башня. Невозможно, чтобы кто-нибудь с горошины увидел мою руку под тарелкой.
Терри все сильнее и сильнее обхватывал себя руками – это обычно довольно надежный признак того, что он вот-вот взорвется. И пожалуйста…
– Так! – крикнул он. – Это мой долбаный мир, что хочу, то в нем и творю!
На несколько секунд повисла тишина, как будто охватившая весь паб. А потом мы оба рассмеялись – отчасти из-за гениальности его довода, а отчасти из-за полной абсурдности всего, что творилось в последние двадцать минут в жизни двух взрослых людей.
Когда мы возвращались в свой творческий забой, когда утихали споры и находились правильные правильные ответы (или в них отпадала нужда), книга отправлялась редакторам Терри: в Великобритании – Филиппе Дикинсон, в США – Дженнифер Брель или Энн Хоппе, которые знали Терри достаточно хорошо, чтобы перезвонить ему так быстро, как это возможно, желательно – на следующий день, и дать отзыв на 80 000–100 000 слов, только что обрушившихся к ним во входящие. Время обстоятельных редакторских комментариев наставало потом, и первые звонки просто подтверждали, что книга получена, прочитана, а если повезет, то и понравилась. Во время этих звонков я наблюдал за Терри с другого конца комнаты и видел, как он молча слушает и изредка говорит «о’кей». В конце концов он вешал трубку, смотрел на меня и объявлял:
– И снова нам все сошло с рук.
И возвращался к новому роману, где уже было написано несколько тысяч слов.
* * *
В сентябре 2001‐го – я тогда проработал чуть меньше года – Терри и Лин отправились в отпуск. Не считая Рождества, это был первый случай с моего появления на орбите Терри – включая мой период в Colin Smythe Limited, – когда он взял хотя бы день выходного, не то что несколько недель10. Это казалось историческим моментом. Тем летом Терри уже заговорил о том, чтобы «сбавить обороты» – а то и уйти из литературы. Казалось, три книги того года довели его до истощения. Он сказал, что возьмет перерыв и, пока будет в Австралии, хорошенько подумает о будущем. «Ты можешь не волноваться, – сказал он сухо. – Говорят, каждый может написать хотя бы один роман»11.
Они с Лин полетели в Сидней, а потом на курорт «Сейлс Ин Дезерт» в двух шагах от знаменитого священного места аборигенов – Улуру, ранее известного как Айерс-Рок. И вот там наконец, после стольких лет тяжелого труда, Терри расслабился, удалившись от мира. Закончив же расслабляться, удалившись от мира, – возможно, это даже заняло у него целый день, – он уселся в теньке и начал читать правки «Изумительного Мориса», присланные в Часовню за неделю до его вылета. А закончив с ними, он начал роман с рабочим названием «Лес разума».
В середине его отпуска, 11 сентября, террористы протаранили на самолетах башни Всемирного торгового центра в Нью-Йорке. Не лучшее время, чтобы быть вдали от дома. Терри позвонил мне, и я поспешил найти им ближайший рейс обратно в Англию.
Мир все еще казался зыбким и нестабильным полтора месяца спустя, когда Колин позвонил с грустным и неожиданным известием о смерти Джоша Кирби. Он чуть-чуть не дожил до 73.
В первый раз я поехал в студию Джоша неподалеку от Дисса в Норфолке с некоторыми ожиданиями, основанными на том немногом, что я о нем знал. Я знал, что он водит красный «Порше» и живет в особняке под названием «Старый Приходской Дом». Еще я знал, что его иллюстрации украшают обложки десятков бестселлеров, многие из которых написал Терри Пратчетт. Я воображал, что он живет на широкую ногу.
На самом деле «Порше» оказался древним и облезлым 927‐м (его номер оканчивался на S, а значит, зарегистрировали его не позднее 1978 года), а особняк – деревянным оштукатуренным домом начала семнадцатого века, очень милым, но ветхим, возможно даже, сохранившим оригинальную кухню с отполированным ногами полом из каменных плит. Во входной двери был по меньшей мере десяток замочных скважин, так часто меняли замки. Джош, неизменно в одном костюме – джинсы, джинсовая рубашка и дезерты, – рисовал в бывшей кладовке, только при дневном свете. Мольбертом ему служила стопка старых газет с прислоненным к ним холстом. У стен по всему дому стояли – иногда трехфутовым слоем – оригиналы картин, потому что он не мог заставить себя с ними расстаться, хоть кое-кто и заплатил бы за них тысячи фунтов. На этих картинах лежала рукописная табличка: «Другие плакаты, как эти, – 50 пенсов», чтобы ввести в заблуждение грабителей. Каждую обложку Джош делал от месяца до шести недель. По его словам, он получал 750 фунтов за издание в твердой обложке и 750 – за издание в мягкой. На момент смерти этот замечательный человек и успешный коммерческий художник, чьи работы мгновенно узнают миллионы читателей по всему миру, зарабатывал меньше порога подоходного налога.
Тем временем Терри предложили написать эссе для брошюры большой технологической компании. Обычно он отказывался от подобных коммерческих заказов, но этот привлек его внимание – и в Терри ожил бывалый журналист-фрилансер.
– Они дают 8 фунтов за слово! – изумлялся Терри. – По-моему, это слишком здо́рово, чтобы отказываться.
Я согласился, что расценки очень щедрые, заказ стоит поставить в график. Но потом задумался.
– Только погоди. А сколько ты получаешь за слово в этом романе?
– Не знаю, – ответил Терри. – А сколько?
Не самый сложный подсчет – и все же мышление писателя удивительным образом существовало отдельно от мышления журналиста-фрилансера, и до сих пор Терри в голову не приходило посчитать. Ответ получился такой: Терри получал миллион фунтов за каждый роман. В каждом романе было 100 тысяч слов. Следовательно, как романисту ему платили по 10 фунтов за слово.
Предложение компании с 8 фунтами за слово вежливо отклонили на том основании, что это непрактичный расход времени Терри.
СНОСКИ
1 Звание излюбленного сорта чайных пакетиков в Часовне принадлежало «Эрл Грею», пока однажды катастрофическая нехватка припасов не вынудила нас перейти на «Леди Грей». Обратной дороги не было. Дальше ответом на нашу безумную бергамотовую зависимость был только «Леди Грей».
2 После смерти Терри мы с Лин в конце концов собрались с силами и перебрали кое-что из накопившейся фанатской почты. Первое же письмо, которое она вынула из горы, оказалось из категории «мать благодарит Терри за то, что сыновья начали читать». Оно было от Силлы Блэк.
3 Еще через канаву проложили традиционный интерком. Среди первых звонков Терри в Студию была просьба: «10–17 для кофе». Так я впервые заглянул в его прошлое энтузиаста любительского радио, хотя в остальном он его умело скрывал.
4 У Терри было весьма широкое понимание «свободного времени» для писательства. Энн Хоппе, редактор детских книг Терри