от счастья: доверие молодой красивой хозяйки было для горничной даром небес.
– А это тебе в подарок, – сказала Кристин и сняла с пальца красивое кольцо с большим изумрудом, которое подарил ей любовник. – Продай это кольцо, и ты будешь богатой! Но оно не должно быть замеченным другими, ведь остальные слуги станут завидовать тебе и разводить о нашей дружбе нехорошие слухи.
Мэгги трепетно взяла кольцо и спрятала его в лиф своего платья.
– Ах, мадам, вы так добры! – воскликнула она и, схватив ладонь Кристин, поцеловала ее. – Я буду самой преданной вашей помощницей!
– И за свою преданность ты будешь вознаграждена, милая. А теперь, ступай, – улыбнулась Кристин, удовлетворенная преданностью девушки и тем, что отныне ее тайна была похоронена.
Глава 30
Неделю спустя Мэгги принесла госпоже недобрые вести: прислуга Риверсхольда стала шептаться о том, что хозяйка – мадам Кристин, на самом деле – всего лишь крестьянка из соседней деревушки, и что девушка, ударившая мадам, – была ее сестрой.
– Что? Но как… – «как они узнали» едва не сорвалось с уст ошеломленной Кристин, но она вовремя опомнилась. – Как они смеют распускать обо мне эти отвратительные слухи? Мерзавцы! Но, милая, что именно они говорят?
– Что деревенские мальчишки сказали садовнику, будто раньше вы, мадам, жили там, в одной из жутких хижин, и работали в поле… Ах, такие глупости! И как только их языки еще не отсохли? – сказала Мэгги, исполняя приказ Кристин и прилежно подслушивая все, о чем говорили между собой слуги.
«Чертовы мальчишки! Несчастные болтуны! Что же мне делать? Неужели меня ждет публичное унижение? Но, может, все обойдется? Слуги не посмеют смеяться мне в лицо, ведь я – хозяйка Риверсхольда!» – с надеждой подумала Кристин. Но все ее существо охватил страх: ей казалось, что слуги смотрят на нее и злобно ухмыляются, ругая ее грязными словами. Не раз, когда Кристин проходила мимо прислуги, ей казалось, что те показывают на нее пальцами и осыпают ее оскорблениями и насмешками. Девушка словно заболела этой манией и бдительно наблюдала за всем происходящим в поместье, но, когда одна из молоденьких служанок пролила ненароком соус на ее красивое платье, сомнения покинули Кристин, и она наполнилась уверенностью того, что каждое живое существо знало о ее тайне, и жизнь ее стала невыносимой настолько, что она боялась выйти из своих покоев.
Страхи Кристин были обоснованы: слуги Риверсхольда каждый новый день обсуждали свою «госпожу», смаковали подробности ее прошлой жизни и считали ее продажной девкой, возомнившей себя королевой и вскружившей голову бедному графу Дрэймору. «Надо же так уметь! Была босячкой, а теперь вьет веревки из нашего лорда!» – говорили они. И вскоре свершилось то, чего Кристин страшилась более всего: сплетни о ней распространились за границы поместья, и весь Вальсингам узнал о ее позоре.
Вальсингамцы теперь с сочувствием смотрели на Кэтрин и Кэсси, но в их присутствии ни слова не говорили в адрес их падшей сестры. Кейт пыталась выглядеть равнодушной, но в душе желала сквозь землю провалиться от стыда за непутевую сестру. Кэсси же была поглощена своими книгами и понятия не имела о том, что Кристин находилась рядом.
– Колин, уже весь Норфолк знает о том, что я здесь, и о том, что я сделала для тебя! – не вытерпев душевных мук, однажды сказала Кристин любовнику. – Я чувствую, что все проклинают меня!
– И это возмутило твое спокойствие, мой ангел? Имеют ли важность слова бедняков? Червей никто не слышит. – Граф был недоволен тем, что его возлюбленная принимала слухи так близко к своему сердцу.
– О, тебе не понять! Слуги шепчутся обо мне! Они знают, что я крестьянка, и насмехаются надо мной! Лишь Мэгги все еще любит и уважает меня!
– Тебе это достоверно известно?
– Уж поверь мне! Вчера я проходила мимо конюшни и услышала, как Джек и Мэри поливали меня помоями. Они говорили, что я приворожила тебя и верчу тобой, как волчком, и при этом смею командовать ими… Ах, милый, они ненавидят меня и покрывают мое имя грязью! – вскрикнула Кристин, оскорбленная равнодушием любовника. – А ты? Как ты смеешь быть таким холодным?
– Дорогая, вскоре бедный люд вдоволь насладится сплетнями и замолчит, и тебе не следует страдать из-за них – они всего лишь слуги, – попытался успокоить ее тот. – Что же касается меня, то я не холоден, а трезв разумом, в то время как твой горит пламенем лихорадки.
– Нет, ты холодный и равнодушный! Тебе плевать на то, что меня оскорбляют! Ты занят лишь своими бумажками! – Кристин была так взбешена ответом лорда Дрэймора, что схватила его деловые бумаги и разметала их по кабинету.
– Ты слишком далеко зашла! – мрачно произнес граф, схватив девушку и сдавливая пальцами ее тонкое запястье.
– Зашла, Колин! Ради тебя! Я пожертвовала своей честью! – вскричала девушка.
– Твоя честь дорого мне обходится!
– Как ты смеешь! Мерзавец! – Свободной рукой Кристин попыталась дать любовнику пощечину, но тот перехватил ее и предложил возлюбленной унять свой пыл.
– Несчастный! Ты не мужчина! Не можешь защитить свою жену… Баба в штанах! – тихо и насмешливо сказала Кристин, желая уязвить его гордость.
Граф Дрэймор не смог стерпеть оскорбления и подарил Кристин тяжелую пощечину. Девушка испуганно вскрикнула, схватилась за горящую от удара щеку, и с ужасом посмотрела на любовника, словно не веря в то, что он посмел поднять на нее руку.
– Прости, дорогая, я слишком разозлился, – сказал граф, увидев ужас в ее глазах, от которого его гнев вмиг улетучился.
Но Кристин не стала слушать его оправдания, а убежала в свои покои, где бросилась на кровать и горько разрыдалась. В тот вечер ее любовник впервые причинил ей физическую боль, и это испугало девушку. Граф поспешил за ней и, поцелуями и обещаниями, выманил ее прощение.
– Это больше никогда не повториться, обещаю, – мягко сказал он, целуя заплаканное лицо возлюбленной.
– А как же негодяи-слуги? Ты разберешься с ними? Мне так больно от этого, милый! – пользуясь моментом, попросила Кристин.
– Я сделаю это сегодня же, – пообещал тот и сдержал свое слово.
Вечером, собрав в холле всю прислугу поместья, лорд Дрэймор холодно взглянул на каждого, заставив их устремить напуганные взгляды на мраморный пол.
– Я осведомлен о том, что вы недостойно отзываетесь о своей госпоже, – ледяным тоном начал он свой выговор, расхаживая перед стройным рядом прислуги, замершей от ужаса перед лицом разгневанного хозяина. – Я глубоко огорчен этим. И, чтобы избежать дальнейших недостойных сплетен и низких обсуждений ее персоны, я говорю открыто: да, госпожа Кристин имеет крестьянское происхождение, но я люблю ее и не позволю порочить ее имя. Если кто-то из вас вновь вспомнит о ее происхождении или бросит на нее презрительный взгляд, тот тотчас будет высечен кнутом, а затем уволен, без расчета