Читать интересную книгу Блестящий шанс. Охота обреченного волка. Блондинка в бегах - Эд Лейси

Ансель — темнокожий коротышка лет пятидесяти восьми, с резкими чертами лица и страшно гордится своими шелковистыми белыми волосами. Его жена — загорелая женщина, немногословная и крупная, она, вероятно, в состоянии без труда приподнять его от земли одной рукой. У них есть взрослый сын, который занят магазином, и две замужние дочки, живущие где-то на островах. Рождение последнего сына перевернуло всю его жизнь, и Ансель не устает повторять: «Мы всегда знали, что у ней там сынок сидит, и мы его вовремя оттуда выковыряли!»

Когда старик впервые при мне произнес эту фразу, я по дурости спросил, что он имеет в виду.

— Как Сесил, первенец наш, должен был родиться, моя старуха почувствовала четыре удара в пупок. А у нас на островах все знают: сколько ударов в пупок в первый раз, столько и детей баба родит в жизни. Ну вот, после мы за два года настрогали двух дочек, а потом — пшик! Годы идут, а миссис Смит мне все талдычит: «Иди-ка, парень, за работу! Последний ребеночек в животе ждет!» Мики, поверишь, я совсем из сил выбился, делая этого последнего мальца! Но все ж таки мы его родили! А как же!

Сам Ансель не только большой фантазер, но и лгун. Хотя иногда он соскальзывает на островной диалект, — чтобы меня поразить, наверное, — он неплохо образован и эрудирован. Его два увлечения — история Кайманового архипелага и секс. За пивом он расскажет вам, что Колумб назвал эти острова Тортугами — «черепашьими островами». По убеждению Анселя, Колумб сначала доплыл до Каймановых, а уж потом только заметил Доминику, так что старик Хрис был, скорее всего, хреновым навигатором.

Что касается секса, тут Ансель был главным сексологом местного значения. У меня он, ничуть не смущаясь, с важным видом поинтересовался, какова Роуз в постели. Естественно, он считает ее самой красивой женщиной планеты — тут мы с ним сходимся. В ответ на мою откровенность он рассказал мне о женщинах, с которыми он спал — их, кажется, насчитывалось несколько миллионов — и поделился перлами местных поверий о деторождении. Если ползающий младенец заглядывает матери под юбку, значит, она снова понесла, «потому как малыш ищет себе приятеля». Если беременная не будет много трудиться, у нее родится лентяй. Женщина станет бесплодной, если послед первенца не закопать с серебряной монеткой в огороде за домом с восточной стороны. Акушерка должна перепоясать талию беременной тугой веревкой, чтобы ребеночек не выпрыгнул из чрева в легкие матери и та не задохнулась. Я долго не мог понять, дурит он меня или серьезно все это говорит. Ансель много чего знал о тайнах обеа — местной разновидности магии вуду — но наотрез отказывался это обсуждать со мной.

О сексе и деторождении он беседовал с Роуз. Поначалу она жутко злилась, но потом поняла, что просто у него язык чешется поговорить с ней. Я знаю, что ей ужасно нравится и Ансель, и его жена.

Если Ансель и подозревал, что у нас денег больше, чем нам полагалось бы иметь, он ни разу не обмолвился ни словом. А Роуз чувствовала себя на острове в безопасности, по крайней мере настолько, насколько могла себя ощущать в безопасности. Раз в несколько месяцев мы снимались с места на пару дней, потом возвращались в Джорджтаун и регистрировались как вновь прибывшие туристы для получения временной визы.

Я уж даже начал думать, что нам суждено навечно остаться приклеенными к этому клочку земли. Восемь месяцев назад по Вест-Индии пронесся мощный ураган и улетел к Флориде, где вызвал наибольшие разрушения. Разумеется, ураган разрушил много построек и на островах. Но нас заранее предупредили об опасности, и я посадил яхту на якорь. Ураган накрыл наш риф, но не нанес нам существенного урона. Но потом произошло непредвиденное: ветер неожиданно поменял направление на сто восемьдесят градусов и с ревом рванул в направлении открытого океана. «Морская принцесса» пустилась в такой головокружительный пляс, что порвала один якорный канат и уволокла второй якорь на несколько сот ярдов, пока ее не выбросило на риф.

Спрятавшись за береговыми деревьями, которые впервые за все время буквально плашмя легли на землю, мы наблюдали, как «Морская принцесса» рухнула на риф. А ведь там в потайном ящике хранились все деньги Роуз. Я кое-как дополз до хижины, нашел акваланг и, подгоняемый ветром в спину, побежал к воде. Роуз, цепляясь за мои плечи, пыталась криком и плачем меня остановить. Наконец мне удалось стряхнуть ее с себя.

