Второе основание Гейнрици и Липсия касается образа выражения, стиля и вообще способа передачи учения, который, по мысли названных ученых, в главах 11—12 одинаков с 22—27.
Но как мы видели уже, стиль и образ изложения глав 22-27 не только не представляют из себя чего-либо особенного, а, наоборот, являются вполне обычными иринеевскими. И если этот отдел одинаков с главами 11-12, как утверждают названные ученые, то, значит, вопреки им, и здесь нет ничего особенного по стилю и способу выражения. Так обстоит дело и в действительности. Св. Ириней употребляет при изложении учения еретиков обычные вводные слова: «Xéyei»,[1666] «Xeyoúoiv»[1667] и т. п., вставляет собственные замечания,[1668] даже иронизирует над гностиками, доводя их положения до абсурдных выводов;[1669] упоминает о прежде сказанном им,[1670] отсылает к дальнейшему изложению.[1671] Ср. также 1,11,1: «έκ δε της τετράδος ταύτης καρποφορεΐσθαί Λόγον και Ζωην, Άνθρωπον, και Εκκλησίαν είναι τε ταύτην ’Ογδοάδα πρώτην»[1672] и 1, 1: «έκ δή του Λόγου και της Ζωής προβεβλήσθαι κατά συζυγίαν ’Άνθρωπον και Εκκλησίαν και είναι ταύτην άρχέγονον ’Ογδοάδα»[1673] ИТ.П.
В качестве третьего основания Липсий ссылается на противоречие между содержанием 12,1-2 и первых десяти глав I книги.
Однако уже присоединяющийся к его общему выводу Гильгенфельд отрицает силу за настоящим доказательством.[1674] Действительно, в гл. 12 Ириней указывает такие пункты в учении последователей Птолемея, о каких не было речи в первых десяти главах «Против ересей»; например, что Глубина имеет двух супруг: Мысль и Волю (12,1), что «первая восьмерица произошла не постепенно, но все зоны вместе и сразу были произведены Первоотцом и его Мыслью» (12,8) и т. п.[1675] Но отсюда далеко еще до «противоречия». Св. отец в первых десяти главах излагает взгляды самого Птолемея и тех учеников его, которые близко стояли к вождю. В 12-й же главе речь идет о таких последователях еретика, которые принимали не все пункты в его учении, отличаясь во многих деталях. Показать такое различие и было целью Иринея при изложении главы 12, как и вообще во всем настоящем отделе (гл. 11-12) св. отец имел в виду отметить «непостоянство мнений ересеучителей, когда двое или трое из них об одном и том же говорят не одно и то же; но противоречат друг другу и в сущности дела, и в именах».[1676]
Гильгенфельд в доказательство того, что 11, 1-3 заимствованы из постороннего источника, ссылается на 11, 3, где Ириней, передавая взгляды какого-то «знаменитого» среди гностиков учителя (άλλος δέ τις έπιφανής διδάσκαλος αύτών), не называет его однако по имени.
Этого, по мнению ученого, не могло быть, если бы св. отец читал собственные сочинения упоминаемого учителя.[1677] Однако данное место не ясно в чтении. Греческий текст его именно здесь утрачен[1678] (приведенные выше по-гречески слова представляют лишь перевод Гильгенфельда с латинского). Что же касается латинского текста, то в существующих изданиях действительно стоит: «скгиэ ша^йег»,[1679] соответствующее έπιφανής διδάσκαλος. Но Епифаний и Феодорит читают здесь по-гречески собственное имя еретика валентинианина Епифания,[1680] надписание имени которого, конечно, очень сходно с έπιφανής = clarus.
В виду этой неясности строить какие-либо гипотезы на основе существующего текста нельзя.
Представленный разбор доказательств Липсия, Гейнрици и Гильгенфельда показывает, что нет оснований предполагать заимствование глав 11-12 и 22-27 из какого-то постороннего источника. Наоборот, весь ход речи здесь, образ выражения, цитация — обычные иринеевские — говорят, что при изложении этого отдела св. отец был настолько же самостоятелен, как и при написании остальных частей I книги «Против ересей».
Уже полученного вывода достаточно для того, чтобы отвергнуть состоятельность гипотезы Липсия, Гейнрици и других во всем ее объеме. Ибо дальнейшие доказательства, что в данном случае св. Иринеем было использовано не иное какое-либо сочинение, а именно «Синтагма» св. Иустина, могут иметь значение лишь в том случае, когда признано вообще заимствование. Если же такого заимствования не было и если, наоборот, самостоятельность изложения очевидна, то нельзя говорить и о частном выводе и разъяснении общей мысли о заимствовании, использовании в указанном виде такого именно, а не другого сочинения.
