все в порядке? — обеспокоенно смотрю на Константина Николаевича.
— Да, продолжай, — шипит он сквозь стиснутые зубы. Похоже, старика как следует проняло.
Дохожу до своей гибели в Белом доме. Увлеченный рассказом о переносе сознания и своем первом видении на уроке истории, не сразу замечаю состояние деда. А оно плохое. У генерала уже начинают синеть губы. Он обессиленно откидывается на стул, пробуя дрожащей рукой расстегнуть змейку на кофте спортивного костюма.
— Дед, ты чего? Тебе очень плохо? — вырывается из меня. Но тело уже начинает действовать «на автомате».
Подскакиваю к старику и одним движением приспускаю замок вниз. Константин Николаевич с трудом выпрямляется, держась за сердце.
— В спальне тумбочка у кровати, там в ящике валидол, принеси, — хрипит он.
Бегу в указанную комнату, рывком открываю ящик, сгребаю к себе лекарства, быстро нахожу пачку с белыми крупными таблетками и выдавливаю одну из них на ладонь. Молнией несусь обратно и вручаю лекарство деду.
Спустя пару минут Константину Николаевичу становится легче. Землистый оттенок исчезает, лицо снова оживает, приобретая естественный цвет.
— Все нормально, — тихо говорит он, заметив мой тревожный взгляд, — мне уже лучше.
В воздухе нависает тяжелая тишина.
Смотрю на деда, ожидая продолжения.
— То, что ты рассказал, похоже на какой-то кошмарный сон, — шумно выдохнув, признается Константин Николаевич.
Дед на секунду замолкает, его рука задумчиво теребит змейку спортивного костюма на груди.
— Но я тебе верю, — продолжает он. — И мы, черт подери, — кулак генерала с силой бьет по столу, заставляя блюдца и стаканы звенеть и подпрыгивать, — дадим бой этой сволочи.
* * *
7 октября 1978 года. Суббота
«Олег Данилович Калугин. В настоящее время является генерал-майором КГБ, начальником управления „К“ (внешняя контрразведка) ПГУ. Был завербован в результате совместной операции ЦРУ-ФБР во время обучения в Колумбийском университете по программе Фонда Фулбрайта, вместе с Александром Яковлевым, ставшим одним из самых законспирированных „агентов влияния“ американских спецслужб.
Агент „Кук“, привлеченный Калугиным как раскаявшийся невозвращенец, желающий искупить свою вину перед СССР, был подставой американских спецслужб. Такой „подарок“ КГБ, в виде ученого, разрабатывавшего секретное твердое топливо в корпорации „Тиокол“, должен был придать новый импульс карьере предателя в ПГУ.
На его совести убийство двойного агента Ларка (Николай Артамонов), который мог разоблачить Калугина, как секретного сотрудника ЦРУ, раскрытие сотен сотрудников зарубежных резиндентур КГБ, передача множества ценнейших материалов и информации советских спецслужб, имеющих стратегическое значение, слив американцам чехословацкого разведчика Кехера в 1984 году».
Жирная синяя точка в конце предложения чуть размазывается, и я откладываю ручку в сторону, разминая затекшие пальцы, испачканные пятнышками чернил. Дед, чтобы мне не мешать, с утра ушел на рыбалку, предварительно вручив ручку и пачку белых листов.
Калугин, Чернов, Поляков, Гордиевский, Пигузов, Бохан, Дуглас, Левченко, Григорян, Резун, Светлов, Шеймов и многие другие. Некоторые из них уже работают на западные спецслужбы, другие еще станут изменниками в недалеком будущем. За каждым из них тянется черный кровавый след предательства: погибшие и поломанные судьбы работавших на нашу страну людей, украденная стратегическая информация, многомиллионный экономический ущерб и негативные политические последствия.
Среди этих приспособленцев почти не было идеологических противников СССР. Мотивами измены у большинства служила банальная алчность, жажда красивой жизни на Западе, желание скрыть от коллег свои грязные делишки, которыми их шантажировали западные спецслужбы.
Как жуки-короеды эта нечисть подтачивала государство изнутри, нанося ему немалый вред.
Отдельный раздел я посвятил «архитекторам» будущей перестройки, детально расписав роль и участие в развале страны каждого из них.
Горбачев, Шеварнадзе, Яковлев, Ельцин и многие другие — бывшие пламенные коммунисты, руководители Политбюро и государства, они целенаправленно вели ее к будущей катастрофе. Беспринципные карьеристы, с легкостью отрекшиеся от левой идеологии, позволившей им взобраться на вершину государства, развалившие страну и спровоцировавшие кровавый хаос 1990-х. «Подвигам» каждого из них тоже уделил внимание в своей тетрадке.
Для придания дополнительного веса своей информации я кратко расписал будущие попытки угона самолетов в 1978–1979 годах. Список открывался 15 октября этого года, когда АН-24 на маршруте Симферополь — Одесса захватил бандит с пистолетом Марголина и заканчивался перестрелкой 14 сентября 1979-го, убийством в ИЛ-18 одного из членов конвоя, рядового Даньченко, потребовавшего лететь в США.
Теперь нужно скрепить листы. Слава богу, у деда на даче валялся тяжелый дырокол, который я предусмотрительно приготовил. Беру в руки похожее на дверную ручку прямоугольное устройство. Резким нажатием пробиваю две дырки сверху листов и перевязываю их лентой, спрятав информацию за пустой бумажной обложкой. Отдельной стопкой креплю и откладываю в сторону свои рацпредложения по реформам в СССР.
За этим занятием и застает меня веселый дед, вернувшийся с рыбалки.
— Закончил писанину? — интересуется он.
— Ага, уже минут пять.
— Ты смотри, даже перевязал их. Молодец, — улыбается генерал. — Дай-ка посмотреть.
Протягиваю стопку Константину Николаевичу.
Дед, прищурившись, сосредоточенно вчитывается в текст. Улыбка пропадает с его лица, как будто кто-то невидимый стер ее ластиком. Секунда — и передо мной стоит совсем другой человек. Добродушный пенсионер моментально преображается в сильного волевого бойца, готового к смертельной схватке. Стиснутые челюсти, стальной блеск в глазах, неестественно прямая осанка выдают его напряжение.
Пробежав глазами по тексту и закрыв последнюю страницу, генерал поднимает тяжелый взгляд на меня.
— Ты помнишь, я тебе говорил, что нас всех могут зачистить, если узнают про твои способности? — спрашивает дед.
Дождавшись моего кивка, генерал продолжает:
— Эта информация — настоящая бомба. Если она взорвется, дерьмом накроет всех по самые гланды, и страну, и партию, и людей. Так вот, если это, — потряхивает он рукописью, — попадет не в те руки, то жить нам останется считаные часы. И под замес может попасть вся наша семья. Твой отец и мать, бабушка и многие другие.
— Я это понимаю, — смотрю деду в глаза. — Зачем ты повторяешься?
— Я хочу, — старик даже порозовел от волнения, — чтобы ты осознавал всю ответственность и последствия наших шагов. Поэтому говорил тогда, повторяю снова и буду тебе напоминать это в будущем. Одна ошибка