Море бурлило, в воде плавали доски, палки, ящики, ветки деревьев. Но на глубине царило полное спокойствие, и я быстро добрался до рифа. После нескольких попыток взобраться на борт «Морской принцессы» я сильно порезал ноги. Потом я соорудил плотик, привязал к нему клеенчатый мешок с деньгами — и мешочек с иностранными письмами — и отправился в обратный путь, таща за собой плотик. Бросившись в воду, я напоролся на коралловый риф и разодрал себе бедро чуть не до кости. Это было то еще испытание — плыть против ветра, когда соленая вода разъедает кровоточащую рану на ноге. Я пытался плыть под водой, но мне было тяжело, да и воздух в акваланге уже был на исходе. Так что мне пришлось сражаться с ветром и волнами и увертываться от обломков, которые неслись по воде со скоростью пули. Выбравшись на берег, я рухнул без сил. Отдышавшись, я подполз к старой перевернутой лодке — эта рухлядь валялась тут много лет и была такой тяжелой, что штормовому ветру оказалось не под силу сдвинуть ее с места. Я стал подкапываться под лодку, разгребая пальцами песок, укололся о спрятавшегося в песке гигантского кокосового краба и забросил под лодку кожаный мешок с деньгами. Потом забросал лаз песком. В жизни мне не приходилось выполнять работы тяжелее: под конец я совсем выбился из сил и не мог шевельнуть ни рукой, ни ногой. Я лежал, укрывшись от ветра за лодкой, и слушал, как бешено колотится мое сердце — казалось, громче, чем ревущий ураган. Я забылся…

Очнувшись, я вдруг понял, что ветер стих и что Роуз волочет меня к хижине — мое тело оставляло на песке кровавый след.

Она была просто в истерике и вполголоса сквернословила, неловко обмывая и перебинтовывая мои раны. Постель показалась мне райскими кущами. Спустя несколько часов я проснулся. В окно весело заглядывало солнце, и в первый момент я даже не вспомнил приключения вчерашнего дня. Я попытался встать, и тут ко мне подошла Роуз с красными от слез глазами. Она толкнула меня обратно в восхитительную мягкость кровати. Я притянул ее к себе, прошептал ей на ухо, что деньги в мешке под лодкой на берегу, и снова провалился в сон.

Я проспал сутки и, когда опять проснулся, ощутил приятную слабость во всем теле — вот только порезы на ногах и спине болели. Я спросил, нашла ли она деньги, Роуз кивнула и расплакалась. Говорить мне было так же трудно, как подняться с постели, но тем не менее я спросил:

— В чем дело? Почему ты плачешь?

— Ах ты, алчный гад! — крикнула Роуз.

— Послушай, детка, я же это сделал для тебя! — ответил я, медленно проговаривая слова.

— Да ты же чуть не утонул! Ты думаешь, мне это очень нужно? Или ты считаешь, что твоя смерть стоит каких-то денег?

— Я же говорю, что сделал это для тебя. Хочешь… пересчитать?

— Алчный гад! — повторила она, отойдя от кровати.

Я был слишком слаб и ничего не понял. Проснувшись ближе к вечеру и немного поев, я уже ощутил себя вполне окрепшим для дискуссии. Она еще не остыла, и я спросил:

— Дорогая, да что с тобой? Марш-бросок за твоими бабками мне вовсе не доставил удовольствия!

— Естественно! Ты сам готов был рисковать жизнью ради каких-то вшивых денег! Если бы у меня не было этих денег, если бы я их потеряла, ты бы что сделал, прогнал меня?

— Роуз, ты что, свихнулась от страха? Ты хоть отдаешь себе отчет в том, что это значит для… нас с тобой — остаться без цента на этом островочке посреди океана?! Рано или поздно нас бы депортировали отсюда, и нам пришлось бы обратиться за помощью к властям. Ты этого хотела? Вот почему я поплыл за твоими деньгами. А то, что эти деньги принадлежат тебе, ровным счетом ничего не значит.

— Уж это точно! — Ее лицо вдруг исказила мерзкая усмешка.

Я перевернулся на другой бок, лицом к стене, и скоро опять заснул. Я не понимал, что гложет ее, но на следующий день, когда я уже встал, она снова была спокойна. Мы больше не говорили о деньгах, и спустя неделю Роуз вообще обо всем забыла.

От «Морской принцессы» не осталось ни досочки — даже старенького эссекского мотора После того как яхта раскололась, ее обломки унесло в океан. А к концу месяца, когда я полностью оправился, Роуз согласилась с моими доводами, что нам необходима новая яхта. Я позаимствовал у Анселя старенькую шлюпку — типичную островную посудину с исполинским парусом из мешковины, которая буквально летела по волнам, и сделал на ней сорокамильный переход в Джорджтаун. Покупать там было нечего, но от одного торговца яхтами я узнал об одной посудине, стоящей на приколе в Сен-Круа на Виргинских островах. Телеграммой я запросил побольше информации об этой лодке, и, судя по полученному мной ответу, ее стоило осмотреть. Я отправился обратно на наш островок, рассказал об этом Роуз и предложил ей отправиться вместе со мной в Кингстон, а оттуда самолетом добраться до Сен-Круа. Разумеется, она боялась появиться в американском порту. Наконец я попросил ее дать мне десять кусков и совершить покупку одному. Она некоторое время раздумывала — и я прекрасно догадывался, какие мысли роятся у нее в голове. Но ведь яхта нам была нужна позарез, и она это понимала.