Читать интересную книгу Воевода - Дмитрий Евдокимов

В голосе Шуйского вновь послышалась насмешка, но настроение Пожарского не омрачилось, настолько рад был самостоятельному делу.

   — Когда выступать? — весело спросил он.

Шуйский удивился, решил, что молокосос радуется из-за тупоумия, и скучно сказал:

   — А как соберёшься, так и ступай.

...Дымные — вчерашние крестьяне, одетые в тегиляи[86] да шапки, обшитые кусками железа, были вооружены в основном рогатинами, не имея ни сабель, ни тем более пищалей.

   — Откуда будете, воины? — спросил он довольно хмуро.

   — Из-под Нижнего Новгорода мы, — ответили мужики нестройно.

Старший в отряде, из дворян, одетый в кольчугу, хитро подмигнув своим, заговорил, заметно «окая»:

   — Небось не зря говорят про нас: «Нижегородцы — не уродцы: дома каменны, а люди — железны!»

Князь, смягчившись, рассмеялся:

   — Ну, коль «железны» — поляков побьём!

   — А нам не впервой! — воскликнул всё тот же словоохотливый дворянин.

   — Вот как?

   — Тушинский вор к нам для усмирения войско польское заслал с воеводой Сенькой Вяземским, так наш воевода Андрей Алябьев то войско враз разметал, а Сеньку на городской площади повесил в назидание: пусть попробуют ещё сунуться.

   — Дельно, дельно! — закивал совсем повеселевший Дмитрий. — Лошади-то у вас есть? Верхом ездить можете?

   — Только я один, а остальные больше на санях...

   — А огненному бою обучались?

   — А луки и стрелы на что? Р-раз — и белке в глаз! А потом — у нас вот что есть, — парень показал рогатину. — Хоть сохатого, хоть медведя один на один завалю.

Пожарский поставил головой над «дымными» этого говорливого малого, Ждана Болтина, уже раньше бывавшего в ратном деле. Всего пехоты в отряде насчитывалось двести человек да двадцать всадников — служилые люди самого князя из поместья и московского посада.

Коломна встретила недружелюбно, в крепость их не пустили, а подскакавший к воротам воевода Иван Пушкин с презрением окинул взглядом ратников Пожарского:

   — Это что? Вся государева помощь?

   — Государь сам в осаде, скажи и на этом спасибо! — сверкнул глазами Дмитрий, обидевшись за своих нижегородцев, к которым за время короткого похода успел привязаться.

   — Ладно, — смилостивился Пушкин. — Располагай их по избам здесь, в Ямской слободе.

   — А что, в крепости места нет?

   — Пока не готово. Твоим «ратникам» самим себе придётся шалаши ладить. Я чаю, что к топорам у них руки привычнее, чем к саблям.

Хоть воевода, конечно, был недалёк от истины, но Пожарский вспылил:

   — Коль тебе помощь не нужна, так и скажи, мы и обратно можем пойти. В Москве дел хватит.

   — Ладно, ладно! Не горячись! — засуетился Пушкин. — Прошу тебя, князь, в мои хоромы откушать с дороги!

   — Людей размещу и буду. А ты пока своих голов собери, будем совет держать!

Пушкину властный тон Пожарского явно не понравился, он молча повернул коня и ускакал в ворота высокой Пятницкой башни. Слобожане, в отличие от воеводы, встретили ратников дружелюбно, понимая, что коль поляки появятся под стенами Коломны, то, не будь защиты, первые пострадают слободы. Скоро во дворах разгорелись костры — это приступили к отрадному для каждого воина делу кашевары.

Дмитрий с верным дядькой Надеей и головой нижегородцев Болтиным отправился в город, который выглядел сумрачным и настороженным, как перед грозой. Торговые ряды на центральной площади пусты, не видно людей и на улицах.

Боярин не встретил его на крыльце, а ждал в горнице, дав понять, что гость — не ровня ему по чину. Пожарский, однако, сдержал свои чувства, решив, что не время разводить местничество. По знаку хозяина в горницу вплыла густо накрашенная белилами и румянами дородная хозяйка с чаркой водки на подносе, но князь остановил её:

   — Спасибо! Угощение потом! Зови, воевода, своих голов.

В горницу вошли три рослых стрелецких сотника. Сдержанно поприветствовав гостя, уселись на лавке у стены. Пожарский спросил:

   — Что известно о Лисовском?

   — Идёт сюда.

   — Откуда знаете?

   — Лазутчики только приехали.

   — Давайте их сюда!

Два мужика в тулупах вошли, сняв поярковые шапки, и встали у дверей.

   — Ну, рассказывайте, что видели, без утайки, — потребовал Пожарский. — Вы кто будете, воины аль ряженые?

   — Стрельцы мы, — ответил один из них, — а оделись будто местные из крестьян, вроде как за лесом поехали.

