опытного и грамотного специалиста на должность министра, способного решить эти проблемы. Перейти к иной модели переработки. Установить в сельской местности колбасные цеха, организовать производство сыра, решить вопросы хранения продукции. И деревни будут возрождаться, в них появятся квалифицированные специалисты, занимающиеся производственными процессами, и потери намного снизятся. Реализовав все это, мы сможем даже полностью отказаться от импорта, насытив свой рынок качественной и недорогой продукцией. Сэкономим валюту и заработаем солидные деньги для страны. Таким образом мы и найдем необходимые деньги для программы «индустриальный рывок».
— Хорошо, что еще нужно изменить в стране, на твой взгляд? — дед пристально смотрит на меня.
— Прежде всего сделать идеологию более гибкой и отвечающей сегодняшним реалиям, убрать замшелые догмы, которые мешают людям жить. Я уже тебе приводил пример, как из-за кучки дураков, решивших не поощрять «жилищный индивидуализм», был загублен проект недорогих, качественных и красивых домов, которыми можно было обеспечить миллионы людей, годами стоящих в очередях на квартиры. Наоборот, надо пропагандировать, что советский народ достоин всего самого лучшего, и воплощать это на практике.
— Говоришь все правильно, но поменьше такими словами бросайся, «дураки», «ретрограды», — недовольно бурчит Константин Николаевич, — можешь получить серьезные неприятности на свою голову. Я, конечно, тебя не сдам, но вот если кто-то посторонний услышит…
— Да понимаю я все, — досадливо говорю я, — но как подумаешь, сколько они прекрасных возможностей упустили, сколько вреда стране нанесли, пусть не специально, так ругательства сами вырываются.
Делаю секундную паузу и спрашиваю:
— Я продолжу?
Дед кивает.
— Советским людям также надо дать условия для насыщенной и интересной жизни. Например, максимально упростить простым гражданам путешествия по соцстранам и поощрять это стремление. Пусть они побывают на Кубе, посетят Варшаву и Прагу, съездят во Вьетнам. И в странах соцлагеря будет развиваться туристическая отрасль, и общество позитивно воспримет эти перемены. Много еще чего можно сделать для нашего государства и людей. После того, как у меня начались видения, я постоянно думал об этом. Спорт, культурный досуг, воспитание молодежи. Просто если я сейчас начну говорить об этом, мы просидим до утра.
— Это хорошо, что ты понимаешь, что нужно делать, — задумчиво говорит генерал, — но давай вернемся к нашим «баранам». Список событий, которые произойдут в ближайшее время, ты мне передал. Что-то еще интересное предложить можешь?
— Конечно, дед, я уже об этом думал. Ручка и бумага у тебя здесь найдется?
— Найдется, — кивает Константин Николаевич.
— Отлично. Я здесь проведу всю субботу. Вот завтра и подкину тебе еще интересную информацию.
— Какую такую информацию? — в глазах деда зажигается огонек интереса.
— Напишу список предателей в КГБ и ГРУ, так называемых «агентов влияния», помогавших в будущем разваливать страну, в том числе и в руководстве страны, возглавивших процесс уничтожения СССР. Изложу все, что узнал, благодаря видениям.
— А невинные не пострадают? — задумчиво спрашивает генерал. — Вдруг ты в чем-то ошибешься? Или видение было ложное? С такими обвинениями шутить нельзя, речь идет о судьбах и жизнях людей.
— Исключено, — я тверд и уверен в себе, — и вообще никого не заставляют верить мне голословно. Например, информацию по предателям можно проверить, и если она правдива, принять своевременные меры. Это и станет критерием, по которому можно понять, стоит мне доверять или нет.
— Хорошо, — Константин Николаевич задумывается. — Бумагу и ручку я тебе выдам. Только ты не только о предателях напиши, но и все то, что мне говорил о переустройстве страны. Можешь не растекаться мыслью по древу, напиши кратко, в виде тезисов.
— Так и сделаю.
— Ладно, — генерал буравит меня взглядом. — Мысли у тебя интересные, все, что нужно, изложишь на бумаге. Вроде обо всем договорились. А теперь скажи-ка мне…
Дед делает паузу. Улыбка сходит с его лица, уступая каменному выражению и стальному блеску в глазах.
— Кто ты такой, черт тебя подери? — рычит он. — Только не надо говорить мне очевидное. Да, я вижу перед собой внука, но елки-палки, по поведению и уровню мышления ты точно не подросток. Твой тон, рассуждения и манера держаться характерны для матерого и уверенного мужика с опытом работы на больших должностях, но никак не для подростка. У многих руководителей республиканского и даже союзного уровня нет такого понимания проблем государства и способов их решения. Еще в нашу первую встречу твоя манера держаться и уровень мышления заставили меня задуматься. Я хотел дать тебе высказаться, спровоцировать на диалог, послушать аргументы и мысли, чтобы понять, с кем я общаюсь. Послушал. Считаю, что обычный пацан, даже с такими внезапно появившимися сверхъестественными способностями, не может так моментально измениться за короткое время. Не может, и точка. Повторяю вопрос: кто ты такой и куда дел моего внука?
— Дед, я… — немного ошарашенный таким напором, начинаю объяснения, но предостерегающее движение ладонью заставляет меня умолкнуть.
— Помолчи, я еще не все сказал, — генерал сурово смотрит на меня, и уже готовые сорваться слова застревают в моем горле. — Перед тем как что-то объяснять, хорошо подумай. От того, что и как ты сейчас ответишь, будет зависеть всё. Если я почувствую фальшь, то о доверии и, соответственно, последующих совместных действиях не может быть и речи. Вот теперь я тебя готов тебя выслушать.
— Хорошо, — вздыхаю я, — тем более я и сам собирался об этом поговорить. Если ты помнишь, я тебе еще в лесу предложил переварить полученные сведения, убедиться в правдивости моих прогнозов, а потом я тебе расскажу остальное.
— Помню, — насторожился дед. — Продолжай.
— Тогда, товарищ генерал, разрешите представиться повторно, — пристально смотрю в глаза Константину Николаевичу. — Шелестов Алексей Александрович, 31 год, армейское звание — капитан. Служил в составе пятой гвардейской дивизии, базировавшейся в ТуркВО. В 1985 году был переведен в 12-й мотострелковый полк, ранее находившийся в Прибалтийском военном округе, впоследствии приданный дивизии, и попал в Афганистан, где наши войска исполняли свой интернациональный долг. Воевал там с духами до 1989 года.
Брови деда вопросительно взлетают вверх. Товарищ генерал ошарашен.
— 31 год? Воевал в Афганистане? 1989 год? Что за бред ты несешь? — бормочет он.
И я начинаю рассказывать Константину Николаевичу свою историю. Когда дохожу до обороны Белого дома, расстрелянного снайпером ветерана и убитой девушки, лицо генерала становится мертвенно-бледным.
— Дед, с тобой