Читать интересную книгу МИССИОНЕР - Евгений Кабанов

Никита Николаевич с нескрываемой надеждой посмотрел на Аполлона.

Тот на мгновение задумался, затем сказал:

– Я не против.

– Ну вот и хорошо, – обрадовался директор. – И сразу тебе скажу: на следующей неделе в Дебрянске состоится совещание руководящих работников ликероводочной промышленности. Со мной уже ты поедешь. Я смотрю, парень ты – то, что надо! С тобой не пропадёшь. Даже из гавна вытащишь, если что…

"Значит, о своём прозвище он ещё не знает", – подумал Аполлон.

– Так что, готовься, – продолжал директор. – Да, и дырку для медали этой можешь уже на пиджаке крутить. Отметим вместе…

Он вдруг хихикнул:

– Анекдот про Брежнева знаешь?

Аполлон с удивлением посмотрел на Никиту Николаевича, а тот уже рассказывал свой анекдот:

– Пошёл как-то Леонид Ильич на охоту, да и пропал. Ну, все на волка подумали – что он его съел. А волк отпирается, и доказательств никаких нету. И тут вдруг объявляется свидетель – заяц. Ну, как там это делается – сажают волка и двух подсадных: медведя с кабаном. Только зайца завели в комнату, а он сразу на волка пальцем тыкнул и заорал: "Это он, он его съел – я сам видел, как он потом одними медалями три дня срал!"

Никита Николаевич аппетитно засмеялся, сладко повизгивая и похрюкивая.

Глава ХХХII

Среда в любвеобильной среде

Как и было предсказано Аполлону женой Глисты Наташей, на следующий день, то есть, в среду, её достопочтенный супруг, рулевой партии на спиртзаводском плоту, с утра на пару дней укатил в производственную командировку. А вечером Аполлон, как и обещал неотразимой жене, укреплённый в своём решении и в своей решимости вчерашним поведением Глисты в кабинете у директора, появился на пороге её дома.

По пути он заметил достойного отпрыска этого благородного семейства возле моста в компании двух девчушек лет четырёх-пяти.

– Девочки, пойдёмте под мост, я там такие красивые ракушки видел, – говорил им Вивця, увлекая их за собой в шлюзы.

"Сынуля, как и его мамуля, времени зря не теряет, – подумал Аполлон, – орёл!" И так ему вдруг захотелось мамашу-орлицу, что он полетел, как на крыльях, на пригорок, где стоял двухэтажный серый дом, похожий, скорее, на тюрьму, чем на самое комфортабельное в посёлке здание с жилищем партийного босса.

Наташа Аполлона с нетерпением ожидала. Видно, даже пасла в окно, потому что, как только он подошёл к двери, та перед ним сразу приотворилась, почти как в сказке, или турникет в метро после "пятачка". Аполлон в мыслях даже непроизвольно среагировал на такую автоматику, вспомнив московское метро – уж не опустил ли он, случаем, "пятачок" в замочную скважину? Но из-за двери вырисовалось озабоченное лицо Наташи, и её красивые, накрашенные ярко-красной помадой, губы заговорщически произнесли:

– Тебя никто не видел?

– Последнюю живую душу я имел удовольствие лицезреть под мостом. Она же, надеюсь, такого удовольствия в отношении меня не получила.

– Входи скорей, – втащила его за руку в чуть приоткрытый дверной проём Наташа, и тут же захлопнула за ним дверь.

Она хотела набросить крючок, но Аполлон, истосковавшийся за два дня по новому женскому обществу, прижал её к стене и, впитав помаду в свои губы, с удовольствием стал размазывать её вокруг Наташиного рта. Наташа, забыв про крючок, отреагировала должным образом, и вскоре они уже были похожи на двух вурдалаков, попивших друг у друга кровцы.

Когда первоначальный азарт схлынул, и они увидели, какой кровожадный вид имеют, Наташа потащила Аполлона в комнату, где посредством полотенца, смоченного в воде, они привели друг друга в девственный вид. И снова набросились друг на друга.

"Да-а-а, явно ей не хватает мужской ласки. Что поделаешь – партия требует жертв, как, кажется, сказал кто-то их великих".

Они стояли посреди просторной комнаты, казавшейся тесной из-за обилия всякой мебели и прочей дребедени, прижавшись друг к другу, и со стороны могло показаться, что хотят съесть друг друга, настолько энергично и жадно обволакивали их рты их лица и их ближайшие окрестности. Руками же, между тем, они поспешно срывали друг с друга одежду. Расстёгивая сзади молнию на её юбке, Аполлон ускорял процесс раздевания тем, что начал зубами расстёгивать пуговицы на её кофточке. Она же в это время, казалось, вгрызается в его затылок, чтобы заглотать живьём, как удав кролика.

