Все поморщились, только Герберт Страстный ничем не проявил свое отношение, слишком углубившись в вычисления, ну еще Сьюманс пару раз кивнул, не отрывая от меня пронизывающего взора.
В мозгу щелкнуло, там наконец сообразило, чем занимается великий Герберт, я ощутил, как с плеч рухнула гора и рассыпалась в песок.
Простите, — прервал я сам себя, — но не могу не восхититься огромными возможностями великого мага Герберта Страстного! Он просто гений в математике!.. Я не представляю, как это он ухитряется работать с римской нумерацией. Это ж какую голову нужно иметь, какой мозг, какие закрученные извилины!
Герберт Страстный поморщился, но на лесть сказал гордо:
— Пока что мне одному удаются умножения и деления.
— Это невероятно, — сказал я быстро. — Хотя, если использовать другую систему, я охотно с вами потягаюсь.
Он посмотрел поверх листка на меня с изумлением.
— Вы? Вы лично?
— Называйте число, — предложил я.
Он засмеялся.
— Не боитесь опозориться? Ладно, в вашем возрасте это не будет стыдно, но уроком будет. Хорошо, две тысячи помножить на три тысячи.
— Шесть миллионов, — ответил я.
Он вскинул брови.
— Что?
— Можете проверить, — предложил я. — Если я не прав, готов положить свою голову на плаху.
Он всмотрелся в меня, покачал головой.
— Не-е-ет, тогда давайте что-нибудь посложнее. Семь тысяч помножить на три тысячи!
— Двадцать один миллион, — ответил я.
Он вскинул брови.
— Верно… Но я вчера достиг этого результата после семи часов непрерывных вычислений!
Я сдвинул плечами.
— Сочувствую.
Маги переводили взгляды с него на меня и обратно, но хранили озадаченное молчание.
Герберт Страстный сказал азартно:
— Тогда попробуем вас в делении! Разделите сто тысяч на пять тысяч!
Двадцать, — ответил я. — Такое считается в уме,
но, конечно, не тому, кто пользуется римскими цифрами. Может быть, давайте обучу вас более прогрессивному счету? Это будет мой как бы вклад…
Он непреклонно покачал головой.
— Сто двадцать шесть умножить на тридцать семь! Готовы?
Глава 2
Я написал обе цифры одна под другой и начал умножать в столбик. Герберт Страстный долго и старательно выписывал свои римские цифры, получилось «СХХУI умножить на XXXVII», так как этих знаков в римской нумерологии не существовало. Так же, как, к примеру, нуля.
Сьюманс и остальные с интересом следили за моими непонятными закорючками.
— Это… — произнес Сьюманс шепотом, словно они могли разбежаться в испуге от громкого голоса, — что за руны?
— Цифры, — сообщил я. — Арабские, хотя, конечно, не арабские, но дело не в названии, верно?… Та-ак, сюда еще четверочку, скидываем, одну в уме… Четыре тысячи шестьсот шестьдесят два!
Герберт Страстный поднял голову.
— Что четыре тысячи…. Вы о чем?
— Результат, — сказал я.
На меня смотрели с недоумением, Сьюманс проговорил медленно:
— Уважаемый маг Герберт только приступил к вычислениям… а вы уже закончили?
— Все дело в новой системе, — сказал я. — Могу объяснить, если хотите. Это очень просто, кстати. Но я хотел показать ту великую магию, которая… совершенно не требует магии! А это значит, что могут пользоваться все-все!..
Сьюманс сказал в нетерпении:
— Сперва объясните эти трюки с вычислениями!
Да-да, — произнес Тиларет Стойкий с угрозой в голосе, — мы уж постараемся понять этот фокус.
— Никакого фокуса нет, — начал я. — Смотрите… Судя по их лицам и загоревшимся глазам, понять все не просто хотели, а жаждали. Я взялся объяснять, пока еще не особенно веря в успех, все-таки пожилые люди, а у них мышление закостенелое, однако эти люди вовсе не становились с возрастом пожилыми, схватывают быстро, запоминают, какая закорючка что значит.
Тиграт Вдумчивый просто написал их рядом с римскими и то и дело водит головой, проверяя память.
Сперва они пробовали умножать однозначные, а потом расхрабрились и перешли к двузначным. Быстрее всех разобрался Сьюманс. Он умножил сто двадцать шесть на тридцать семь и получил те же четыре тысячи шестьсот шестьдесят два, раскрыл рот, ошалелый от неожиданного успеха, как раздался торжествующий голос Герберта Страстного:
— Ну вот, я закончил… Теперь посмотрим, что получилось у вас, самонадеянный юноша…
Маги молча смотрели на его расчеты
СХХУI умножить на X равняется М СС LХ
СХХУI умножить на X равняется М СС LХ
СХХУI умножить на X равняется М СС LХ
СХХУI умножить на V равняется DСХХХ
СХХУI умножить на I равняется С XXVI
СХХУI умножить на I равняется С XXVI
Получено
МММ D ССССС'ССССLLLХХХХХ'ХХХХХVVII равняется ММММDСLХII
и на мои:
126
х
37
______
882
+
387
______
4662
Лицо величайшего из математиков медленно и страшно мрачнело, зато Сьюманс расцвел как майская роза, едва не пустился в пляс, даже хихикнул как-то несолидно.
Герберт Страстный со злостью скомкал лист бумаги и отшвырнул. Все остальные смотрели на него с напряженными лицами. Я понял, что как бы держат его за руки, не давая вспылить, выйти из себя, вызвать грозу или землетрясение.
Тиграт Вдумчивый сказал сдержанно:
— Да, вы уже доказали, что человек вы необычный… Да и предлагаете странные и очень необычные вещи, о которых никто и не заикался… Мы уже принимали как аксиому, что между воинами и магами всегда должна быть война. Это в нашем мышлении…
Я вскинул руку, он поморщился, но умолк, я сказал быстро:
— Вы абсолютно правы, достопочтенный и великий Тиграт Вдумчивый!.. Я осмелился прервать вашу замечательную речь, исполненную глубочайшего смысла, только потому, что хочу напомнить… я, как вы уже знаете, тоже маг. Но я еще и правитель королевства, как уже сказал… а это, как вы понимаете, накладывает обязанности заботиться и о простом народе.
Он произнес с неподражаемым чувством полнейшего превосходства:
— Если вы и по духу маг… а не только по удаче… то почему вам не бросить всю эту суету? Почему не посвятить себя поискам еще более высокой магической мощи?.. Вы же можете, уже доказали.
Все умолкли, смотрели с интересом. Я перевел дыхание, первую часть выполнил, заставив их не только слышать, но и слушать, собрался с духом, заговорил медленно, стараясь, чтобы в моем голосе звучала некая умудренность:
Я молод, но старые книги читал… И заметил, что все Великие Маги либо умирали со всеми их знаниями, либо добивались бессмертия и куда-то исчезали. Бессмертие — это наша мечта, но это мечта умирающего от жажды в пустыне, который ни о чем больше не мечтает, как о глотке воды. Но когда наконец доберется до родника и напьется, он замечает, что вокруг все та же осточертевшая пустыня… И так из года в год, из века в век… Для гения всю жизнь находиться среди дураков — мука. И знать, что так будет всегда.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});