Позже Леонардо уверял меня, что не получал от меня подарка лучше, чем та лепешка, не считая, разумеется, рождения на свет. Он умолял меня не тратить драгоценные шарики понапрасну, признавшись, что, впервые отведав каннабис, он ощутил небывалый наплыв видений и наваждений. Его мозг распирало буйство замыслов и проектов невиданных прежде оттенков, силуэтов и перспектив.
— Неужели они стали еще разнообразнее? — не поверила я.
— Получается, что стали, — усмехнулся Леонардо.
— Надеюсь, когда в один прекрасный день твой дедушка вернется к нам из своих путешествий, ты поделишься с ним, насколько пригодились тебе его подарки.
— Да он, кажется, и не собирается возвращаться, особенно теперь, с новой женой и новыми ежедневными приключениями.
Папенька и вправду в Индии снова женился. Его оптимистичные, хотя и редкие письма приходили ко мне из разных уголков далекой страны.
— Тогда, может, нам самим навестить его? — поддразнила я сына.
— Когда едем? — с готовностью спросил Леонардо.
В базарный день я отправилась по улице Ларга к рынку Меркато Веккьо, чтобы пополнить кухонные припасы. Мне всегда было приятно лишний раз пройти мимо дворца Медичи, даже если меня там не ждали.
Минуя ворота монастыря Сан-Марко, я поневоле замедлила шаг: несмотря на среду, в дверях часовни толпился народ. «Что там за богослужение посреди недели?» — удивилась я и решила войти.
Прежде в этой часовне не бывало подобного скопления людей. Я отметила про себя и непривычное безмолвие прихожан, хотя стены часовни сотрясались от взываний некоего оратора. Его голос звучал как набат. Издали я едва могла различить человека, одетого во все темное, и видела только, как неистово молотит он кулаками по воздуху. Пронзительный тембр его голоса, впрочем, показался мне знакомым, как и сама речь — высокопарная и четкая. Это был фра Савонарола.
— Жены, вы кичитесь своим убранством, волосами, холеными руками, но я говорю вам, что вы все безобразны! Древние манускрипты и прочее искусство, перед которым благоговеют ваши ученые супруги, — сплошное язычество! Эти тексты сочиняли те, кто не ведал о Христе и о христианских добродетелях! Их искусство — поклонение варварским идолам, бесстыдное выставление напоказ нагих мужчин и женщин! В моей деснице — карающий меч Господень! — выкрикнул он резким надсадным голосом. — Жители Флоренции, предупреждаю вас и не устану твердить и впредь, что своими гнусными делами вы навлечете на себя крестные муки гнева Господня!
Я вышла из часовни, скептически покачивая головой. Мне не верилось, что безумный монашек умудрился привлечь своим вздором такую уйму людей, но предостережения Лукреции об исходящей от него опасности я сочла слишком преувеличенными. После поездки Лоренцо в Рим Маддалена и Чибо обвенчались, а Джованни приступил к трехлетнему курсу обучения в Пизе, что в недалеком будущем обеспечило бы ему кардинальскую мантию. Связи семьи Медичи с Ватиканом казались мне нерушимыми.
Придя домой, я тотчас забыла и про Савонаролу, и про его проповеди.
Наше Платоническое братство провело много бессонных ночей в моей лаборатории на четвертом этаже, где мы собирались не только ради общения, но и для проведения алхимических экспериментов. Мы с Лоренцо не спешили посвящать остальных в наш опыт с чудодейственной лепешкой, но и сами на время отложили дальнейшее проникновение в божественную суть. Оставшись вдвоем, мы без устали изобретали действенные лекарства от подагры: болезнь Лоренцо прогрессировала, невзирая на все мои старания. Мне в жизни еще не встречался человек, переносивший боль с таким достоинством и юмором. За это я полюбила его еще больше.
Мой возраст понемногу напоминал о себе: груди потеряли округлость и начали отвисать, в уголках губ и глаз залегли морщинки. Из зеркала теперь на меня глядела не я прежняя, а некий незнакомец.
Il Magnifico меж тем достиг пика дипломатического могущества. Европейские монархи не обходились без его совета, турецкие властители слали ему щедрые подношения. Родриго Борджа крепко держал слово, и банк Медичи в Риме продолжал контролировать разносторонние финансовые интересы курии. И друзья, и конкуренты называли Лоренцо не иначе как «стрелкой итальянского компаса», ни те ни другие не сомневались, что его постоянное вмешательство в жизнь полуострова — залог мира для всей Италии. Даже Флоренция постепенно оправилась от убийства Джулиано, вернув себе толику беззаботности.
Мой семейный и дружеский круг по-прежнему радовал меня. Дни были наполнены приятными бытовыми хлопотами и отпуском лекарственных снадобий благодарным посетителям. Ночи были посвящены учению, экспериментам и занятиям любовью в нежных объятиях Лоренцо. Платоновской академии я отдавала должное на выходных, отправляясь в Созерцальню восхитительной виллы Кареджи или принимая друзей в алхимической лаборатории, где мы подолгу совещались и даже спорили, отыскивая наилучший путь к божественному просветлению.
Во мне вновь зародилась уверенность, что в окружающем меня мире все безупречно.
ГЛАВА 28
Фра Савонарола все так же неутомимо читал проповеди, угрожая муками ада и вечным проклятием, но ясно было, что на подобные тирады способен только повредившийся в уме человек и вскоре их однообразие должно было изрядно утомить переменчивых флорентийцев. Ходили слухи — впрочем, явно безосновательные и малоправдоподобные, — будто в городе объявились банды юнцов в белых одеяниях, именующих себя «ангелами». Пресловутые «ангелы» разбойничали в разных кварталах, стучались в дома и освобождали хозяев от излишней роскоши — книг, гобеленов, вина и всех богохульных картин и скульптур. Только глупцы могли поверить подобным пересудам.
Однажды под вечер я понесла в мастерскую к Леонардо пряный пирог с овощами, а заодно и травы, необходимые ему для изготовления красок: листья бузины — для зеленой, резеду — для желтой и вайду — для синей. Совсем недавно он получил заказ от семейства Ручеллаи изготовить им всем костюмы для очередного городского карнавала. Ручеллаи собирались представить на празднике полный пантеон греческих богов и богинь и поразить публику пестрым многоцветьем платьев и мантий, масок, туфель, щитов, золоченых и серебряных корон и скипетров.
Но в мастерской, заливаемой солнцем сквозь огромное окно, некогда прорубленное сыном в стене фасада, я застала Леонардо и Зороастра — именно благодаря родству последнего с семьей Ручеллаи они и получили этот заказ — за спешным изготовлением одежд, которые невозможно было назвать ни фривольными, ни красочными.