и готов на все.
– Ох, госпожа… сестра, – поправилась я. – Не надо. Он того не стоит. Я не держу на него зла. Скорей бы все забыть. Король рассудит по справедливости. Главное, что вы живы… ты жива.
Неформальная речь давалась мне нелегко, особенно в присутствии посторонних. Дракон, если и уловил перемены в отношениях госпожи и служанки, только хмыкнул и велел поторапливаться. Он помог нам влезть в хозяйский паланкин, реквизированный у чиновника. Дюжие крестьяне подняли его и понесли. Мы возвращались в столицу!
Небесный Дар ехал рядом с носилками, а конники открывали и замыкали строй, охраняя госпожу. Очевидно, стражники опасались повторного нападения.
Я приподняла занавесь из красного шелка и окликнула офицера:
– Господин!
– Что?
– А Золотой Лис? Он ведь был тут, не так ли?
«Он же мне не приснился?» – гадала я.
– Был.
Вот и весь ответ. Я фыркнула и отпустила завесу, которая с шелестом скрыла меня от чужих взглядов. Сидящая рядом принцесса искоса поглядывала на меня, но ничего не спрашивала.
Значит, Золотой Лис и впрямь тут был! Он принимал участие в погоне и моем спасении. Но почему же уехал, не дождавшись моего выздоровления?
Даже не попрощался!
* * *
После приезда в столицу мы воротились во дворец. Я заметила, что многих слуг недосчитались. Их разжаловали за недосмотр или казнили за предательство. Брат, обеспокоенный моей отлучкой, оставил сообщение.
Не желая его расстраивать, я написала, что была занята хлопотами по поводу предстоящего праздника. Вот и повод!
Мы с Первым Снегом и служанками клеили бумажные фонари на бамбуковых каркасах, украшая каждый на свой вкус. Их надлежало поместить на глубокую бамбуковую подставку с зажженной свечой и пустить по воде. На лентах, вложенных в фонари, написаны наши чаяния, которые богиня вод донесет до великого Неба. Все это помогло мне развеяться после пережитых кошмаров.
– Что ты пожелала, сестра? – шепталась со мной Первый Снег. – Ну, скажи! Скажи.
Я покраснела, не решаясь сознаться, что же на шелковой ленте. А было там следующее:
Да ниспошлет
Великое Небо
Покой стране.
Раз я не властна над своей судьбой, почему должна просить за себя? Это бесполезно.
Но если маленькая ничтожная служанка молит за свою страну и кто-то еще попросит вместе со мной? Если не я одна? Может, наше общее желание исполнится? Заговорщики перестанут плести интриги, принцесса и ее семья обретут покой, король-дракон перестанет опасаться покушений, наместнику Хины и офицеру будет некого ловить и карать…
– Ну-ка…
Первый Снег выхватила у меня полоску шелка.
– Отдайте… отдай! – смутилась я.
Мы чуть не подрались, вырывая шелк друг у дружки из рук.
– О-хо! – прикрикнула Семечко Лотоса, уличив нас в неподобающем поведении. – Вы что творите! Надо предаваться молениям, а не распускать руки. В чем дело?
Она держала в руках злополучную ленту. Прочла, нахмурилась – и вдруг улыбнулась, безошибочно указав веером на меня:
– Твоя?
Я кивнула, низко опустив голову.
– Простите, госпожа.
– Покажи-ка свою, – велела она дочери.
Принцесса повиновалась. Мать прочла и опять улыбнулась. Положив ленты рядом, женщина сказала:
– Должно быть, вы были знакомы в прошлой жизни[35] и очень близки, иначе как объяснить? Вы снова встретились.
На ленте Первого Снега было написано то же самое, что у меня.
* * *
Во дворце жизнь течет неспешно, и прошлое легко забывается. Праздник фонарей проходит весело.
Я лично представлена королю. Позже меня проводят к нему в покои, разумеется, в компании Первого Снега, дабы не вызвать лишних толков и пересудов среди придворных. Пусть думают, что приглашена наложница, а я ее сопровождаю, хотя все наоборот.
Король милостив. Он расспрашивает о подробностях похищения и побега, после чего отпускает нас. Наутро приходит весть, что казнили пойманных заговорщиков и управляющего королевским поместьем. Отрубленные головы на пиках висят теперь на городской площади.
Меня это не радует. Я не злорадствую и не ищу мести. Отчего же мне страшно?
Пусть великое Небо услышит мои молитвы. Я хочу покоя и мира.
* * *
Драгоценная Шпилька вернулась во дворец, и мы пошили для наложницы и ее матери лучшие наряды на лето. Узорчатые легкие ткани из хлопка, тяжелая плотная парча, тонкий легкий шелк всех цветов и оттенков с узором и вышивкой – все пошло в дело.
– Что теперь? – спросила меня хозяйка мастерской. – Кому я передам ремесло?
Я вдруг поняла, что она уже не молода. Краски на лице не в силах скрыть возраст. Как же до обидного мало живут люди! Жаль… Неужели то же самое ощущают дети, когда вырастают, а их родители стареют? Мне не хочется ее разочаровывать, но увы.
– Госпожа! – низко поклонилась я. – Никто не властен над судьбою. Может статься, я еще вернусь к вам.
– Разве я не вижу, что ты остаешься при дворе? Тебя никто не отпустит. Твое счастье, – досадовала она. – Или несчастье. Я же вижу, тебя что-то гложет.
– Да, госпожа, – созналась я. – У меня много опасений. Давайте надеяться на лучшее.
Напоследок я подарила хозяйке шелковый мешочек для ароматов, который вышивала украдкой, когда выдавалось время. По зеленому шелку были разбросаны крошечные дома. Если приглядеться, то можно понять, что это наша мастерская в окружении соседей. Я заранее раздобыла карту квартала у евнуха и срисовала, чтобы перенести на шелк. По восьми сторонам я вышила небесных и земных защитников и символы первоэлементов.
То было благопожелание успеха во всех начинаниях.
– Какая красота! – по достоинству оценила хозяйка. – Как всегда, тонкая работа. Если надумаешь вернуться, я тебя жду.
Вот и конец нашим трудам. Семечко Лотоса напоследок потребовала дорожный костюм, который использовала для тренировок, шокируя придворных дам неженскими замашками. Ей все равно.
Дочь ее была абсолютно равнодушна к боевым искусствам. Я же, как в бытность свою ребенком, с интересом наблюдала и прислуживала старшей, подносила полотенца и помогала переодеваться. Семечко Лотоса, не изменяя себе, каждое утро выходила во внутренний дворик и разминалась.
– Тебе интересно? – как-то спросила она.
– Да, госпожа.
– Нравится смотреть?
– Да, очень… и… ну… – замялась я и опустила голову, скрывая лицо.
– Говори, – она остановилась и сложила веер, легко и непринужденно вскидывая ногу выше головы и замирая в таком положении.
– Я училась танцам, госпожа, – нехотя призналась я. – То, что вы делаете, похоже на танец.
Воительница подошла ближе и велела:
– Ну-ка, покажи руки. Вытяни, вот так. Согни. Отведи назад. А теперь подними ногу. Другую! Да не так, глупая. Юбки подбери, чтобы я видела. Развернись…
Она промелькнула мимо, как молния. Я машинально развернулась, как в танце,