деле, разобраться с этим ожившим трупом не составило особого труда — Однорукий сделал пару фальшивых выпадов, ударил несколькими колющими ударами, а потом рубанул по плечу выродку так, что тот лишился сначала одной, затем другой руки и обеих ног. А там пара-тройка мощных ударов в сердце, прекратили попытки несчастного ожить в третий раз.
— А знаешь, Витя, быть может, нам и не придётся повторять участь этого трупа, — сказал Однорукий и голос его оживился. — Я, кажется, придумал охрененную идею, говорю, она тебе понравится.
— И что же ты такого выдумал?
— План. Надёжный, как швейцарские часы, — прыснул Однорукий. — А теперь слушай.
Идея Однорукого была проста и изящна: Виктор Зверев, признанный дезертиром, еретиком и человеком, нарушившим Кодекс, с этой самой секунды официально числится мёртвым. Попав в «Князь», виновный вступил в сговор с кем-то из охотников, он содействовал срыву операции «Капкан», а после инцидента на капище «Перуна» сбежал. Однорукий же, будучи настоящим героем, отправился в преследование виновника. По пути были обнаружены трупы, посланные Старым Волком для поимки Виктора Зверева, а сам нарушитель укрылся в лагере «Сварога». В ходе битвы, виновник пользовался помощью демона Когноса. Однако, в непредвиденный момент появился языческий вождь, который вместо помощи Звереву, по своим личным причинам, напал на него. В ходе кровавой заварушки, обвиняемый погиб, как и напавший язычник вместе с демоном. Останки демона, труп языческого вождя и иссохшая голова Виктора Зверева станут прямым доказательством невиновности Однорукого.
— Итого, резюмируя мой гениальный план, — сказал Однорукий, выгибая спину, как кот. — Первое: с помощью вон той головёшки, мы инициируем твою смерть. Так как этот зомби был до этого пропитан чёрным пламенем, да и вдобавок выглядит… — Беловолосый посмотрел на высохшую чёрную, как уголь кожу, тонким слоям обтянувшей череп. На ней то тут то там проступали трещины, глаза исчезли, образовав чёрные колодцы, кривые зубы потемнели, ушей, бровей и волос на остатке головы не было. — В общем говоря, вряд ли эти кретины смогут опознать это. Благодаря этому, ты избавишься от любого, ну или почти любого преследования и сможешь вести свою тихую, мирную жизнь, так сказать, — Виктор смотрел на него подозрительным взглядом. «Как будто я ему в “МММ” вступить предлагаю!» Второе, — Однорукий загнул второй палец на протезированной правой руке, — я, наконец, смогу вернуться в ряды Инквизиции, обрести церковное имя, возвратить законные выплаты и, наконец, выбьюсь из сраных крестоносцев. Ну и третье: от нас, наконец, отвалят все эти сраные лощённые выродки. Человек, известный как Виктор Зверев потерял голову здесь, — Однорукий указал на почерневшую голову Кинжала, — а я очищу своё имя и смогу вернуться героем, а не дезертиром. Как тебе план?
Виктор поворошил угли в костре, отчего пламя взвилось выше. Его обдало жаром, хотя руки ещё дрожали от впитанной силы. Как только Однорукий заговорил, он, Виктор, сразу понял, что иного выхода у него нет. Но что-то в душе его колебалось и словно говорило: «Нет, ты не можешь так поступить. Если согласишься — ты станешь изгоем. Тебя оболгут, сделают убийцей и преступником, твоё имя станет синонимом слова “предатель”. Этого ли ты хочешь? Чтобы на каждом углу, в каждой подворотне тебя поминали, как лживого, двуличного лицемера?»
— Нет, — сказал Виктор так, словно защищаясь от кого-то, — это неправильно.
— Чего?
— Я говорю, что это неправильно, — повторил неуверенным, сбитым голосом парень, — я ведь… Не предатель, не дезертир, не лжец… Всё же наоборот! — Он видел удивлённое лицо Однорукого, как по его обожжённому лицу скользит сомнение и недовольство. — Тебе-то проще придерживаться такого плана. Ты хочешь закрепить меня в памяти всех, как последнего ублюдка? И что ты думаешь, они правда поверят в эту лживую сказку? Ты со мной прошёл столько всего, а им вдруг объявишь, что я предатель! А как сам будешь оправдываться, что в глаза не рассмотрел мою «истинную» суть?
— Что ты раскричался, как баба? — Однорукий поднялся и отряхнул снег с ног. — Сам ведь прекрасно понимаешь, что другого выхода у нас нет. Да, так ты останешься отродьем в их глазах, но что с того? Тебе-то уже какая разница, Витя? Не понимаешь разве, что с этого самого дня Виктора Зверева больше нет? Хорошо, хорошо! — крикнул в приступе гнева Однорукий и пнул рядом наваленный хворост так, что он разлетелся в разные стороны. — Давай дождёмся прибытия Инквизиции, они же нас, блин, выслушают и поймут. На что ты надеешься, придурок?! Если они будут слушать меня одного, в окружении остатков демонов, то, быть может, и поверят, но как только, как только они увидят тебя, — Беловолосый зло ухмыльнулся, — то сразу упакуют и бросят в «Лёд», если управы похуже не придумают. Так, спрашивается, какого хрена ты оправдываешь свою репутацию хорошего парня? Честь на жизнь хочешь променять, кретин? Мне тебе правда надо объяснять, как работает эта сраная жизнь?
Виктор потупил голову, чувствуя, как голоса, десятки, нет, сотни отрешённых гулких, завывающих голосов, звенят в его голове. Они нашёптывали ему ложь и правду, он слышал твёрдый, глубокий голос Быка, скрежет голов Когноса и ещё, вой простых людей, которые что-то кричали. Эхом они кричали и стихали, чтобы вновь разойтись в молящем крике.
— Да, расплачься, — ввернул Однорукий и положил руку Виктору на плечо, — это нам не поможет. Может, я, конечно, ошибаюсь, какие у тебя есть варианты? Знаешь ли, времени у нас не так много, как я слышал, даже в самой глубине Язычника разбросаны датчики, детектирующие выбросы энергии.
— Да… — нехотя протянул Виктор, усилием воли подавляя вздымающееся в нём сомнение и желание выйти сухим из воды. Видимо, ложь — это правда, а правда — это ложь, подумал про себя парень. «Что же, выбора у меня нет». — Чёрт с тобой, Однорукий, ты прав. Надо рвать когти отсюда.
«Только вот куда?»
— Ты меня прости, Витя.
— Это за что?
— За всё что было и что будет, — сказал Однорукий, смотря в льдистые глаза своего друга. — Ты непременно услышишь, как из каждого угла тебя дерьмом обливают, я, верно, тоже буду так делать, — Он коротко посмеялся, — но на свой счёт не бери.
— Не буду, — пообещал Виктор и почувствовал, как по сердцу ползёт горечь. — Раз так, то вряд ли мы с тобой когда-нибудь теперь встретимся, друг.
— Кто знает, как жизнь рассудит, — пожал плечами Однорукий, — но скорее всего ты прав. Мне придётся лживо болтать о том, какой ты ублюдок и стать примерным инквизитором, а тебе — скрываться, забыть о том, кто ты такой и стать новым человеком. Даже если мы и встретимся, то