с руководством страны. Она приехала в Ленинград и встретилась с Капицей в ноябре 1934 года, когда он жил в гигантской коммуналке на Каменноостровском проспекте. Потом его переименуют в Кировский. Но в этот момент Киров еще жив. Его убьют через две недели. Кроме кошмарных, но обычных для Ленинграда жилищных условий, Капица мучается от постоянной слежки. За ним ходят два сотрудника НКВД или сидят в доме на лестнице на ящиках. Кое-кто из знакомых перестал приходить в гости. Некоторые рвали письма, полученные ранее от Капицы, еще из Кембриджа. Появившаяся Шура Клушина повела Капицу и его друга Семенова в оперу на "Кармен". Два дня они гуляли на Стрелке, вечером были в ресторане гостиницы "Европейская". Капица пишет жене: "Шура много рассказывала о современной жизни, которую она хорошо знает. Кроме того, она передала мне от Межлаука, что я зря хочу заниматься биофизикой и что он не понимает, почему нельзя заниматься тем же, чем и в Кембридже. Шура звала в Москву, предлагала остановиться у себя, я, конечно, отказался". В Москве, когда Капица приехал на заседание Академии, Шура ненавязчиво знакомила с нужными людьми и ходила вместе с Петром Леонидовичем в Парк культуры кататься на коньках. Если считать, что согласие Петра Леонидовича Капицы на работу в СССР в определенной мере заслуга Шуры Клушиной, то именно ей многим обязана советская наука. А академики Ландау и Фок обязаны даже жизнью. Потому что, не уговори Шура Клушина Петра Леонидовича Капицу, он никогда не смог бы их спасти.
Что касается академика Павлова, то ему объяснили, что Капице нецелесообразно заниматься биофизикой у него в лаборатории. Академик Павлов понял. А в декабре 1934 года он написал письмо правительству СССР о ситуации в стране: "Вы напрасно верите в мировую революцию. Вы сеете по культурному миру не революцию, а с огромным успехом фашизм. До вашей революции фашизма не было. Разве это не видно всякому зрячему?"
Академик Павлов давно жил и работал в СССР. И опыт подсказывал ему, что для него общение с властью напрямую наиболее безопасно. Незадолго до кончины Павлов сказал Капице: "Я умру — вы будете им писать".
В науке понятие "команда" отсутствует. В стране повсеместно, в том числе и в науке, господствует принцип единоначалия. Руководитель учреждения назначается, ему даются широкие полномочия. Он несет персональную ответственность за результат. Но он не имеет права подбирать себе ближайших сотрудников. Они все — номенклатурные назначенцы и подотчетны высшей инстанции. Создание "команды" единомышленников, в особенности среди членов партии, расценивается как преступление и тянет за собой обвинение во фракционности.
Капица, вслед за Павловым, очень быстро понимает, что в существующей системе целесообразен контакт лишь с самым высшим руководством — с председателем правительства Молотовым и, главное, со Сталиным. Именно на такой контакт и пошел Капица. Первое письмо Сталину Капица пишет в гостинице "Метрополь" в номере 485 в 1936 году:
"Я искренне боюсь, я уверен, что, кроме вас, никто не может повлиять на создавшееся положение.
Более года назад меня здесь неожиданно задержали, прервали мою научную работу, потом стали со мной обращаться очень скверно.
Меня, по-видимому, заподозрили в чем-то нехорошем, но не говорили в чем. За мной ходят агенты, даже раз послали обнюхивать меня собаку, видно, боялись, что я сбегу. Товарищи ученые относятся ко мне с опаской. Мой заместитель не слушается меня и как-то сразу бежит жаловаться. Я бы никогда не стал ставить перед вами этот личный вопрос, если я просто был бы советский гражданин Петр Капица. Я это делаю только потому, что мне предстоит руководить научным учреждением. Я чувствую себя совсем одиноким. Но что бы там ни было, я работать буду вовсю".
П. Л. Капица. Вторая половина 40-х годов
С декабря 1936-го по декабрь 1950-го Капица напишет Сталину 42 подробных письма.
Известно, что Сталин все эти письма читал.
Капица — Сталину:
"Все заверения, что у нас в Союзе науке лучше, чем где бы то ни было, — неправда. Я долго работал в Англии, и там мне жилось и работалось лучше, чем здесь".
