Они будут счастливы.
До недавнего времени Йонто не задумывался над тем, что такое счастье. Он ничего не ждал от судьбы, ни о чем не просил, не веря, что его услышат. Не молился ни Великому предку, ни Небесам… Он понятия не имел, что счастье невелико ростом, сероглазо и доверчиво. Не знал, что ради него захочется жить.
Йонто осторожно коснулся ее лба, отводя прядку волос, и нахмурился. Кожа была ледяной.
— Ана? — тихо позвал он, но она даже не пошевелилась.
Она вообще была слишком тихой… И дыхания он не слышал.
— Ана! — сжал ее плечи Йонто. — Открой глаза! Что с тобой?
Глаза она открыла. Взгляд был затуманенным, беспомощным, и от него внутри что-то оборвалось.
— Холодно… — едва различимо прошептала она. — Мне так холодно… Йон…
Ресницы сомкнулись, и, сколько он ни звал, она не просыпалась, была холодна как лед и почти не дышала.
Подхватив Ану на руки, Йонто открыл тропу и вышел перед знакомым домиком. Дверь оказалась незаперта, и он без стука распахнул ее, перешагнул порог.
— Шана! — выдохнул с отчаянием, увидев хозяйку дома. — Помоги! Умоляю, помоги!
Шаная без слов метнулась к лежанке, смахнула с нее какие-то вещи и бросила:
— Неси сюда.
Она долго молчала, сжимая тонкое запястье Аны, и к моменту, когда все же заговорила, Йонто вконец извелся.
— Это чары. Сильные и древние, кто же сейчас такими в здравом уме пользуется?
— О чем ты? — тихо спросил Йонто, глядя на темный от сока трав палец Шанаи, обрисовавший прореху на рукаве платья Аны.
Неужели?..
— Ее привязали через кровь, — подтвердила ужасную догадку Шаная. — Это та самая девушка, которую ты хотел вытащить из дворца, так? Ничего не выйдет, Йон. Чем дольше она пробудет вдали от дворца, тем меньше сил останется. Впрочем, даже там ее силы будут уходить, медленнее, но все же. До тех пор, пока…
— Разорви привязку! — перебил он. — Прошу, разорви!
— Это не в моей власти, — покачала головой лекарка. — Только тот, кто наложил чары, может их отозвать.
— Канро… — с ненавистью выдохнул Йонто. — Это он… Он ни за что не отпустит ее. Он…
— С его смертью ничего не решится, — легко прочитала мысли воспитанника Шаная. — Привязку это не снимет.
Она смотрела на него как на глупца. Откровенно говоря, оным он себя и чувствовал.
— А что снимет? Шана!
— Нити прочны и уже проросли в тело и душу… — пробормотала она, коснувшись амантитового браслета на неподвижной руке. — Лишь границы миров уничтожат чары. Но ты так и не нашел способ избавиться от браслета, верно? И хотел ли искать?
Шаная выразительно кивнула на другое запястье Аны, где вился тонкий обручальный узор. Символ возможного и такого близкого счастья, сейчас он казался насмешкой.
— Отнеси ее во дворец, — устало сказала Шаная, прерывая затянувшееся молчание. — Иначе до утра она не доживет. И, Йон… Без глупостей, ладно? И ей не поможешь, и себя погубишь.
— И что ты предлагаешь? — хрипло спросил он. — Сдаться? Вот так просто?!
— Иногда смирение — лучший выход, — пряча взгляд, обронила лекарка. — Но решать только тебе. Не ошибись, мой мальчик. Об иных ошибках приходится жалеть всю жизнь…
Йонто не помнил, как открыл тропу, как ступил на нее. Очнулся уже в коридорах дворца, темных, пустых и тихих. Слишком тихих, будто никто и не заметил их исчезновения…
Он нес Ану, легкую, как перышко, холодную, словно камень, а в голове эхом звучали последние слова Шанаи.
У него нет права на ошибку. Он не готов заплатить за нее жизнью Аны.
Но и смиряться тоже не желал.
У Йонто было что предложить владетелю. Безумная идея, которая, тем не менее, могла сработать.
И поставить на кон свою собственную жизнь он совершенно не боялся.
Дворец тонул в тумане. Белом, то густеющем, то редеющем, позволяющем разглядеть очертания предметов и лица людей. Последних, как назло, было слишком много, и все что-то хотели, что-то говорили… Звуки вязли в липкой влажности, и смысл сказанного получалось уловить не всегда.
