я велел ему набрать собственное сообщение – «Привет Часовне из Студии, с любовью, Терри», – и мы отправились в соседнее здание, где – фокус-покус – на экране нас уже встречал его текст. Теперь Часовня и Студия официально разговаривали3.
– Ты очень хорошо поработал на неделе. Спасибо, – сказал Терри, когда я покидал свой пост на выходные. Я надулся от радости. Впервые я слышал беспримесную благодарность от начальника. Но Терри есть Терри: думаю, это был и последний раз.
Соединение Часовни и Студии – только первый из ряда проектов в области электроники, которые мы с Терри осуществили в следующие месяцы, чтобы автоматизировать жизнь в кабинете. Кое-что мы делали потому, что это правда было полезно, а кое-что – просто потому, что могли, и еще – потехи ради. Мы сделали так, чтобы его ключ в скважине двери Часовни поутру отключал сигнализацию, запускал компьютер и открывал текущий файл, так что, когда он вешал куртку и садился за стол, все уже было готово к работе. Мы сделали так, чтобы он мог, не только не вставая из-за рабочего стола, следить за температурой в теплице – этим он и так занимался еще со времен Гейз-коттеджа, – но и удаленно открывать и закрывать в ней вентиляцию, не выходя из Часовни. Мы установили дистанционную систему для оросителей – если честно, без особых причин, просто потому, что нам был интересен любой способ без нужды усложнить полив хищных растений. Еще в теплице находились червятники Терри, и мы установили систему, позволяющую регулировать в них температуру на расстоянии. Еще мы разместили в Часовне датчики, чтобы следить за стоявшей неподалеку обсерваторией: за температурой телескопа, температурой воздуха внутри и снаружи здания. А саму обсерваторию оборудовали детектором молний, который автоматически закрывал крышу, если улавливал электрическую активность в атмосфере. Нам не терпелось посмотреть на эту штуку в действии – и мы ужасно злились, что ни одна гроза не подходила достаточно близко, чтобы ее активировать. Мы без конца подкручивали параметры, расширяя радиус действия детектора, – пожалуй, это можно было назвать охотой на грозу. Наконец молния ударила где-то на острове Уайт – в безобидных 50 милях от нас, – и, к нашему неизмеримому удовлетворению, над нашими головами торжественно закрылась крыша. Дело было сделано.
Каждый из этих проектов мы делали вдвоем, причем, согласно освященной временем этике любительской электроники, из дешевых пассивных элементов, припаянных к прототипной макетной плате. Профессионалы бы поморщили нос, но так уж у нас было заведено, а если ты вырос в церкви домашней электроники, то некоторые традиции неколебимы.
Среди других моих обязанностей была установка в домашнем громогласном DVD-проигрывателе декодера для разных регионов, чтобы можно было смотреть как британские, так и американские диски, и замена хлипких петель на «Оливетти Куадерно». Это был первобытный ноутбук, который Терри приобрел еще в 1992 году, на туманной заре портативных компьютеров, и который до сих пор брал в поездки, чтобы писать в свободное время, если таковое возникнет, – например, в машинах, залах ожидания, гримерках, подсобках книжных магазинов и в перелетах, в том числе в пустые минуты между посадкой и буксировкой на летную полосу4. Он был очень привязан к этому ноутбуку. А я был доволен своей работой с петлями после того, как целые выходные изготавливал новые с помощью эпоксидного клея и спичек. Скажу без ложной скромности, что они были прочнее заводских, сделанных, судя по всему, из сплава пыли и сыра. И уж точно лучше скотча, которым пользовался Терри.
Но случилось страшное. На вокзале Ватерлоо, спеша с ноутбуком в Солсбери, я услышал зловещий треск рвущейся сумки, а за ним – тошнотворный скрежет «Оливетти Куадерно», отскочившего от бетона и сгинувшего в щели между поездом и перроном. Я пришел в ужас – как, полагаю, любой, кто только что закинул компьютер нового начальника под поезд. Добрые станционные работники извлекли ноутбук с путей, хоть при этом и протащили его по всей стенке платформы, но теперь одними новыми петлями здесь явно было не обойтись.
Это был очень долгий путь в Солсбери. Я не мог себе представить, чтобы Терри отреагировал спокойно. Но я ошибался как никогда.
– Подумаешь, Роб, – сказал Терри умиротворенно. – Всякое бывает. Чаю?
Ну ладно, не совсем. Он просто-таки раскалился докрасна и потом остывал еще четыре часа. Открыв расцарапанный ноутбук и оглядев черный и потрескавшийся жидкокристаллический экран, он скорбно произнес: «Похоже на амеб». Я отлично понимал его гнев. С точки зрения Терри – да и со своей, раз уж на то пошло, – я повредил драгоценную реликвию, причем реликвию, которую еще использовали по назначению. Но он меня не уволил, а в конце концов и простил. Кажется.
Что мы так и не воплотили в жизнь, хоть и посвятили этой идее много времени, так это систему спасения для жесткого диска Терри. Она должна была заработать в случае, если в Часовне начнется пожар, способный уничтожить все сохраненные тексты Терри, а главное – текущую работу. План заключался в том, чтобы присоединить жесткий диск к ракете и построить рельсы вдоль балок здания. Пожар в Часовне запалит фитиль ракеты, и она вылетит по рельсам через заранее ослабленную черепицу, спасая жесткий диск. На заданной высоте ракета прекратит полет и раскроет миниатюрный парашют, чтобы, в стиле миссии «Аполлон», опустить жесткий диск на землю, подальше от Часовни, где мы его и найдем после пожара. Конечно, во многом необходимость в такой чрезвычайной процедуре отпала из-за отдельного резервного хранилища, заработавшего в Студии. Но в первую очередь нас останавливало понимание, что если мы такое построим, то будем изнывать от искушения поджечь Часовню, чтобы проверить, как оно работает.
Завершив этот проект, который был не проще любого другого проекта, где электронные системы сочетаются с ракетостроением, я поставил у двери Часовни сборный стол из «Икеи» – это стало моей базой. Терри обрадовало, что на рабочем месте его нового личного помощника есть лоток «Входящие». Он подходил, клал туда листок и возвращался на свое место – сама формальность такого делегирования обязанностей приносила ему бесконечное удовольствие. В первые недели мы оба немного тушевались и ориентировались по обстановке. Я разбирался, в чем заключается моя работа, а Терри привыкал к странному распорядку – к тому, что после стольких лет принципиального одиночества допустил в свой личный кабинет постороннего. Этот процесс акклиматизации шел долго и не без заминок. Например, я уже какое-то время базировался за столом у двери, когда Терри ни с того ни с сего заявил:
– Не пойми меня неправильно, Роб, но, хоть мне и нравится твое общество, тебе, наверное, лучше работать в