символизировать – точно так же, как сны и некоторые произведения искусства никогда не бывают сами по себе, а всегда как будто символизируют что-то еще, чего не определишь точно, – и журналист уже набросал себе несколько напоминаний обдумать, не может ли жест быть каким-то подсознательным зрительным кодом или ключом к вопросу, как представить сложную реакцию художника на его же экстраординарный, но в то же время бесспорно противоречивый и, пожалуй, даже отвратительный талант.
Индикатор зарядки диктофона четко и ярко светился красным. Эмбер время от времени наклонялась над шитьем, чтобы проверить, сколько осталось пленки. И снова Этуотер поблагодарил художника и его жену за то, что они впустили его в свой дом в воскресенье, и объяснил, что ему надо отлучиться на день-другой в Чикаго, но затем он вернется и приступит к глубокому бэкграунду, если Мольтке решат дать свое согласие. Он объяснил, что такая статья о личности, которая интересна «Стайлу», невозможна без сотрудничества художника и что в будущем нет смысла занимать еще больше времени, если мистер и миссис Мольтке не поддерживают статью всей душой и не испытывают того же восторга, как все в «Стайле». Эти слова он адресовал художнику, но отметил реакцию Эмбер Мольтке.
На том же кофейном столике между ними, рядом с журналами, диктофоном и вазочкой с синтетическими яблоками «мэриголд», лежали три скульптуры, якобы произведенные мистером Бринтом Ф. Мольтке целиком посредством обычного испражнения. Экспонаты слегка отличались размером, но все поражали своим незаурядным реализмом и детальностью изготовления – впрочем, одна из заметок Этуотера напоминала подумать, можно ли вообще в данном случае использовать слово «изготовление». Это самые первые образчики, на которые, по словам миссис Мольтке, она смогла наложить руки; они уже лежали на столике, когда прибыл Этуотер. В отдаленно знакомых зеркальных витринах в отдельно расположенном штормовом подвале сзади дома находились еще буквально десятки произведений – подвал казался для них до странного идеальным местом, хотя Этуотер тут же увидел, как трудно будет фотографам «Стайла» поставить освещение для нормальной съемки. К 11:00 из-за сенной лихорадки он уже дышал ртом.
Миссис Мольтке периодически деликатно обмахивалась и говорила, что скоро наверняка пойдет дождь.
Когда Этуотер с братом учились в восьмом классе в Андерсоне, отец семейства чуть выше по дороге провел садовый шланг из выхлопной трубы своей машины в салон и покончил с собой в домашнем гараже, после чего его сын в их классе и вся остальная семья ходили со странной приклеенной улыбкой, казавшейся одновременно жутковатой и отважной; и улыбка Бринта Мольтке на диване-кровати чем-то напомнила Скипу Этуотеру своей гидравликой ту улыбку семейства Хаас.
↓
Выше по причине оплошности пропущено: почти в каждом населенном пункте возле Индианы есть улица, переулок или проезд, названный в честь Уэнделла Л. Уилки, 1892 г. р., республиканца, «любимого сына»[57].
↓
Первую сторону крошечной кассеты в диктофоне почти целиком заняли ответы Скипа Этуотера на первоначальные вопросы миссис Мольтке. Очень быстро стало очевидно, кто с их стороны командует парадом в плане каких-нибудь статей. Жуя жвачку небольшими движениями передних зубов в характерно индианском стиле, миссис Мольтке затребовала информацию о позиционировании потенциальной статьи и вероятной дате выхода. Спросила об объеме, размерах полос, рамках, выносных цитатах и шаблонах. Тип ее кожи был младенчески-молочным, на котором даже легчайший контакт оставляет какую-то кляксу. Она употребляла такие термины, как «вознаграждение», «серийные права» и «sic vos non vobis»[58], причем последнее Скип даже сам не знал. В кожаном портфолио с вытисненными на обложке фамилией Мольтке и адресом у нее имелись высококачественные фотографии некоторых самых зрелищных скульптур, и за прием портфолио Этуотера попросили оставить расписку.
Зато вторая сторона кассеты содержала первый личный рассказ мистера Бринта Мольтке о том, как вышел на свет его странный и амбивалентный дар, последовавший – в смысле, рассказ, – после того, как Этуотер перефразировал свой вопрос несколько раз, а Эмбер Мольтке наконец попросила журналиста их извинить и отвела мужа в одну из задних комнат дома, где они неслышно совещались наедине, пока Этуотер вдумчиво жевал остатки льда из чая. Результатом стало то, что Этуотер позже – в номере на втором этаже в «Холидэй Инн» после душа, оказания грубой первой помощи левому колену и безуспешной попытки снять или перевернуть мучительную картину на стене – скопировал в блокнот как то, что явно пригодится в каких-то выжимках или форме для глубокого бэкграунда/ПР, особенно если мистера Мольтке, который постепенно оттаял или хотя бы несколько ожил, удастся уговорить повторить суть вкратце под запись с купюрами:
«Это было на маневрах на курсах [боевой подготовки американской армии, в составе которой Мольтке участвовал в боях в Кувейте во время операции «Буря в пустыне» в качестве члена ремонтной бригады], и парни в наряде по сральнику [наряд по туалету, гигиенический наряд] – а [гигиенический] наряд – это когда поливаешь [твердые отходы воинской части] бензином и сжигаешь [огнеметом], – и вот [вещество] заполыхало, и в огне один мужик заметил среди [отходов] что-то странное, и вызвал сержанта, и они устроили [шумиху], потому что сперва подумали, будто это кто-то что-то кинул в [туалет] для прикола, а это не по уставу, и сержант сказал, что, когда узнает, кто это сделал, залезет в черепушку [ответственной стороны] и будет из его гляделок глядеть, и наряду по [туалету] приказали потушить огонь и достать [произведение искусства], и тогда увидели, что это не [незаконный или непатриотичный предмет], и не знали, чей это кусок [твердого отхода], но я почти не сомневался, что мой [потому что затем субъект сообщает, что уже имел предыдущий опыт приблизительно в том же ключе, из-за чего весь рассказ становится более-менее бесполезным, но, предп., может быть отредактирован или подан в другом свете]».
3
«Маунт-Кармел Холидэй Инн», к сожалению, не предоставляет для постояльцев услуги сканера или факса, как сообщил Этуотеру человек у стойки в почти таком же блейзере, как у него.
Температура упала и на улице сами по себе загорелись натриевые фонари, пока Скип Этуотер вез художника с супругой домой из «Старинного деревенского буфета» с пенопластовой коробкой объедков для собаки, признаков которой он не заметил; и начинали колыхаться огромные вязы и акации, а две трети неба заполнили огромные бормочущие массы облаков, клокотавшие, словно их размешивала невидимая рука. Миссис Мольтке сидела на заднем сиденье, и, когда они въезжали на уклон подъездной дорожки, автомобиль издал ужасный звук. Ранее открытые жалюзи на другой половине дуплекса теперь были закрыты, хотя на дорожке той стороны