Капица — Сталину:
"У нас в дискуссии стали применять не только нелепые, но вредные методы. Тут надо авторитетно сказать спорящим: спорьте, полагаясь на свои научные силы, а не на силы товарища Ежова".
Это письма 1937 года.
"Товарищ Сталин.
Пожалуйста, попросите тов. Маленкова, чтобы он меня принял. Жду уже 18 дней. Чувствую себя глупо: не ученым, который стремится влиять на большую промышленность страны, а как будто тут клянчу для себя паек".
Наряду с письмами к Сталину идут другие, с другими обращениями:
"Дорогой Бор"; "Дорогой лорд Резерфорд" или к нему же "Дорогой мой профессор"; "Дорогой Крысеночек" — это к жене.
5 февраля 1937 года в Ленинграде арестовывают члена-корреспондента, физика-теоретика Владимира Александровича Фока. По законам сталинизма семья арестованного оказывается на правах прокаженных. Единственный человек, которому могла позвонить жена Фока, — академик Крылов, тесть Капицы. Жена Фока сказала по телефону: "Владимир Александрович к вам сегодня обедать не придет". Капица в этот момент был у Крылова. Они сразу поняли, что произошло. Капица немедленно пишет Сталину: "Арест Фока произвел на меня самое угнетающее впечатление. Первое. Этот арест еще больше увеличивает брешь между учеными и страной. Второе. Грубое обращение с ученым, так же как и грубое обращение с машиной, портит его качество. Третье. Такое обращение с Фоком вызовет у ученых реакцию, подобную реакции на изгнание Эйнштейна из Германии". То есть в письме к Сталину Капица сравнивает СССР с фашистской Германией.
Фока освободили. Через два года он станет академиком.
28 апреля 1938 года Капица пишет: "Товарищ Сталин, сегодня утром арестовали научного сотрудника института Льва Давыдовича Ландау.
Л. Д. Ландау. Конец 30-х годов
Несмотря на свои 29 лет, он вместе с Фоком — самые крупные физики-теоретики у нас в Союзе. Я очень прошу вас, ввиду исключительной талантливости Ландау, дать соответствующее указание, чтобы к его делу отнеслись очень внимательно".
За четыре дня до ареста Ландау с коллегой составил антисталинскую листовку, которую предполагалось распространить 1 мая. Ландау в 1938 году открыто называет систему, установленную после октября 1917 года, "фашистской", а Сталина — "главным фашистом". Ландау год отсидит в Бутырке. На допросах его сутками держат на стойке. То есть не дают садиться. Он вспоминает: "Было очевидно, что я мог продержаться еще не больше полугода. Я просто умирал".
Через год после письма к Сталину, в апреле 1939-го, Капицу вызвали на Лубянку к часу ночи. В кабинете сидели два зама Берии — Кобулов и Меркулов. Предложили ознакомиться с делом Ландау. Капица сказал, что не будет, так как не видит мотивов преступления. Его спросили, готов ли он поручиться за Ландау. Капица ответил, что готов, о чем и написал короткую записку на имя Берии.
28 апреля 1939 года, ровно год спустя после ареста Ландау, Капица подписывает приказ номер 34 по Институту физпроблем: "Восстановить товарища Ландау Л. Д. в списках сотрудников на прежней должности". Лев Давыдович Ландау будет трижды лауреатом Сталинской премии, потом получит Ленинскую премию и три ордена Ленина. А в 1962 году — Нобелевскую премию. Политических взглядов с 1938 года он не изменил.
Л. Д. Ландау
Известны два неотправленных письма Капицы к Сталину. В них Петр Леонидович писал: "Пожалуйста, отпустите меня в Кембридж. В Союзе я все время чувствую себя несчастливым, а так серьезно работать невозможно".
В 1966 году со всей очевидностью встала угроза реабилитации Сталина.
В марте в ЦК на имя Брежнева поступило письмо. Суть этого письма: "До сего времени не стало известно ни одного аргумента, позволяющего думать, что осуждение культа личности Сталина было неправильным. Напротив, значительная часть разительных фактов о преступлениях Сталина еще не предана гласности. Ни частичная, ни косвенная реабилитация Сталина невозможна.
Письмо подписали:
Абрам Алиханов, академик.
Лев Арцимович, академик.
Олег Ефремов, режиссер.
Петр Капица, академик.
Валентин Катаев, писатель.
Павел Корин, художник.
Михаил Леонтович, академик.