во времени, с точки зрения смертных. И вот когда волшебник произносит заклинание… – Мири призвала и тут же задула шарик-светлячок. – Я сознанием проникаю в эфир и возбуждаю его настолько, что получаю физический эффект. Для этого мне приходится подставляться течениям и бурям эфирного плана и часто преодолевать смешения потоков и встречные волны. А поскольку я человек, то удар такой волны принимает материальную форму. Вызывает материальные последствия. – С мерзкой ухмылкой Мири стряхнула с губ в морскую пену каплю крови. Капля сверкнула на миг, и ее смыл прибой.
– А Призрачные Стены? Тебе до сути ехать дольше, чем до Кхебеша.
– Чародеи отрезали эфир Кхебеша от внешних влияний, создали заповедную зону. И отмечают у себя каждый акт волшебства, чтобы впоследствии его компенсировать. Поддержать мировое равновесие. – Мири шептала все тише. И раздраженней, будто ее выводило из себя обсуждение Призрачных Стен. – Но к слову о Кхебеше – где гримуар доктора Рамигос? Где его спрятал Хоуз?
Кари сделала глубокий вдох. Она уже давно предвосхищала эту минуту и надеялась, что не ошиблась.
– Думаю – прямо здесь.
Она сорвала с себя лохмотья и шагнула со скалы.
Нырками Кари опускалась ко дну, к мутной грязи залитого морем края.
Падала на руки Повелителю Вод.
Кари думала о кусте-колючке на горе – богиня возрождалась после уничтожения. Прикованная к часовне, к Ильбаринскому Утесу. Думала о преданности Хоуза почившему богу, об алтаре на «Розе». Капитан заверял, что с нею промысел Повелителя Вод.
И об открывшемся тогда в расселине, где Бифосы плавали над божьей могилой. Кое-что обязано было выжить. Боги не умирают. Наверняка в оправдание долгого подвижничества Хоуза и его смерти мученика осталось хоть что-то.
И эти мысли становились молитвой.
Она припала к морскому дну и держалась, погрузив пальцы в ил. Крепилась, хоть легкие жгло и темнело в глазах. Надеялась, что не ошиблась.
Кажется, пучина зашевелилась.
Брыкаясь, Кари ринулась вверх, пробила толщу моря, задыхаясь, втянула воздух. Поплыла назад, подтянулась на скальную полку и обернулась, как раз чтобы увидеть, как первый из Бифосов поднимается над водой. Полудюжина рыбообразных существ плыла к ней с негромким мычанием, мокрые радужные чешуйки переливались, как драгоценные камни.
Только один вышел следом за ней из воды. Пошатываясь, полез по камням – резкая тяжесть рыбьего тулова едва не опрокинула тощий человечий стан. Людская половина Бифоса была голой, безголовой, распухшей от недель под водой, но Кари узнала ее по походке и по сломанным кистям.
Это был капитан Хоуз.
Сколько от Хоуза продолжило жить в этой сдвоенной сущности? Есть ли там хоть какая-то часть капитана или занебесный паразит его только использует, двигая человеческим телом? Хотел ли капитан, чтобы вот так все закончилось? Это наказание или награда? А может, глупо применять людские слова, людские смыслы к тому, что далеко за гранью понимания людей?
Пока Бифос приближался, ее взгляд притягивала не туша священной рыбы, которую влачило существо, и не несшие ее останки Хоуза, а точка их соединения, место, где Хоузова шея сливалась с рыбьим брюхом. Она не знала, ни что здесь особенно любопытно, ни какой для нее в этом прок, но черта перехода манила глаз, словно Кари хотелось выяснить, к кому Бифос ближе – к человеку или уже к богу.
Бифос остановился и протянул изувеченные руки – руки Хоуза, такие до боли знакомые, – предлагая ей сверток, завернутый в промасленную кожу. Чертова книга, наконец-то.
Создание почтительно остановилось и положило свою ношу на скалу возле Кари. Затем, не издав ни слова, ни звука, Бифос повернулся, скользнул в океан и мгновенно скрылся из виду.
Кари решила счесть это прощальной шпилькой от капитана – ведь точно так же, не говоря ни слова, она ушла от него шесть лет назад. Он лишился речи, но само возвращение книги было достаточным доказательством дружбы.
– В Кхебеш! – сквозь слезы объявила она.
Глава 25
В доме на Фонарной улице Раск справлял поминки по Виру. Покойного не шибко любили в преступном мире: ни сородичи-гхирданцы, ни Эшдана, ни местные воры, – но он был одним из своих, и эту связь они чтили. Бутылками вина и бочонками аракса, а потом братающим всех виски.
Тело Вира, еще обмотанное покрывалом, лежало внизу, на столе. В свое время его отвезут на Гхирданские острова и там упокоят в гробнице. Прежде частью погребального обычая Гхирданы было убийство священника, показать несгибаемость детей дракона перед богами, но в дни наступившего между островами и континентальным Лириксом согласия так себя вести было бы недальновидно. По крайней мере, не стоило убивать священника-лириксианца. Конечно, Бастон с радостью зарежет клирика из Праведного Царства и протащит через границу труп, но и это будет не слишком разумно.
И так из-за них Перемирие оказалось на грани срыва.
Сколько аракса ни пил, Раск чувствовал беспокойство, и застольное пение лишь сильней его донимало. Слишком много неясного в смерти Вира – а также как ему нужно отнестись к его смерти. К родственнику он любви не питал, но честь обязывала ответить на убийство гхирданца. Те бумаги указывали, что Вир злоумышлял против него или по крайней мере доносил о его шагах в Гвердоне – и если Вир докладывал Прадедушке, то мог и лгать, вливать обман дракону в уши.
Хуже того, налицо знак недоверия. Получается, Прадедушка опасается, как бы Раск его не подвел.
Хотелось действовать. Нанести удар. Вместо этого его гнули обязательства и обязанности. Кругом обступали люди. Насколько же проще беззаботно лететь, брать силой и рваться вперед, палить драконьим пламенем города и устремляться дальше. Его взаимосвязь со Шпатом в равной мере и благо, и проклятие. Перед ним лежал как Вир, что покоился тут, в доме, так и другие, кто был ранен на улице Состраданий. В одну женщину случайно попала собственная пуля – у пистолета спустился курок, когда ее схватила стража. Несмотря на усилия хирурга, женщина умирала сейчас в паре улиц отсюда. Ощущение крови, стекающей на пол, смешивалось со вкусом аракса.
Снаружи подоспела очередная обязанность. Раск вышел на улицу и низко поклонился Тайрус:
– Благодарю вас, Прабабушка, за содействие.
– Мое содействие, – отозвалась та, – едва не подкосило все Перемирие, и ради чего? Шайки бродяг с Мойки?
– Союзников. Преданных союзников, благодаря которым наше влияние распространилось за пределы оккупированной зоны.
Драконица сомкнула над ним полог кожаного крыла. Зеленоватая чешуя Тайрус заслонила весь мир.
– У драконов бывают слуги, а не союзники, – прошипела Тайрус. – Все ли они приняли пепел?
– Я… почти все, но…
– Почти. То есть ты ограничился лишь горстью коварных гадюк за пазухой?! Моя оценка твоей компетентности заметно повысилась. Ну так скажи, внук, кто расплатится со мной за содействие? На кого ляжет вина? – Глаза горели в душном мраке ее объятий. – На убитого мальчишку, какая бы глупость