Читать интересную книгу Воевода - Дмитрий Евдокимов

   — Давно они уехали?

   — Как только светать начало.

   — Почему же мы их не повстречали?

   — А они не в Коломну, а к Тушину сразу подались. Бахвалились: деи, ещё вернёмся, людишек побольше наберём, тогда и Коломну возьмём.

   — С обозом?

   — Саней сто будет, всех наших мужиков с лошадьми занарядили, весь скот угнали...

   — Значит, далеко не ушли. Догоним! — твёрдо сказал князь.

Вдруг у Пожарского мелькнула неожиданная мысль. Он спросил лазутчиков:

   — А обогнать мы их не можем? Только чтобы незаметно?

   — Ежели лесом напрямки пойдём, а там через горушку, то сможем. Только пеши придётся идти, там верхом не проехать через бурелом.

Уговаривать никого не надо было. Все горели желанием побыстрее повстречать поляков.

...Отряд Лисовского, огибая невысокую, но длинную гору, растянулся почти на версту. Полковник оглянулся и самодовольно покрутил ус: «Добыча изрядная!» Впереди, где дорога снова уходила в лес, он увидел несколько всадников, скачущих навстречу.

«Не иначе царский гонец! — догадался Лисовский. В нём пробудился азарт охотника: — Попался, голубчик! Сейчас пощекочем тебе рёбра!»

Всадники тоже увидели польский отряд, на мгновение замешкались, затем повернули своих коней назад.

   — Гусары, за мной! — закричал Лисовский, ударив своего коня нагайкой по крупу. — Ату их, ату!

Отоспавшиеся всласть на крестьянских лавках гусары рванули за ним, а кое-кто резво начал обходить.

«Пусть разомнутся мальчики!» — добродушно ухмыльнулся Лисовский и только крикнул:

   — Гонец мне нужен живым!

Вся кавалькада углубилась в лес, оставив обоз плестись своим ходом под охраной небольшого числа жолнеров, удобно расположившихся на санях и играющих в зернь[88]. Когда и обоз полностью въехал в лес, перед передней лошадью вдруг с треском завалилась огромная сосна, перегородив дорогу. Не успели жолнеры очухаться от неожиданности, как из-за деревьев выскочили ратники с рогатинами. Пришедшие в себя мужики помогали вязать жолнеров.

   — А теперь поворачивайте назад, к дому! — скомандовал один из ратников.

   — С этими чё делать? — спросил один из мужиков, крутя в руках трофейный палаш.

   — Оставьте здесь, на снегу, — сказал старший из ратников, но поглядел на лица мужиков и вспомнил виденное утром село. — Делайте что хотите! Только чтоб шума не было. А нам пора туда. — Он показал вглубь леса, откуда слышалась канонада.

   — Мы с вами!

Несколько десятков мужиков вскоре догнали ратников, на ходу вытирая об армяки окровавленное оружие.

   — Крысы! — Хрипло произнёс один из них. — И смерть им — крысиная, безголовая.

...Гусары почти настигли беглецов, когда те вдруг бросились врассыпную по обе стороны дороги. Пока удивлённые ляхи крутили головами, раздался залп из пищалей.

   — Засада, Панове! — крикнул Лисовский, нагоняя их. — Скорей назад.

Но было поздно: и спереди и сзади им преградили путь сосны, а из-за деревьев молча приближались ратники с рогатинами и саблями. Откуда-то сверху посыпались стрелы. Стреляли с верхушек деревьев.

   — Спешиться! — скомандовал Лисовский. — Открыть огонь!

Но выстрелить успели немногие, завязалась рукопашная.

Гусары, искусные фехтовальщики, успешно отбивали сабельные удары и наносили ответные. Но против широких и острых лезвий рогатин им пришлось туго. Вскоре всё было кончено — дорога и лесная поляна вокруг были устланы трупами. Русских полегло около сотни, поляки — практически все.

   — Найдите Лисовского! — приказал Пожарский.

Однако нашли только голубой шёлковый, на беличьей подкладке плащ Лисовского и меховую шапку, брошенные в кустах. Видимо, полковник, поняв, что дело худо, накинул на себя плащ кого-то из убитых и выскользнул из окружения с несколькими наиболее близкими ему людьми.

   — Оборотень, как есть оборотень! — крестясь, произнёс Болтин.

   — Ничего, рано или поздно достанем! — уверенно сказал Пожарский. — Славно сегодня потрудились. Молодцы нижегородцы, воистину — не уродцы!

Вернувшись в Высокое, князь вернул награбленное владельцам, а отбитый у поляков обоз с рязанским хлебом взял с собой, в Москву. В Коломну он решил не заезжать, оставив спесивого боярина с носом.

