У него тряслись руки, пока он расшнуровывал ее льняное белье. Она провела пальцем по его груди, нащупала шрам, идущий почти от самого сердца к пупку. Саладин вздрогнул, как будто рана, которую он получил давным-давно, вновь открылась от ее нежного прикосновения.
Они не разговаривали, ибо знали, что слова так или иначе разрушат иллюзию, развеют наваждение, что они здесь одни. Единственные звуки, слетавшие с их губ, — вздохи украдкой, нежное придыхание, когда их тела без усилий слились в одно.
Она гладила его темные кудри, а он целовал ее шею, ключицы. Потом грудь. Саладин медленно, томно гладил ее мягкие, нежные изгибы. Провел пальцем по розовым соскам, обхватил грудь ладонью, когда соски набухли от возбуждения.
Мириам тяжело задышала, когда он наклонился, чтобы поцеловать ее грудь. Вверх по спине пробежала жаркая волна — он языком рисовал влажные круги на ее теле. Султан впился в нее, словно дитя, жаждущее тепла и утешения. Она обхватила его плечи, прижала крепче и почувствовала, как по ее щекам потекли слезы. Мириам ощутила его страстное желание и откликнулась на его призыв; ей отчаянно захотелось отдать ему всю себя без остатка: тело, душу и все остальное. Все, чтобы заполнить ужасающую пустоту, которую породила в нем жизнь, проведенная в непрерывной борьбе.
Она выгнула спину и выплеснула на султана всю себя. Стальные мускулы его ног придавили ее к ложу, но она ринулась ему навстречу. Ее тело сейчас взывало к нему. Она почувствовала прикосновение его щетины к внутренней стороне своего бедра и не сдержала крика.
Саладин долго и страстно целовал Мириам. Затем провел руками по ее лицу, ощупывая щеки, нос, — словно слепец знакомился с ней посредством прикосновения. Мириам гладила его мускулистую спину, бедра. Каждый раз, когда она проводила по старой ране, он напрягался, а потом расслаблялся с возбужденным стоном.
Она нежно прикусила его губу и почувствовала, как его сердце неистово забилось. Мириам крепко прижималась грудью к его груди и уже не знала, где заканчивается она, а где начинается он.
Потом, когда ритм их любви достиг наивысшего напряжения, она обхватила его ногами, сомкнула пальцы ног, как будто «заперев» его внутри. Саладин приподнялся и вошел в нее в очередной раз: в этот момент он вновь чувствовал себя воином, могущественным, сильным и неодолимым. Она вскрикнула сквозь стиснутые зубы, когда он вошел в ее влажное, обжигающее лоно, и ее самая потаенная плоть обхватывала и крепко держала его, как будто не хотела отпускать.
Жаркая волна достигла их неистово колотящихся сердец, а кровь забурлила от радости этого запретного союза. Мириам показалось, что она упала в зияющую утробу вечности, где взорвался вулкан, где небо застил ужасный темный экстаз, поглотивший солнце. Вернее, они упали вместе — их тела были сплетены — в пустоту, из которой все возникло и куда все уйдет. Туда, где слова «я» и «ты» потеряли значение.
* * *
Эстафан стоял у личной опочивальни султана, затерявшейся в недрах дворца. Он медленно отошел от двери. Евнух видел и слышал достаточно, чтобы доложить обо всем своей госпоже. Сердце его было наполнено благоговейным страхом. Несколько месяцев он тайно следил за иудейкой и, хотя не перебросился с ней и словом, был восхищен ее духом и храбростью. Она быстро завоевала в высокомерных придворных кругах репутацию необычайно умной и независимой девушки, но Эстафан также узнал, что она способна от всей души сострадать и проявлять душевное тепло к другим людям.
Он с радостью сообщил султанше, что Саладин, похоже, держится от девушки подальше. Ясмин наконец надоели небогатые событиями доклады слуги, и она посчитала вопрос закрытым. Потом девушка уехала с Маймонидом выхаживать короля неверных, и Эстафан втайне горевал, потому что не верил, что Мириам вернется.
Однако она не только вернулась живой и невредимой, но и вызвала волнение в самых высших придворных кругах. Он попытался разузнать об истинной природе ее поступка, но обнаружил, что есть вещи, которые не понять даже такому искусному шпиону, как он. Независимо от того, что она совершила, о ней с восхищением полушепотом говорила придворная знать. Эстафан обрадовался, что этот сверкающий бутон из сада Иакова наконец-то по достоинству оценен и заслужил уважение, в котором ей так долго отказывали при дворе Саладина.
Но потом он увидел, как султан вышел из своего кабинета в обществе Мириам и повел девушку в свои покои. Сердце Эстафана ухнуло вниз. Он знал, что этот темный коридор, по которому она шла, ведет только в одно место — неохраняемое и скрытое ото всех, за исключением тех немногих, кто знал тайники дворца. Эстафан молча последовал за ними, молясь лишь о том, чтобы он чудесным образом не увидел то, чему, разумеется, стал свидетелем.
У него не оставалось иного выбора, как сообщить о плачевном развитии событий султанше. Он понимал, что у Ясмин настолько сильно развилась подозрительность, что она даже приставляла соглядатаев к собственным шпионам. Правда все равно выплывет наружу, и, если не его язык первым донесет ее до султанши, она отрежет ему язык.
Слезы навернулись на глаза Эстафана. Он выполнит свой долг. И прекрасная Мириам — девушка, не похожая на доселе ему известных, — умрет.
Глава 36
ГНЕВ ТИГРИЦЫ
Михрет, официальная придворная дама султанши и ее неофициальная любовница, наблюдала, как госпожа медленно багровеет, слушая доклад запинающегося на каждом слове Эстафана. Дрожащий евнух приукрасил свой доклад многократными извинениями, что еще больше разозлило Ясмин. На мгновение Михрет подумала, что султанша схватит один из многочисленных кинжалов, спрятанных в ее покоях, и воткнет в сердце несчастного армянина. «Очень жаль, если убьет!» — размышляла страстная нубийка, потому что за несколько лет даже полюбила этого маленького человека. Для нее, остро нуждавшейся в друге, он оказался отличным собеседником, который умел слушать и хранить тайны. А еще, несмотря на свою прискорбную неполноценность, он умел на удивление искусно доставлять ей удовольствия, когда она уставала от нежных прикосновений своей надушенной госпожи.
Но Эстафану в тот день повезло: султанше необходимы были дополнительные сведения, и это в конечном счете перевесило ее слепую ярость. После того как евнух завершил свое умозрительное и многоречивое повествование, Ясмин удалось перевести дыхание и выплеснуть свой гнев на спинку резного деревянного стула, которую она яростно сжимала. Она приказала евнуху пристальнее присмотреться к еврейке. Ей нужны абсолютно все сведения, которые только можно получить, поскольку она собиралась устранить свою новую противницу таким образом, чтобы не вызвать и малейших подозрений. И заставить ее как можно сильнее страдать.