скорее, как враги, а не как закадычные товарищи.
Виктор поднял голову к небу. Оно сияло лазуритом, тучи не смели приближаться к обжигающему солнечному диску. И тепло, он почувствовал странное тепло, льющееся по его телу.
— В таком случае, я наконец-то тебе заряжу по самые яйца, — рассмеялся Виктор и тоже поднялся с земли.
«Пора идти, — сказал он себе, — больше у меня нет времени».
— Это мы ещё посмотрим, демон ты этакий, — Однорукий по-братски обнял Виктора и тяжело хлопнул его по плечу. — Обещай не помереть там.
— И ты тоже, — сказал Виктор, — а то я тебя лично в Аду достану.
Виктор спрятал Кинжал Душ за пояс, подпоясался как следует и ушёл, скоро скрывшись за тесными стволами могучих, кряжистых деревьев. Солнце преодолело зенит и то небольшое тепло, которое оно дарило, стало неспеша ускользать.
Однорукий ощутил, как утратил частичку себя.
— Не плачь, — сказал он себе, смахнув с щеки единственную слезу, — мужики не плачут.
Глава XXVIII. Чёрное сердце
Бушуй стоял над телом своего отца и по тощим щекам мальчишки ручьём шли слёзы.
— Он умер, да? — Мальчик дёрнул Ворона за чёрный рукав и взглянул на него светлыми, блестящими от слёз лазуритовыми глазами. — Умер?
— Да, — кивнул Ворон и положил руку на плечо Бушуя, — он умер.
Луна, рассекая громады туч, взошла на свой сумрачный престол. Тьма одеялом спустилась на лес и сгустилась вокруг пацанёнка и таинственного человека в маске птицы. Она тянула к ним свои длинные, чёрные пальцы, скалилась из-под сгустков чащ леса, выглядывала из мрака, таящегося меж грядой тополей и берёз.
— Нам нужно его похоронить… — помолчав немного, сказал маленький домовёнок, топнув ногой. — Он это заслужил.
— Боюсь, что это невозможно.
— Это ещё почему?! — Видно, что Бушуй держался как мог, лишь бы не разрыдаться. Его маленькое тельце дрожало, он тяжело дышал и сжимал свои маленькие кулачки. Слёзы шли из голубых глаз, как вода с водопада, но Бушуй не позволял себе разрыдаться. Отец бы ему этого не простил. — Он заслужил это! Мы должны собрать веток, подложить под него и… поджечь! Чтобы боги забрали его в Правь, и он бы пировал в чертогах Владыки Молний… — Мальчик всхлипнул и, опустив голову, поплёлся собирать разбросанные всюду ветки и раздербаненные остатки частокола. С неба начинал пробрасывать лёгкий снег, а ветер нежно кружил снежинки в медленном танце.
— Остановись. — сказал Ворон голосом, который не терпел возражений. Мальчик, испугавшись, выронил ветки и закрыл глазами лицо, начав всхлипывать всё громче и громче. Ворон ступил по снежному ковру и, подойдя к мальчишке, присел на одно колено. — Ты ведь умный мальчик, Бушуй, разве ты не понимаешь, что сюда скоро придут?
— Мы их убьём, — выпалил паренёк и топнул ногой, — как вон того однорукого придурка!
Ворон взглянул на сваленного с ног калеку. Беловолосый, весь в шрамах и ожогах, он лежал около алтарного камня, свесив голову на грудь. Когда Бушуй и Ворон показались из глубокой, тёмной чащи леса, этот мерзавец почти их заметил, но чары умелого охотника быстро свалили беловолосого на землю, погрузив в долгий сон.
— Я его не убил, — сказал Ворон, взяв Бушуя за крохотную руку, — а всего лишь усыпил, заставив позабыть, что он нас когда-либо видел.
— Он ведь виноват в том, что отец… — Мальчик сглотнул и утёр идущие слёзы. — Так почему мы его не убьём? Ты ведь сильный, убей его! Убей!
Ворон одёрнул мальчишку за руку и тот мигом успокоился.
«Видать, отец не научил тебя манерам, щенок, — подумал он про себя, — что же, придётся мне этим заняться».
— Скажи мне, мальчик, что будет, если я его убью? — Глаза, пристально следившие за лицом Бушуя сквозь костяную воронью маску, налились кроваво-красным.
— Мы… отомстим, отомстим за моего отца, — промямлил тонким голоском мальчик и потупил голову. — Око за око.
— Не он убил твоего отца. Помнишь ли ты чёрный кинжал, которым должен был убить человека?
— Помню, — тряхнул копной чёрных волос Бушуй. Он не хотел вспоминать этот день, этот праздник в честь злого морозного бога Карачуна, ведь именно из-за его, Бушуя, слабости, на его друзей и родных напали. Они убили Вторака, а теперь и отца. И всё из-за него… — И что с того?
— Я вручил этот кинжал твоему отцу, — сказал Ворон, не отводя взгляд от испуганного мальчишки. В них горела смерть и жажда, — ведь это была одна из немногих ваших реликвий. Бык всегда и везде носил этот кинжал с собой, ибо тот помогал ему в бою. А теперь скажи мне, Бушуй, видишь ли ты этот кинжал у своего мёртвого отца или у того уродца возле камня?
Бушуй осмотрелся. Его бросало в дрожь от вида мёртвого отца, который будто бы постарел на много-много лет и был едва на себя похож. Беловолосый же чужеземец, лениво мотал головой туда-сюда и что-то бубнил себе под нос. Недалеко от него лежал клинок с позолоченным эфесом, но это был не Кинжал Душ.
— Этого кинжала нет, — признал мальчик.
— Значит, его кто-то забрал, верно?
— Верно.
— А раз так, значит этот некто успел отсюда ускользнуть, забрав артефакт себе. Поверь мне, Бушуй, я знаю все звания Демонов из Камня, но вот тот беловолосый кретин — это всего лишь пешка, не больше.
— Пешка? — не понял мальчуган и боль ненадолго уступила любопытству.
— Очень незначительный и слабый человек. — пояснил Ворон и, наконец, выпустил руку Бушуя из своей железной хватки. Мальчик облегчённо выдохнул и попятился от человека в вороньей маске. — Как ты видишь, Бушуй, здесь была битва, кровавая и жестокая. В ней, не сомневаюсь, героически, погиб твой сильный отец и трёхглавый демон. — Ворон кивнул на брошенные возле частокола головы демона первого порядка. «И как Когнос мог так позорно проиграть этому варвару? — удивлялся про себя Ворон. — У меня были на тебя большие планы, ублюдок, а ты так опозорил и меня, и всех своих братьев». — А вот этот беловолосый, выжил. Но как мы с тобой выяснили, выкрал вашу реликвию не он, а кто-то другой. Так почему, я, по-твоему, его не убил?
— Ты хочешь его пытать, чтобы узнать информацию? — догадался Бушуй. — Тогда почему сразу этого не сделал?
— Ты умён не по годам, но опыта в тебе маловато, — Ворон потрепал мальчика по копне чёрных волос, больше напоминавших почерневшее сено. — Можно, конечно, сломать ему ноги, вырвать ногти, отрезать нос и уши, и тогда, вероятно, он что-то да расскажет. Но запомни, Бушуй — человеку ничто не развязывает язык так хорошо, как сладкая ложь, которая льётся ему в