   — А то, глядишь, себе припишет победу над Лисовским!

«Царю-государю и великому князю Димитрию Ивановичу всея Руси бьют челом и кланяются сироты твои, государевы, бедные, ограбленные и погорелые крестьянишки. Погибли мы, разорены от твоих ратных воинских людей, лошади, коровы и всякая животина потеряна, а мы сами жжены и мучены, дворишки наши все выжжены, а что было хлебца ржаного, и тот сгорел, а достальной хлеб твои загонные люди вымолотили и развезли: мы, сироты твои, теперь скитаемся между дворов, пить и есть нечего, помираем с женишками голодною смертью...»

Из челобитной крестьян Тушинскому вору.

«И переменились тоща жилища человеческие и жилища диких зверей: медведи, волки и лисицы стали обитать на местах сел человеческих, и хищные птицы из дремучих лесов слетались над грудами человеческих трупов, и горы могил воздвигли на Руси».

«Сказание» Авраамия Палицына.

Пока Пожарский вёл обоз в Москву, расторопный коломенский воевода, прослышав от лазутчиков о его победе, чтобы избежать укоризны, примчался с доносом к государю, деи, Пожарский не по чину вознёсся, ослушался государева указа, самовольно бросил Коломну, уйдя неведомо куда.

Доносительство было мило государеву сердцу, поэтому он лишь пожурил воеводу за трусость, явно им проявленную при появлении неприятеля, а Пожарскому, поздравив его нехотя с боевой удачей, выговорил за неуважение к старшему. В душе Шуйский был рад такому исходу: не надо было тратиться на награждение победителя.

Но как ни старались умалить Пушкин да Дмитрий Шуйский значение совершенного князем, вся Москва заговорила о Пожарском как о замечательном воине, которому удалось разбить наголову, будучи в меньшинстве, польских гусар, да ещё во главе с полковником Александром Лисовским, имя которого приводило в трепет многих русских воевод.

Русь раскололась надвое, имея сразу двух царей и двух патриархов. Смятение охватило душу лживого властителя. Не таким виделось ему в тайных сладостных мечтах его царствование. Где оно, благолепие в соответствии со старыми обычаями? Все врут, изменяют на каждом шагу. Сколько их, «лучших московских людей», клявшихся ему в верности, съезжают в Тушино и там целуют крест вору, а потом снова возвращаются к нему, требуя жалования? Дошло до того, что в некоторых семьях отец «прямил» ему, Шуйскому, а сын служил в тушинском таборе, и, съезжаясь на обед, родственники делились друг с другом новостями, будучи уверены, что, чья бы сторона ни победила, семье от этого урона не будет.

Чтоб одолеть вора, Шуйский был всё же вынужден прибегнуть к помощи шведского короля. В Новгород для переговоров с посланниками Карла IX он послал племянника Михаила Скопина-Шуйского. Но ждать подхода шведских войск пришлось долго. А москвичи тем временем, возбуждённые слухами из Тушинского лагеря, вновь взволновались.

В субботу на масленице, 17 февраля 1609 года, в боярскую думу ворвались князь Роман Гагарин, рязанский помещик Григорий Сунбулов и Тимофей Грязной. С ними пришло более трёхсот верных им вооружённых людей. Заговорщики потребовали от бояр согласия свергнуть Шуйского, они должны были выйти на Лобное место и заявить народу, что царь низложен. Однако на площадь явился лишь Василий Голицын, который по знатности рода был первым претендентом на трон после Шуйского. Остальные бояре разбежались по домам.

Заговорщики тем временем отправились в резиденцию патриарха, в Успенский собор. Гермоген отказался добровольно следовать на Красную площадь, его потащили силой, толкая сзади, обсыпая мусором и бранью.

Поднявшись на Лобное место, Роман Гагарин выкрикивал, обращаясь к собравшимся на площади:

— За кого мы кровь христианскую проливали? За человека недостойного и ни на что не потребного: глупого, нечестивого, пьяницу и блудника! Его посадили на трон его же потаковщики, такие же нечестивцы, как он сам! Не было на то согласия всей земли.

Люди слушали внимательно, кто-то соглашался, а кто-то и нет. Дородный мужчина возразил Гагарину:

   — Что ты тут мелешь? Все знают, что государь сел на царство не сам собою. Выбрали вы его сами — бояре да дворяне и служилые люди. Насчёт пьянства его или какого другого неистовства мы ничего не слыхивали.

Вступил другой москвич:

   — Шуйский, может, многим неугоден. Но нельзя его с царства свести просто так, без больших бояр и всенародного собрания.

Гагарин не отвечал на возражения, толкнул локтем Григория Сунбулова: