Студии.
Объяснений не последовало, и мне оставалось гадать, оплошал ли я в чем-то или все это время раздражал Терри, сам того не замечая. Но начальник есть начальник. До конца дня я перебрался в Студию и на следующее утро направился прямиком туда.
Не успел я досидеть там до первого вечера ссылки, как зазвонил интерком.
– Не можешь зайти, сделать одну мелочь? – спросил Терри. Я перешел в Часовню, мы с Терри сделали одну мелочь – и больше вопрос о моем изгнании в Студию не вставал.
* * *
Где-то между автоматизацией вентиляции в теплице, защитой телескопа в обсерватории от шальных молний и разработкой ракетных спасательных операций для Часовни писались книги. В одном только 2001 году вышло сразу три: «Вор времени», «Последний герой» (повесть со множеством иллюстраций Пола Кидби) и удостоенный медали Карнеги «Изумительный Морис и его ученые грызуны». В следующие три года Терри напишет «Ночную стражу», «Маленький свободный народец», «Пехотную балладу» (Monstrous Regiment), «Шляпу, полную неба» (A Hat Full of Sky) и «Держи марку!» – потрясающе разнообразные взрослые и детские книги, в которых его стиль словно каждый раз меняет направление, растет и достигает новых высот. До сих пор в голове не укладывается, что я был рядом, когда все это писалось. Но я был.
Терри исполнилось 52. Он уже не считался самым продающимся писателем Британии – это звание он уступил Дж. К. Роулинг, чью серию романов о Гарри Поттере, начатую в 1997 году, отлично приняли читатели. Ну ладно, если отнести книги Роулинг к детской литературе, Терри все еще можно было назвать самым продающимся взрослым писателем Британии. Хотя это уже натяжки, и, несомненно, утрата неоспоримого безнатяжечного статуса большой шишки его уязвила. С другой стороны, успех Роулинг был настолько феноменальным и бьющим все рекорды, что она в каком-то смысле создала отдельную категорию конкуренции, и с этой точки зрения ситуация уже задевала меньше. Но все равно задевала. Вспоминаются слова Бинга Кросби о Фрэнке Синатре: «Певцы вроде Фрэнка рождаются раз в столетие. Так почему он родился в мое?» Во многом для Терри самым раздражающим аспектом появления Джоан Роулинг в его столетие было то, что пресса постоянно их стравливала, хотя Терри такая борьба совершенно не интересовала. После того как он раскритиковал статью о Роулинг в журнале Time из-за того, что в ней снисходительно отзывались о фэнтези в целом, об этом писали так, будто его претензии касались самой Роулинг, а не статьи в журнале Time. Но «Пратчетт атакует Роулинг», как это подали на сайте BBC, всегда будет звучать завлекательнее, чем «Пратчетт атакует статью в журнале Time».
Еще унизительнее для Терри были регулярные вопросы, вдохновил ли Хогвартс (появился в 1997 году) его Страшдество (появилось в 1976 году, в «Темной стороне солнца»)[70] и не отсылает ли мальчик-волшебник в очках Думминг Тупс (родился в 1990 году, в «Движущихся картинках») к мальчику-волшебнику в очках, упомянутому Терри в его отчете о туре как «Г*рри П*тт*р»5. Не меньше раздражало то, как в заслугу Роулинг время от времени ставили «революцию» в «доселе умиравшем» мире фэнтези. Эндрю Марр на BBC незабываемо представил Терри как человека, «следующего по стопам Филипа Пуллмана и Джоан Роулинг». В ответ Терри, особенно в тот период интенсивной и вездесущей потерромании, не мог не ощетиниться и не поинтересоваться, а что же вдруг случилось с его собственными стопами.
Впрочем, за кулисами победило великодушие – пусть порой оно и казалось великодушием тихо тлеющего вида. Терри написал Роулинг, поздравив ее с тем, что она сместила его с вершины, и спросил, не было ли у нее еще «момента», – объяснив, что у него самого «момент» случился над Атлантическим океаном, в кабинке туалета в салоне первого класса, когда он посмотрел в зеркало и спросил себя: «Почему я?» Возможно, это не самые громкие дифирамбы. На самом деле даже с подколкой – отдаленно римское по ощущению напоминание победителю в мгновение его триумфа о роли везения. Но нельзя не отметить, что он писал это хотя бы честно и даже с сочувствием. Позже Терри и Роулинг были на одном мероприятии в Эдинбурге во время знаменитого Эдинбургского фестиваля и вежливо кланялись друг другу с разных концов комнаты. Случился между ними и короткий, но совершенно дружелюбный разговор; в конце Роулинг извинилась, что ей нужно идти.
– Наверное, пора подписывать поттеровскую подставку под туалетную бумагу, – предположил он. Роулинг рассмеялась.
– Терри, – сказала она, – ты даже не представляешь.
Впрочем, несмотря на все большие и малые обиды из-за того, что его столкнули с пьедестала, возможно, это испытание даже придало Терри энергии, а то и раскрепостило его. Было очевидно, что статус лучшего вернется не скоро, этим бременем можно больше не забивать себе голову. Он побывал на вершине, больше ему доказывать нечего. Так, может, теперь он волен писать в свое удовольствие? Как бы то ни было, теперь он приступил к ряду книг, не похожих ни на что из его прежнего творчества.
Многое в творческом процессе Терри поражало меня тогда и поражает сейчас. Никаких тебе карточек. Никакой доски, никаких стикеров на стене у стола, только и ждущих, чтобы их расположили в правильном порядке. Даже никаких заметок в блокноте. Я думал, существует некий грандиозный план – схема, описывающая в общих чертах текущие и новые 300–400‐страничные истории. Но нет. Сюжет каждого романа разворачивался по мере написания, и в процессе Терри хранил, вращал, вертел и прокручивал его туда-обратно только в голове. А главное, без труда. И каждый нюанс истории всегда был в его полном распоряжении.
Сам он называл это «Долиной Облаков». Писать роман – все равно что отправиться в путешествие с одной стороны Долины Облаков на другую. В долине стоит густой туман, но, если повезет, можно разглядеть со своего места другую сторону и заметить поднимающиеся над туманом верхушки пары деревьев или другие ориентиры. И задача в том, чтобы направиться к одному из ориентиров – спуститься в туман и посмотреть, что проявится по пути, но стремиться при этом к той точке выхода, которую ты наметил для себя на другой стороне. Для этого Терри часто находил полезным в первую очередь написать финальные сцены предполагаемой книги – или как минимум сразу написать сцену на той стороне долины, какой он ее себе представлял в момент отправления. Путешествие не обязательно закончится именно там, но, если понадобится, эти слова всегда можно переделать или адаптировать – а то и вовсе вычеркнуть после того, как они сослужили свою службу, то есть придали путешествию чувство направления в начале. Люди часто