постель и проспала до полудня. Проснувшись, но не покидая широкого ложа, хозяйка Риверхольда позвонила на кухню, дернув за шнур. Через минуту молодая горничная приветствовала ее книксеном и, по приказу, раскрыла тяжелые зеленые шторы на окнах. Дневной свет и солнечные лучи хлынули в спальню, заставив Кристин прикрыть глаза ладонью.
– Как светло… Какой ныне час, Мэгги? – все еще сонным голосом осведомилась Кристин, потягиваясь на упругих широких подушках, облаченных в белоснежные шелковые наволочки.
– Третий час пополудни, мадам, – живо отозвалась на это резвая молоденькая горничная, которую Кристин переманила у одной из французских подруг. Девушку звали Маргарит, но избалованной хозяйке поместья было неудобно окликать ее таким длинным именем и посему она звала горничную Мэгги, на английский манер.
– О, как долго я спала… Что ж, принеси мне завтрак, милая. Я ужасно голодна, – приказала хозяйка Риверсхольда.
– Сию же минуту, мадам, – ответила Мэгги, сделала очередной книксен и поспешно удалилась из комнаты.
Но, когда молодая француженка шла к двери, Кристин вдруг показалось, что в ее глазах проскочила насмешка. Кристин поднялась с постели, подошла к будуару, села на мягкий низкий пуф и принялась медленно, с любовью, расчесывать свои красивые длинные волосы. Однако девушка не могла отделаться от неприятного чувства, вдруг охватившего все ее существо. Ей казалось, что каким-то образом Мэгги узнала о том, что ее госпожа не была актрисой и аристократкой. Кристин чудилось, будто Мэгги была осведомлена о том, что прислуживает бывшей крестьянке, и эти страшные догадки смущали ее, приводили в замешательство и страх быть разоблаченной.
Кристин положила щетку для волос на натертый до блеска туалетный столик, аккуратно разметала пряди волос по плечам и пристально взглянула на себя в зеркало: за год жизни с графом Дрэймором, ее кожа стала нежной, как у младенца, волосы – здоровыми и блестящими, ладони – мягкими, без единой мозоли. Она привыкла к дорогим нарядам и красивым прическам, к забавным модным шляпкам, дорогой роскошной мебели и мягкому нижнему белью. Однако, не платья были ее страстью, а драгоценности, и, хотя теперь она имела их целую большую шкатулку, ее душа не могла насытиться этими знаками принадлежности к высшему свету Англии и Европы. Лишь год понадобился девушке, чтобы позабыть о том, что именно любовник превратил ее из грязной нищенки в прекрасную принцессу. Но этим утром все изменилось: тревога за свою репутацию вернула ей неприятные воспоминания, которые привели ее к пониманию, что не давало ей покоя: да, она выучилась всем высоко-светским манерам, но ее плебейская сущность не умерла и жалила душу Кристин постыдной жестокой правдой. На дне кубка с любовным напитком оказалась горечь. Но она любила своего Колина. Ее любовь к нему не утихала ни на секунду. И бедная девушка была уверена в том, что ее возлюбленный любил ее так же страстно и глубоко, как она его.
Когда Мэгги принесла завтрак, Кристин вперила в лицо девушки пристальный взгляд, в поисках насмешки, но горничная была вежлива, услужлива и никаких дурных чувств не проявляла.
– Скажи, Мэгги, ты преданна мне? – вдруг тихо спросила Кристин у Мэгги.
Та рассеянно улыбнулась и присела в глубоком книксене.
«Как странно: когда-то книксен для господ делала я, а теперь его делают для меня» – с удовлетворением и улыбкой на губах подумала Кристин.
– О, мадам, преданней меня горничной не сыскать! – робко ответила Мэгги, не смея взглянуть на свою госпожу.
– Хорошо, милая. А теперь присядь со мной и выпей чаю, – ласково сказала ей Кристин, указав ладонью на стоящий рядом стул.
От такой высокой чести Мэгги смутилась, зарделась, но не заставила просить себя дважды.
– Ты хорошая девушка, Мэгги, ты настоящее сокровище. Твоя прежняя госпожа мадам Бинэ напрасно клеветала о тебе и злоупотребляла своим положением и твоей добротой. Однако скажи мне: похожа ли я на мадам Бинэ? Обижала ли я тебя когда-нибудь? Хоть словом? Хоть взглядом? – вкрадчивым тоном спросила Кристин.
– Нет, что вы, мадам! Вы – ангел, сущий ангел! – горячо воскликнула девушка, польщенная тем, что ее госпожа разделила с ней свой завтрак и общается с ней, как с равной себе по положению. С ней! С прислугой!
– Тогда я спокойна, моя милая Мэгги. Но, скажи, могу ли я рассчитывать на небольшую помощь с твоей стороны?
– Мадам, только прикажите!
– Я буду очень благодарна тебе, если ты станешь моей помощницей, – с ласковой улыбкой сказала Кристин, давно научившаяся тонкой науке манипуляции. – Ты будешь слушать все сплетни, которые ходят в нашем доме и, если слуги будут говорить обо мне, будешь осведомлять меня об этом.
– Мадам, какая честь для меня! Я все сделаю, мадам!
– Хорошо, моя милая. А сейчас, скажи: ходят ли среди прислуги слухи и сплетни обо мне, или о нас с лордом Дрэймомром?
– Нет, мадам, вас все любят! Только вот… Сегодня утром наш конюх заявил, будто ночью вы разбудили его и приказали приготовить для вас лошадь… Будто для того, чтобы посетить какую-то глухую деревню, – с готовностью рассказала Мэгги, довольная тем, что любимая госпожа посвятила ее в наперсницы. Ах, как она любила мадам Кристин! Такой красивой, доброй и обворожительной мадам у нее еще никогда не было! Одно удовольствие служить ей!
Услыхав слова Мэгги, Кристин нахмурилась: в этот момент она поняла, что своим приездом в Вальсингам сделала большую ошибку, и теперь горько сожалела о своем сестринском порыве.
– Ах, как смеет наш конюх распускать такие слухи! Какое мне дело до нищеты? – разочарованным тоном заявила она, надеясь, что ее приезд в Вальсингам был единственным, о чем знали слуги.
– И еще, мадам, дворецкий видел, как вчера какая-то дурная нищенка оскорбила вас… Ударила вас по щеке… Ах, мадам, вам следовало высечь ее за это! – с чувством воскликнула горничная.
– Она уже наказана, и на всю жизнь запомнит, что грязным корням запрещено тянуться к прекрасным цветам. Потребовала у меня разрешения отвести в свою деревню одну из наших лошадей! А когда я отказала, она посмела ударить меня! Какая мерзость! – солгала Кристин, однако напуганная фактом, что жители Риверсхольда были осведомлены о появлении призрака ее прошлой жизни.
«Боже правый, здесь и шагу ступить нельзя без надзора чужих глаз! Ведь все могут узнать о том, что я – такая же беднячка, как они сами! И тогда все будут презирать меня за то, что я «продалась» моему Колину! Мою светлую любовь и жертву они, как и Кейт, превратят в позор и грех! Что же делать!?» – с отчаянием подумала Кристин.
– Не верь этим дурным слухам обо мне, милая, – решительно заявила она Мэгги, с трудом сумев унять душевное смятение. – Но будь начеку и, если кто-то вновь заговорит, тотчас же осведомляй меня, и я буду премного тебе благодарна.
– Да, мадам! – Мэгги сияла