Ветер крепчал, налетая злобными порывами, а за ним, как за предвестником, через Великую Пустыню катились песчаные смерчи. Пыльный шторм обрушился на пустоши тучами летящих игл и яростными молниями. Притягиваемые Кристаллическими Ферротропами, молнии гвоздили их, превращая в уносимый ветром черный порошок. Приближалась Великая Песчаная Буря, она крепла, ширилась, ярилась все больше с каждым пройденным по дюнам метром. Раэл Манделла–младший прижал сына к груди и бросился бежать. Песчаные иглы хлестнули его, когда он уже вбегал в дверь.
— Быстро, быстро, идет Большая Пыль, — закричал он. Вдвоем с матерью, замотав лица тряпками и натянув митенки, они выбрались под обжигающие струи песка, чтобы запереть животных и закрыть ставни. Большая Пыль набросилась на Дорогу Отчаяния, как целая тьма завывающих и вопящих демонов. В одно мгновение воздух стал плотным, шершавым и смертельно опасным. Краска и настенные росписи были содраны, слизаны, стерты до голого дерева и металла под визг мчащегося песка. Деревья лишились коры, затем их стволы сточило до спичечной толщины, а металлические фермы ветряных насосов отполировало до серебристого блеска. Черные ромбы солнечных коллекторов были изъязвлены и потрескались; еще до полудня их черные стеклянные фасетки превратились в округлые окатыши.
Пыльная буря не утихал до ночи. Квай Чен Пак, лежащая на ложе роженицы с младенцем Хараном, слепо тыкающимся в поисках соска, вслушивалась в визг ветра над крышей и вскрикивала в страхе, ибо внезапно решила, что все демоны из богатого на демонов прошлого Дороги Отчаяния явились по ее душу. Санта Екатрина и Раэл–младший не слышали этих панических криков. Они обыскивали при свете свечей продуваемые ветром комнаты и подвалы в поисках Евы, которая исчезла в тот самый момент, когда буря обрушилась на дом Манделла. Раэл–младший все ждал, что они найдут ее обглоданные песком кости, а Санта Екатрина заметила свечение на гобелене и странный ужас охватил ее. Как будто бы ветер ворвался в дом и снял мясо с костей у нее самой. Она никогда никому об этом не рассказала, поскольку и сама не была уверена, что Ева Манделла перешла в гобелен и вернулась таким образом к началу истории Дороги Отчаяния.
Пять дней пылевая буря трепала Дорогу Отчаяния. Ветер метался между заброшенных гостиниц и закусочных, проносился над разбитым куполом Базилики Полного Умерщвления, дурачился в гудящих стальных печах Стальграда и играл на сплетениях труб, как на фисгармонии. Он заваливал пылью скелеты, рушил стены, накрывал дюнами поля, скармливал дома ненасытному песку. Он вскрыл обрубленную культю скального жилища доктора Алимантандо и расшвырял книги, инструменты, ветошь, кухонную утварь, банные принадлежность, эсхатометры и танатоскопы по всей земле. Ветер дул, дул и дул — и кирпич за кирпичом, камешек за камешком, зернышко за зернышком, пылинка за пылинкой — уносил с собой Дорогу Отчаяния. Он попытался унести и владения Манделла; он когтил его с гневным криком, он выдирал черепицы из кровли, швыряя их в воздух, он яростно визжал, нагоняя страх на обитателей, которые денно и нощно с ужасом ждали шквала, который сможет сорвать крыши, обрушить стены и оставить их обнаженными под лезвиями бури.
Это длилось пять дней; на шестое утро Раэл Манделла–младший расслышал за воем ветра посторонний звук. Это был свисток локомотива. Он не был громким и не слишком выделялся на фоне ветра, но услышав его один раз, уже ни с чем его не спутаешь.
— Поезд, поезд! — закричал он, толкая мать, жену, сына и мечась между картонными коробками. — Мы сможем бежать отсюда! — Сила ветра упала до уровня, позволившего им, обмотавшись тряпками и накрывшись толстыми бурнусами, выбраться из дома. Раэл–младший выпустил животных. Ламы, козы, свиньи и куры бросились в тучи пыли и исчезли. Потом он гадал, что с ними произошло. Затем семья Манделла вслепую, пробираясь сквозь цепкий песок, побрела по стертым улицам развоплощенного города к железной дороге. Здесь они сбились в кучу, слушая пение песка на отполированных рельсах.
Дороги Отчаяния больше не было. Ветер унес ее прочь. Исчезли дома, исчезли улицы, исчезли поля, исчезли гостиницы и постоялые дворы, исчезли Бог и Мамона; все стало так, как было в самом начале: голые скалы и сталь. Беглецы ждали, ждали, ждали. Дважды Раэлу–младшему казалось, что он слышит свисток локомотива, дважды он вскакивал на ноги и дважды его ждало разочарование. Ветер слабел, рыжая пелена приобретала некоторую проницаемость для взгляда. Младенец Харан Манделла ворковал и гулил. Квай Чен Пак прижимала его к себе, пытаясь кормить грудью под защитой непроницаемых для ветра одеяний.
— Слушайте! — закричал Раэл–младший, наполовину обезумевший после пяти дней дьявольского воя. — Вот! Вы слышали это? Я слышал. Слушайте! — Санта Екатрина и Квай Чен Пак вслушались, как было велено, и на сей раз — да — на сей раз они услышали свисток локомотива, приближающийся вдоль железнодорожной линии. Затем сквозь несущуюся пыль засиял свет, снова раздался свисток, и последний поезд в истории притормозил у Дороги Отчаяния и взял беглецов на борт.
Когда поезд устремился прочь, Раэл Манделла–младший взял сына на руки и поцеловал его. Великая Пустыня уносилась мимо них к северу, солнце пробилось сквозь тучи пыли и засияло сквозь сумрак отчаяния.
Дорога Отчаяния исчезла. В ней больше не было нужды. Она сыграла свою роль и могла спокойно вернуться в песок; ее время вышло, ее имя забыто.
Но нет, имя ее нельзя было забыть, ибо за двадцать три года ее существования здесь произошло слишком много удивительного; его последний ребенок достиг зрелости в округе Парк Пелнэм, в городе Меридиан: сердечный, уважаемый и любимый всеми. В один летний день отец этого человека позвал сына в гудящий от пчел сад и сказал ему:
— Сынок, через три недели тебе будет десять лет и ты станешь мужчиной: что ты собираешься делать в жизни?
И его сын ответил:
— Отец, я собираюсь написать книгу обо всем, о чем ты мне рассказывал, обо всех чудесных и удивительных событиях, о радостях и печалях, о победах и поражениях.
— И как же ты собираешься написать эту книгу? Мне больше нечего тебе рассказать.
— Я знаю, — сказал сын, — ибо я видел, что все это записано здесь. — Он показал отцу странный светящийся гобелен с невероятно сложным рисунком, волшебным и изумительным.
— Откуда он у тебя? — спросил сына отец. И сын рассмеялся и сказал:
— Отец, а ты веришь в зеленых человечков?
Итак, он написал эту книгу, и назвал ее «Дорога Отчаяния»: историю маленького городка в сердце Великой Пустыни Северо–Западной Чертвертьсферы планеты под названием Марс, и здесь она заканчивается.