хотел снова подписать с ним контракт в соответствии с прежними условиями, по которым англичанин [Хоквуд] должен был иметь 100 копий в Кремоне и 100 копий в других местах. Англичанин не хотел этого, но хотели увеличить свой отряд на 200 копий и 200 лучников. По общему мнению, они направляются к Сан-Бенедикту, остановятся там и заключат соглашение либо с сеньором Бернабо, либо с тем, кто предложит им лучшие условия[324].
Казалось бы, перед самым началом серьезной войны не стоит враждовать с главным контингентом своей наемной армии, но Бернабо решил отвергнуть требования Хоквуда и настаивать на первоначальных условиях. Вместо того чтобы продолжать торговаться с Висконти, Хоквуд, будучи хватким бизнесменом, просто сменил сторону и начал переговоры с папством. В одно мгновение Святой престол превратился из главного гонителя вольных компаний в Италии в их самого выгодного работодателя. Григорий не только пообещал Хоквуду требуемых латников и лучников, но и назначил жалованье в 40.000 флоринов. Поскольку финансовые ресурсы Церкви в это время были несколько перегружены, Григорий обратился за деньгами к Иоанне. Королева, должно быть, ранее уже имела дело с Хоквудом, потому что Папа упомянул в письме, что ему известно, что англичанин несколько лет назад вымогал у Неаполя ежегодную пенсию в качестве платы за то, чтобы оставить королевство в покое. Папа писал в сентябре королеве:
Самая дорогая моя дочь во Христе. Недавно до нас дошли слухи, что Вы, уже много лет, выдаете нашему любимому сыну, благородному рыцарю Джону Хоквуду, некое ежегодное обеспечение… Однако, поскольку тот же самый Джон, который был на службе у Бернабо Висконти, врага и гонителя всей Церкви, намерен перейти на сторону Церкви и не оскорблять, не вторгаться и не наносить ущерба ее подданным и землям… мы настоятельно просим Ваше Светлейшее Высочество, чтобы Вы возобновили упомянутому Джону Хоквуду его обеспечение, которое Вы ранее так любезно предоставили[325].
При поддержке Белой компании Хоквуда папские войска одержали ряд побед. В октябре 1372 года, в Пьемонте, граф Савойский взял Кунео, а к январю 1373 года захватил множество других замков и городов в окрестностях, которые по договору он был обязан передать Иоанне, претендовавшей на них как на часть своего наследства, полученного от Роберта Мудрого. Поскольку граф Савойский, естественно, не захотел этого сделать, желая сохранить завоевания для себя, королева была вынуждена 8 января 1373 года уведомить свое правительство в Провансе о намерении вернуть Пьемонт, и уполномочила Никколо Спинелли получить путем переговоров или вернуть силой захваченные графом территории. Осознавая, что королева Неаполя была его важнейшим союзником в борьбе с Миланом, Григорий вмешался, и 14 февраля граф Савойский передал Кунео Спинелли. Спинелли же, оказавшийся таким же хорошим военачальником, каким был его предшественник Аччаюоли, 2 августа 1373 года, от имени королевы завладел Ченталло, и впервые со времен короля Роберта Неаполь снова стал владеть значительной частью Пьемонта.
Столкнувшись с растущими потерями от действий папских войск на западе и юге, а также с возобновлением чумы, семья Висконти запросила мира. Григорий, у которого не было денег, необходимых для продолжения войны (людям Хоквуда уже задолжали жалованье, что было чрезвычайно опасно), согласился пойти на мировую, и в июне 1374 года был подписан договор. Хотя некоторые территории перешли из рук в руки, в результате, Милан остался влиятельной силой в итальянской политике. Несмотря на все военные усилия Григория, единственным ощутимым результатом конфликта стала уверенность местных правителей в том, что Папа намерен захватывать и удерживать фьефы в Италии гораздо активнее, чем в прошлом. Эта уверенность в итоге окажется гораздо более разрушительной для Европы, чем вызвавшая ее кровавая война.
* * *
Период, последовавший за прекращением военных действий между Миланом и Церковью, был отмечен рядом смертей, которые изменили политический и культурный ландшафт Европы. Еще не успели высохнуть чернила на пергаменте мирного договора с Висконти, как мир к своему великому сожалению узнал о кончине Франческо Петрарки, произошедшей вероятно, вечером 18 июня 1374 года, в его доме в Аркуа, между Венецией и Феррарой. Политические суждения великого поэта могли быть ошибочными, но ни один человек в истории не сделал больше для развития образования. Огромная любовь Петрарки к чтению, его преданность классике и заразительный энтузиазм к литературе породили целое поколение ученых, столь же преданных интеллектуальным занятиям, и заложили основу для эпохи Возрождения. Как и подобает почтенному старцу, Петрарка умер в своем кресле, "положив голову и руки на стопу книг"[326]. В знак признания его многочисленных заслуг его тело было облачено в красный атлас, а гроб покрыт золотой тканью, отороченной горностаем, как это полагалось бы императору или королю. "Теперь ты вознесся, дорогой мой господин, / в царство, к котором еще ждет / каждая душа, избранная [туда] Богом / исхода из этого злого мира… Теперь вместе с Данте ты живешь в вечном покое… Ах! Если ты видишь меня, блуждающего здесь, внизу, / забери меня к себе!"[327], — написал страстный Боккаччо, услышав эту печальную новость. Возможно, Петрарка действительно услышал его мольбу, ведь уже в следующем году, 21 декабря 1375 года, Боккаччо последовал за своим наставником в мир иной. В отличие от всемирно известного Петрарки, похороны Боккаччо были скромными. В его завещании была лишь скромная эпитафия, но один из скорбящих, разделявший со своим покойным другом любовь к литературе, добавил следующие строки:
Почему, о великий поэт, ты так скромен говоря о себе?
Ты своими строками возвысил пасторальные стихи;
Ты трудами своими воспел холмы и горы;
Ты описал леса и реки, болота и топи;
Ты представил нам великих владык, с их радостями и невзгодами….
Твои произведения прославили тебя среди всех людей.
И не наступит век, который обойдет тебя молчанием[328].
Между похоронами этих двух титанов литературы была и третья потеря, менее заметная в истории, но имевшая огромное значение для Неаполитанского королевства. В феврале 1375 года в возрасте тридцати девяти лет скончался третий муж Иоанны, Хайме IV Майоркский. Хотя он участвовал в первых столкновениях с Висконти в Пьемонте в 1372 году, к 1373 году Хайме удалился во Францию, намереваясь организовать еще один поход против своего извечного врага, короля Арагона, с целью наконец-то отвоевать Майору. С помощью короля Наварры ему удалось собрать армию из 1.200 рыцарей и фактически вторгнуться в Арагон, где он "взял небольшие крепости, опустошил равнину, захватил пленных и наложил выкупы"[329], — сообщает Фруассар. Одержав победу, несчастный Хайме был сражен не врагом, а заболеванием, которое поразило его еще в юности, когда он томился в заключения в Испании. "И в то время как эта жестокая война закончилась, король Хайме Майоркский, находясь в долине Сории, снова заболел и от этой болезни умер; и поэтому арагонцы в течение долгого времени после этого жили в мире и покое;