Однако мы рассмотрим и эти доказательства (они представлены Липсием в первом его труде).
Немецкий ученый указывает на противоречие между 1,27,1 и III, 3, 1 в упоминании о папе Гигине, которого в первом случае Ириней называет девятым от апостолов епископом, а во втором — восьмым. Такое противоречие свидетельствует, по мнению Липсия, о том, что сведения I, 27, 1 заимствованы из какого-то римского источника.
Действительно, соответствия между указанными сообщениями Иринея нет. Однако при настоящем положении источников трудно с определенностью решить, что послужило причиной такой разницы в счете. Вероятных же объяснений можно найти несколько. Может быть, например, в первом случае св. Ириней включал в число пап ап. Петра, а во втором начинает счет с его преемника на Римской кафедре.
А что 27,1 вообще не заимствован св. Иринеем, но представляет его самостоятельную работу, об этом говорит уже сходство стиля и способа выражения настоящего отдела с § 1 главы 3 книги III «Против ересей», который (параграф) признает принадлежащим св. Иринею и сам Липсий.[1681]
Но если бы и действительно оказалось, что данное сообщение Ириней заимствовал из римского источника, может быть, даже из Catalogus Liberianus, то и в таком случае еще не ясно, почему же нужно считать «Синтагму» Иустина источником «Против ересей». Правильным можно признать лишь вывод, что в числе источников св. отца был и этот каталог. А чтобы распространить настоящее заключение на «Синтагму», нужно предварительно доказать, что она зависела и повторяла данные каталога. Однако такого доказательства Липсий не привод ит. А без него и основание это не имеет силы.
Точно также недоказательно и сопоставление 23,1 с сообщениями первой Апологии св. Иустина о еретике Симоне и статуе, воздвигнутой в честь его (Апол. Гл. 26 и 56).
Ириней говорит о Симоне Маге на протяжении четырех (§§ 1-4) параграфов главы 23. Но относительно трех последних (§ 2-4) уже сам Липсий утверждает, что в данном случае св. отец пользовался, кроме «Синтагмы» Иустина, еще другим каким-то источником.[1682] Что же касается первого параграфа, то почти 4/5 его содержания — за исключением конца, где именно и говорится о статуе, — представляют из себя буквальные выдержки или переложение рассказа об этом еретике книги Деяний св. апостолов (Гл. 8,9-11.20-23 и др.), которая, очевидно, и служила источником для Иринея в настоящем случае.[1683]
Если мы прибавим сюда, что стиль, способ выражения и вообще изложение всего данного отдела — как мы уже доказывали — обычные, иринеевские, то придем к тому выводу, что заимствования без переделки здесь также не было. Это одинаково верно как в отношении к Апологии, так и в отношении к «Синтагме» Иустина и другим возможным источниками. Зависимости в такой форме, впрочем, не предполагают в данном случае не только Гарнак, но даже и Липсий, понимая под ней, по-видимому, лишь заимствование материала.
Но и в таком виде разбираемое основание не оправдывает надежд сторонников «Синтагмы». Вся сила этого доказательства заключается в сопоставлении содержания Апологии и Contra haereses. Но отсюда если и можно делать какие-либо выводы, то только лишь об отношении св. Иринея к последнему труду Иустина. Распространять же их на «Синтагму», рассуждая строго логически, мы не имеем права, так как это два различных сочинения св. отца..
Правда, судя по словам самого Иустина, в «Синтагме» также излагалась ересь Симона и даже, по-видимому, в более полном виде, чем в Апологии.[1684] Но утверждать, что сообщения поданному вопросу обоих сочинений одинаковы, нет оснований.
Да и зависимость св. Иринея от Апологии представляется сомнительной.
Как мы видели, все сообщение св. отца о Симоне Маге занимает четыре (§§ 1-4) параграфа главы 23, по русскому изданию почти полных три страницы (С. 86-88). Если сравнить его с тем, что говорится об этом еретике в Апологии, то окажется, что в последней нет ни передачи рассказа книги Деяний (8, 9-23) о Симоне, ни изложения учения еретика. Между тем сам св. Ириней отводит этим отделам значительное место. Повествование же книги Деяний занимает у него большую часть первого параграфа до слов: «Симон с большей ревностью принялся»,[1685] переводя на строки — около ¾ страницы, а изложение учения — почти целиком три последних параграфа, за исключением двух первых фраз § 2, т. е. всего около двух страниц. Более или менее сходными в обеих книгах являются лишь конец первого и начало второго параграфов, занимающие около 15 строк. Такая пропорция (сходного 15 строк, а отличного 2 ¾ страницы, т. е. около 100 строк) уже сама по себе колеблет мысль о зависимости Contra haereses от Апологии.