Следя за ним, отвечая на вопросы Бреда, и принимая участие в игре, я еще старалась разобраться во всех сложностях тех вопросов что встали, передо мной.
Но вскоре мой организм не выдержал такой физической и психологической нагрузки. В конце концов, я решила дать себе передышку. К тому же к этому времени сосущее чувство голода стало трудно отодвигать на задний план. Я вернулась к тому месту, где мы сидели утром. Там меня все еще ждала пластиковая тарелка с завтраком, к которому я с утра так и не притронулась. Я постаралась сосредоточиться на нем, а от всех других чувств отрешилась.
Развернувшись к играющим, я увидела, что и Калеб покинул игру, и теперь стал просто судить, в нашу же команду добавилась Бет.
Подкрепившись, я вынесла спальник, причем Калеба, и постелив его на самое грязное место, где я была ближе к огню (кто-то из наших все время старались держать пламя, подкидывая дрова), и улеглась. Ветер гнал по небу легкие сливочные облака. Я смотрела на них и надеялась, что они не прояснят небо, чьи ясно голубые очертания появлялись то здесь, то там. Хотя нет, пусть бы небо было, лишь бы не появилось солнце.
— Это мой спальник? — возле меня раздался насмешливый голос Калеба. Не поворачиваясь, чтобы посмотреть на него, я улыбнулась так, как любил делать он, когда не хотел отвечать.
— Какая разница, он тебе и так не очень нужен.
Его мой ответ лишь развеселил. Подкинув полено он снова умчался к играющим, и опять оставил после себя мучительные раздумья. Его приход напомнил мне о том, что я пыталась оттеснить в дальний уголок своего сознания. Не хотелось портить умиротворение тяжелыми мыслями.
И хотя Калеб пробыл возле меня несколько минут, Бред подошедший следом удивил своими словами.
— Я рад, что Калеб, хоть на мгновение оставил тебя одну. Хотя за тебя я вижу не надо переживать. Ты, кажется единственная, кто не тает под его взглядом.
Его слова напомнили мне Дрю. Когда-то и он сказал мне что-то подобное. Кажется, они по-братски делились некоторыми мыслями. И что я должна была из этого понять? Бред просто волнуется за сестру и за свою потенциальную девушку Сеттервин, или же я нравлюсь ему?
Он внимательно посмотрел на меня, ожидая ответа, и не найдя как бы от этого увильнуть крякнула:
— И не говори.
Он остался видимо, доволен, хотя я и не подозревала, что его интересует мое мнение по поводу таких вот вопросов. О чем он еще захочет поговорить? О птичках?
Медленно от игровой площадки потянулись все остальные, и до меня донесся азартный голос Теренса:
— Едим и продолжим игру!!!
— Нет, — вторил ему голос Бет, — готовим еду, убираем за собой, заготавливаем все для вечера, а потом продолжим игру.
Теренс что-то заворчал ей в ответ, и мы все расхохотались. Следя за тем, что говорят другие я и не заметила, как рядом на мой спальник присел Бред.
— Дрю мне все уши прожужжал, о том, какая ты умная, какая добрая, но вот о том какая красивая — не слова.
— А какая беременная? — сухо поинтересовалась я.
Он рассмеялся, и я с недовольством заметила, что Сеттервин сейчас хватит удар. Надо бы отшить этого кавалера. Его разговоры заходят в далекие степи. Что он себе выдумал? Неужели я ему настолько понравилась, что он готов нянчить моих малышей?
— Сеттервин, не могла бы ты дать мне свой плед? — я села на спальнике, и улыбнулась, тем самым приглашая ее в нашу маленькую компанию.
Сетти просияла и кинулась к нам. Брови Бреда удивленно взлетели. Лови фашист гранату! Думал неотразим?! Да не на ту напал! Так сказать на меня уже давно напал кое-кто другой. Пока Сеттервин шла к нам я поискала глазами Калеба.
Он снова рубил дрова. И как это я не догадалась, когда вернулся раздражающий звук ударов топора?
Я приподняла ноги, и она уселась рядом. Мне не было холодно, но плед нужно было куда-то деть и мы вдвоем в него закутались. Сеттервин была немного удивленна моим поведением. Неужели думала, что я хочу что-то закрутить с Бредом? Интересно, какого мнения тогда остальные?
Я укуталась, чуть ли не с головой, чтобы не слышать звука топора ударяющегося об дерево с навязчивой ритмичностью, Сеттервин и Бред расценили это как знак того, что я дремлю. И Сетти, не теряя времени, занялась Бредом. Минут через пять я почти убегала от них. Было больно слышать, как девушка унижается, чтобы понравиться парню.
— Я люблю больше хоккей и водное поло, чем волейбол, — говорил Бред.
— О, и я тоже! — расцвела Сеттервин.
— Жаль только катаюсь на коньках плохо, тогда бы пошел в команду, — продолжал он, настойчиво поворачивая голову в мою сторону.
— О, и я тоже!
«Бред», — подумала я, «ты не мог бы укусить меня за пятую точку». И Сеттервин бы ответила: «О, и меня тоже!». А где, черт возьми, феминизм, где лозунги «Нет унижаться перед мужчинами!».
«Интересно когда это ты стала феминисткой?», — пропищал тоненький вредный голосок в моей голове. «Не знаешь, кто это целый день как побитая собака жалостно следует глазами за Калебом?»
Я раздраженно встала, немало удивив Сеттервин и Бреда, очевидно, они думали, что я заснула.
— Пойду, пройдусь, — заявила я.
Я лишь хотела где-нибудь спокойно сесть, как меня перехватили Ева и Лари. Они были куда более приятной компанией. Лари был полностью доволен своей девушкой и не интересовался мною, и знал множество анекдотов, пусть иногда и не очень смешных. Он много расспрашивал меня о Терцо и пел ему дифирамбы. Вот это было то, что я могла любить и выслушивать безболезненно.
— Он много рассказывал нам о своей учебе в Гарварде, — восхищенно сказал он, отчего сразу же превратился для меня в смущенного мальчишку.
— Э… нам с мамой тоже, — неуверенно усмехнулась я, думая про какое именно столетие Терцо им рассказывал, иногда его заносило. Он учился во многих университетах Европы даже Америки, и тогда, живя там, он на некоторое время переставал пить человеческую кровь, чтобы не сорить там, где живет. Тогда проходила слишком уж смертельная бледность, и так он почти ничем не отличался от таких же, как и он по происхождению юнцов. Наличие прекрасной жены только укрепляло его желание подольше пожить на одном месте. Самюель нравилось вести светскую жизнь. Иногда мне становилось страшно от мысли, сколько же знаний вмещается в его голове. И он оставался, столь же не утомим к науке, как и раньше. Насколько же сильно от него отличался Грем. Он любил читать, я знала этого из его рассказов, но наука совершенно не прельщала его, скорее его интересовали разные человеческие истории.
Если бы отец сейчас учился в каком-нибудь университете, меловая кожа, изредка покрывающаяся румянцем никого бы не удивили, учитывая разношерстность моды и культур. Но тогда,…когда мне было пять, этот цвет приводил меня некоторое время в ужас, так же как и глаза, медово коричневые, пока они не стали того же серебристого цвета что и у Ка… нет, я не буду о нем думать!