Да и не нужно было. Из туманного забытья Канро выныривал лишь затем, чтобы выпить очередной горький отвар, приносимый упрямым Агрийо. Отвар успокаивал, отгонял боль… На время.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Сила корежила тело. Рвалась наружу, чувствуя слабость хозяина, нашептывала, соблазняла… Канро пытался ее усмирить, черпал дрожащими ладонями, но она утекала сквозь пальцы… вновь не подчинялась, а подчиняла, не питала его, не отзывалась.
Сила и туман сплетались в единое целое, и под их покровом к ложу владетеля кралось безумие.
Безумие смотрело печальными глазами и качало головой.
— Ты слишком жаден, — говорило оно. — Жадность тебя погубит…
Безумие грустно улыбалось и касалось его волос прозрачными ладонями. Оно хотело, чтобы он отпустил Анну. Отказался от той, что могла даровать ему безграничную силу…
— Зачем тебе сила? — удивлялось безумие. — Зачем тебе власть? Ты помнишь, кем был когда-то? О чем мечтал? Чего хотел по-настоящему, к чему стремилась твоя душа?
Канро не мог ответить на эти вопросы. Он честно старался, но проклятый туман скрывал воспоминания, путал их. Владетель знал лишь одно: Анну он не отдаст. Не позволит ей уйти. Не допустит, чтобы она дарила свое доверие кому-то еще.
— Ты никогда не любил делиться, — вздыхало безумие. — И никогда никому не верил сам…
— Я верил тебе, — с трудом прохрипел Канро. — Верил… тебе…
Она говорила, что любовь — бессмертна и безгранична. И чем больше отдаешь любви миру, тем больше ее становится… Лгала. От первого до последнего слова. Вечной любви не досталось тому, кто имел глупость поверить ей.
Нужно было закрыть ее во дворце. Нужно было…
Тогда бы все сложилось иначе.
Безумие слушало его сиплый злой шепот, и по прозрачным щекам катились слезы.
Еще одна ложь. Призраки прошлого не умеют плакать… зато в совершенстве отравляют настоящее.
Наполненную безумием ночь Канро все же пережил. А ближе к рассвету туман рассеялся, оставив часть себя в его голове — колыхался при каждом движении, обволакивал мысли… Правда, стал еще плотнее, но Агрийо сказал, что к вечеру будет легче, и вновь принес чашу с отваром.
От непроходящей горечи мутило, и Канро замешкался, поднеся чашу к губам… Именно в этот момент двери распахнулись и порог его спальни переступил Йонто. На руках он держал Анну, которая, казалось, не дышала.
Чаша выпала из ослабших пальцев, покатилась по полу, расплескивая лекарство.
— Что… Что ты наделал?! — прохрипел Канро, вскакивая с постели.
Перед глазами полыхнуло алым, сила крыльями развернулась за спиной… и тут же опала, когда с белых губ аштары сорвался едва слышный стон.
— Это я хотел вас спросить, — прямо взглянул на владетеля Йонто, и в его глазах было столько злости и отчаяния, что Канро невольно отступил. — Что вы сделали с ней?
Шэт-шан нахмурился, не понимая, о чем речь. Посмотрел на Агрийо, и тот взял дело в свои руки.
— Отнеси госпожу в ее покои, ей нужен отдых, — велел он, заступая Йонто дорогу.
— И возвращайся сюда, — добавил Канро, твердо решивший во всем разобраться.
Пока Йонто отсутствовал, Агрийо поведал о том, что случилось, когда владетель изволил плавать в тумане.
— И ты не искал их?! — возмутился Канро.
— Не было необходимости, мой господин. — Старый звездочет оставался невозмутим. — Ваша привязка получилась прочной, как видите, она сработала безупречно…
— Привязка? — растерялся шэт-шан, невольно потирая лоб — туман ворочался, сбивая с мыслей. — Какая еще привязка?..
— На крови, — подсказал Агрийо. — Вы наконец-то осознали, что иначе от аштары силы не добиться, и прибегли к крайнему, но эффективному средству…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Перед глазами тут же встал залитый предзакатными лучами солнца кабинет, бледное лицо Анны, алые капли на светлом ковре…
Нет. Канро никогда не поступил бы так с ней. Он этого не делал. Не делал! Или… Неужели сила настолько свела его с ума, что он не помнит собственных действий?