Упала на пол юбка, упали брюки, полетели в разные стороны кофточка, рубашка, бюстгальтер… Аполлон приподнял маленькие, с большими ареолами, груди, и прижал их своей грудью.

Упали на пол последние атрибуты цивилизации, превратившиеся под их ногами в скомканные тряпицы, и два обнажённых тела были готовы окончательно перенестись в своё первобытное состояние, не отягощённое никакими табу.

Они потёрлись друг о друга лобками, и Аполлон, захватив её ногу рукой под колено, поднял её себе сзади на пояс. Когда он, подсев, насадил Наташу пиздой на хуй и, выпрямившись, начал её ебать, она вдруг, обхватив его руками за шею, быстро забросила ему на пояс и вторую ногу. Он подхватил её руками под попку и слегка присел. Не успел он сделать и десятка хороших, размашистых толчков, как Наташа опустила голову с растрепавшимися волосами ему на грудь и прошептала:

– Всё-о-о… Побудем так…

Они застыли в таком положении, и были похожи на древнюю античную статую.

Минут через пять Наташа подняла голову, и статуя снова ожила, задвигалась размеренно, ритмично, как заводная игрушка.

Как и положено, завод у игрушки скоро кончился, и она снова минут на пять превратилась в статую.

Ещё через пару таких циклов игрушка-статуя распалась на два самостоятельных элемента, а затем образовалась новая композиция, что-то типа "Женщина, утоляющая жажду из бронзового писающего мальчика, стоящего в одной из европейских столиц". "Мальчик" при этом положил женщине руки на голову, чтобы она не стеснялась засунуть "краник" поглубже себе в рот. А она и не стеснялась: заглатывала длинный толстый краник почти полностью, придерживая его одной рукой, а другой вроде как подкручивала вентиль, расположенный почему-то снизу, прямо между ног озорника, и имевший вид какого-то корнеплода, похоже, картошки.

Минут через десять женщина утолила, наконец, свою неуёмную жажду и, стащив "мальчика" за руки к себе вниз, на ковёр, уложила его на спину.

И образовалась лежачая скульптура. Как неправ был, всё-таки, Косой в фильме "Джентльмены удачи"! Памятник, оказывается, можно не только посадить, но и положить. Вот он и лежал в данный конкретный момент посреди одной из комнат квартиры секретаря парторганизации Лопаткина. Вернее, лежала одна, мужская, половина. Вторая, женская, согнув первой ногу в колене, пропустила это колено у себя между ног, и уселась на него, опустившись своими коленями на пол.

И тут и эта скульптура тоже ожила, как заводная игрушка: женщина, как заправская наездница, тронулась в путь верхом на колене, постепенно перейдя на рысь, а потом и на галоп. Когда скачка закончилась, она ещё некоторое время медленно покачивалась в "седле", а затем, прибыв, видимо, в конечный пункт, слезла со своего "рысака".

Но метаморфозы со статуями-игрушками на этом не закончились. Женщина из наездницы, похоже, сама превращалась в некое подобие маленькой лошадки, пони. Она развернулась так, что лицо её оказалось над "краником" лежащего мужчины, и, встав на четвереньки, и прогнувшись в пояснице, оттопырила мраморную попочку прямо над его лицом. И снова "краник" оказался у неё во рту.

Аполлон, не поспевавший ни умственно, ни физически, за всеми тонкостями смены "декораций", уже несколько раз кончал, а когда и куда, он не в состоянии был достоверно определить. Наташа вытворяла всё как бы сама по себе, используя его только как подсобный инструмент и действуя лишь в соответствии со своими эмоциональными подъёмами и спадами, и ей, видимо, было всё равно, какой этап его возбуждения приходился на её пик. А их у неё, судя по всему, случилось уже не менее десятка.

И вот он видел прямо у себя над головой "чижа на розовой подвязке", как выразился один из известных русских поэтов*.

Оказавшись в позиции 69, он даже не подозревал, что наконец-то оказался в той позе, которая дала ему его агентурный номер – 69, и теперь пришли в полное соответствие его действия с его тайным для него самого предназначением. Хотя в эту среду и в этой среде – во всех смыслах – он только положил начало всему этому у двери, а в дальнейшем оказался в роли ведомого. Ну что ж, она, оказывается, не так уж и плоха, эта роль.

Агент 69, находясь в позиции 69, лениво попытался перехватить инициативу: покопался немного пальцами в просторной пизде, подрочил клитор, подёргал губами и зубами за розовые лепестки. Но его партнёрша была гораздо более активной – после каждого своего пика она восстанавливалась несоизмеримо быстрее, чем он, и, как в творческом, так и в физическом плане была свеженькой и неутомимой.