сердце наконец забилось ровно, Матвей прижал ухо к груди Фаины, ловя каждый тихий стук. Обручальное кольцо было непривычной, но приятной тяжестью на безымянном пальце. Он уже знал, какой фурор оно произведет в отделении, но это было абсолютно неважно.
Знакомый запах и тепло ее тела совсем рядом подарили ему долгожданный покой, клоня в сон. Лишь после того как Фаина поклялась, что больше никуда не исчезнет, Матвей прекратил бороться и закрыл глаза, прижимая ее к себе. Впервые за многие недели он спал так спокойно и крепко, а когда проснулся, снова сделал ей предложение. Фаина заметила, что ей достаточно одного обручального кольца, которое было сделано в Ирии. Но Матвей, не желая лишать ее новых приятных впечатлений, преподнес ей еще одно, попросив стать Фаиной Рокотовой.
Он купил кольцо через несколько дней после ее ухода, в той же мастерской, где нашел браслет. Оно было тонким и изящным, с изумрудом под цвет тех, что украшали цепочку на ее запястье, и бриллиантами поменьше. Оно показалось бы маленькой искрой на фоне перстня хозяйки Бала любви, которую во время праздника будут видеть лишь они двое. Фаине эта идея очень понравилась, и она сказала ему «да» по меньшей мере десять раз, осыпая лицо поцелуями, прежде чем он смог надеть кольцо ей на палец.
Фаина также согласилась, что ей нужны документы. На этот раз Ирий не смог бы помочь, и Матвей позвонил юристу, который оставил ему свою визитку после сложной операции и пообещал любую помощь. Он был рад проконсультировать спасшего ему жизнь доктора и его очаровательную невесту, которая приехала в город совсем недавно и, к несчастью, стала жертвой грабителей прямо перед праздниками. Фаина рассказала, что выросла в маленькой, уже несуществующей деревне в глубине страны, и захотела получить фамилию Рокотова, чтобы, когда они с Матвеем поженятся, ей не пришлось бы заново оформлять документы.
– Фаина Рокотова, – произнесла она, когда они направились домой, будто пробуя слова на языке. – Я Фаина Рокотова, твоя жена. Мы наконец-то вместе, мой свет.
– И никогда не расстанемся.
– Рядом с тобой я наконец-то чувствую, что обрела дом, – добавила она, обнимая его за талию и склоняя голову на плечо. – Я буду часто повторять эти слова. Придется тебе прожить вечность с очень сентиментальным существом.
Ухмыльнувшись, Матвей поднес ее руку к губам.
– Очень этому рад, душа моя.
Сентиментальное существо. Фаина Рокотова, его Фая. Ее сердце билось десять раз в день, глаза не отрывались от его лица, пока они занимались любовью, а губы шептали в кожу ласковые слова на разных языках, которые он быстро научился понимать. Она по-прежнему могла описать ему состояние пациентов, пока сидела на кухне, и в ее глазах появлялась древность, особенно после его сложных операций. Но в чем-то после их свадьбы продолжала меняться.
Матвей видел, как она смотрела в окно на детей, которые лепили снеговиков во дворе перед его домом, а однажды она призналась ему, что, пока он был на работе, несколько раз ходила гулять одна, привыкая к городу и людям, которых теперь видела более ясно. В ее голосе проскальзывало удивление собственным интересом, но Фаина выглядела довольной и даже гордой, когда рассказывала о своих впечатлениях.
Большой сюрприз случился в один из выходных, когда Фаина почувствовала себя достаточно уверенно, чтобы дать отпор незнакомцу в парке Горького. Хеллоуин давно прошел, но парень выглядел так, будто собирался на маскарад: весь в черном, в длинном пальто, украшенном вышитыми серебряными черепами и алыми языками пламени. Матвей отошел, чтобы купить им обоим пряный чай, и, заметив одинокую красивую девушку на скамейке, незнакомец подсел к ней. Он вернулся достаточно быстро, чтобы услышать, как его жена интересуется мнением собеседника о символогии и религиозной философии, цитируя Гегеля на превосходном немецком. Глубоко потрясенный, незнакомец позорно спасся бегством, а Матвей долго не мог перестать смеяться. Однако произошедшее вдохновило Фаину на новое увлечение.
Обладая всеми знаниями на свете, в прошлые эпохи она могла быть практически кем угодно. Сейчас же круг ее возможных занятий, в отсутствие большей части документов, был сильно ограничен. Пока Матвей был на работе, она брала его ноутбук и писала исторические рассказы. Она начала со сказок и поверий о смерти и духах природы языческих времен, о которых почти не осталось сведений, а затем, набираясь все больше уверенности в последующие месяцы, о кулинарии, моде, культуре и даже монарших особах с Бала любви, с присущим ей тактом и уважением к памяти покойных. Однако она никогда не писала о войнах и болезнях, обсуждая их с Матвеем лишь во время анатомических практик. Фаина также не участвовала в спорах в комментариях, считая их самой бесполезной тратой своего времени («Я ведь знаю, что права, mein Schatz! [20]»), зато любила пересказывать Матвею самые интересные. Тому было неважно, что суть конфликта вокруг личности незнакомки с картины Крамского так и могла остаться неясной; глаза Фаины сияли, она была полна истинно человеческого энтузиазма и даже осмеливалась строить планы на будущие публикации, пока существующие набирали популярность, общаясь с людьми так, как ей было удобно. Она все лучше осваивалась в этой жизни, и он не мог подобрать слов, чтобы описать, как был счастлив за нее.
Поскольку он впервые за много лет не брал дежурство в новогодние праздники, они провели тридцать первое декабря, гуляя по многочисленным ярмаркам в центре города. Фаина приняла участие в викторине, посвященной истории зимних праздников, и выиграла огромную коробку имбирного печенья, которым они поделились с другими участниками, заранее обреченными на проигрыш. Домой они купили несколько елочных украшений и гирлянд, чтобы добавить к тем, которые накануне развешивали вместе.
Фаина, конечно же, знала, какое значение они имели для Матвея и его родителей, – ведь Новый год был единственным праздником, когда они не ссорились. Матвей догадывался, что жена знала и их семейные рецепты, но она деликатно хранила молчание, следуя его указаниям и делясь историями о знаменитых покойных поварах.
Когда пришло время садиться за стол, вместо длинного свитера с оленями, который Фаина носила с самого утра, появилось красное бархатное платье. Матвей заявил, что просто обязан пригласить жену на танец. Забыв о еде, они кружились по комнате под мелодии из старых рождественских фильмов, игравшие на его ноутбуке, сперва быстро, так что Фаина смеялась от восторга, а потом медленнее, пока она слушала его сердце, а он чувствовал ритм ее. Матвей не в первый раз подумал, что хотел бы уметь останавливать время. Но у того всегда была своя воля, и скоро песня закончилась, а на последней