Пожарский одобрительно усмехнулся, одобряя хитрость лазутчиков.

   — И где Лисовского повстречали?

   — У села Высокого[87].

   — Далеко это?

   — Вёрстах в тридцати будет.

   — Давно повстречали?

   — Вчера к вечеру.

Пожарский взглянул на Пушкина:

   — Это же совсем близко! Медлить нельзя — надо посадских в крепость забирать.

Воевода побагровел:

   — А чем мы их кормить будем? Лишние рты! Осада может быть долгой.

   — Осада? — переспросил Пожарский и повернулся к лазутчикам: — Так их много?

   — Да нет, сотни две-три!

   — Как же он с таким отрядом осадит? Ведь в Коломне, чай, не меньше тысячи бойцов.

   — Стрельцов сотни три, — ответил один из голов. — Остальные — из горожан...

   — Это у него сейчас три сотни! — сказал Пушкин. — А сколько за ним ещё идёт? Мы же не знаем! Если бы государь внял моему прошению и армию прислал, тогда другое дело! А теперь только остаётся — садиться в осаду.

   — Ждать нечего! — не согласился Дмитрий. — Пока их мало, надо немедленно разогнать. Готовьте, головы, свои сотни. Сегодня же и выступим, встретим Лисовского как надо.

Головы, повеселев, поднялись.

   — Стойте! Куда? — заорал Пушкин. — Здесь я воевода, мне и командовать!

   — Здесь я — воевода! — хладнокровно и веско возгласил Пожарский. — Грамоту ты читал: государь меня прислал сюда, чтобы защитить Коломну, а главное — не дать ляхам отрезать путь хлебу из Рязани. А ежели мы за стенами укроемся, как раз дорогу-то и перекроют!

   — Нету в грамоте ничего, что тебя первым воеводой прислали! Я первый воевода! — орал Пушкин. — И никуда моих стрельцов не пущу. Разобьют их, как Коломну удержу? Ты с Лисовским ещё не сталкивался, вот и хорохоришься! Он тебе пёрышки живо ощипает!

Пожарский не привык сносить оскорбления. Он резко вскочил, сделал решительный шаг в сторону хозяина так, что тот испуганно отскочил в угол. Князь рассмеялся:

   — Ладно, сиди со своими стрельцами у печки, попивай винцо вместе с хозяйкой. Справлюсь и без тебя!

   — Куда это ты собрался? Своевольничать не позволю. Коль прислали мне на помощь, так и помогай город защищать.

   — А я это и собираюсь сделать! Только не за стенами. Надо Лисовского припугнуть, пока он силы не набрал.

   — Не пущу!

   — Только попробуй! — усмехнулся Пожарский, многозначительно положив левую руку на рукоять сабли, затем обернулся к лазутчикам: — А вы, ребята, за мной! Дорогу мне покажете!

Ещё раз смерив воеводу презрительным взглядом, он пошёл из горницы. Пушкин не осмелился его задержать, только тоненько выкрикнул вслед:

   — Всё государю-батюшке отпишу про твоё ослушание и недоумие!

К селу Высокому вышли окольной дорогой к рассвету. Двигались тихо, чуть поскрипывая по только что выпавшему снежку. Вдруг уже на самой опушке Пожарский услышал странный звук. Он остановил лошадь. Сомнений не было — вскрикнул и тут же затих грудной ребёнок. Он осторожно поехал на звук, увидел: что-то белое мелькнуло под ёлкой. Его опередил Ждан Болтин, метнувшийся туда.

   — Дура! — внезапно закричал он. — Что ты с ребёнком делаешь? Задушишь!

   — Чтоб не кричал, вдруг ляхи услышат, — ответил неестественно спокойный женский голос.

Ждан вытащил за руку упирающуюся, с распущенными волосами молодую женщину в одной полотняной рубахе. Другой рукой она прижимала платок, в котором был завернут младенец. Придушенный матерью, он еле-еле хныкал.

Пожарский участливо спросил:

   — Как ты здесь очутилась?

   — От ляхов убегла. Они по селу всех баб ловят, ни одну не пропускают!

   — Накиньте на неё что-нибудь и посадите в сани!

Лазутчики тем временем вышли к околице, помахали оттуда:

   — Ушёл Лисовский!

Деревня представляла собой страшное зрелище — от большой части домов остались лишь угли. У плетня окровавленные трупы мужиков, возле которых столпились воющие бабы.

Пожарский почувствовал, как в нём закипает ярость такой силы, что голову стиснуло будто калёным обручем. Опустив глаза, он глухо спросил:

   — Давно они уехали?

   — Как только светать начало.

   — Почему же мы их не повстречали?

   — А они не в Коломну, а к Тушину сразу подались. Бахвалились: деи, ещё вернёмся, людишек побольше наберём, тогда и Коломну возьмём.