Дара
Он был огромен и ранен. Шатался, как пьяный. В спешке я не рассмотрела его, понимала только: зверь. Странный, необычный, но на Зеоссе это не исключение, а скорее правило.
От зверя одуряющее пахло сеном. Вкусно. И на ощупь он был такой же: мягкий, нежный, удобный. Веяло надёжностью и доверчивостью.
У вас бывает такое, когда вроде бы ничего не происходит, а внутри распирает от счастья, радости? Хочется беспричинно смеяться, пританцовывать, говорить «здрасьте» незнакомым людям и совершать какие-то дурацкие спонтанные поступки.
Вот что-то такое накрыло меня. Вся эта возня с лианами, страх, опасность отлетели пеплом в небо. Я даже о спутниках своих забыла на миг. «Геллан!» – кольнуло беспокойство. Я заозиралась и успокоилась, когда он, прихрамывая, вынырнул из кустов.
Никогда не думала, что голубое может быть таким горячим. Не могла видеть цвет его глаз в темноте, а обжигающий блеск уловила, задержалась, рискуя утонуть, провалиться, сгореть. Миг – крошечный, как искра, а кажется – костёр столетий за взмахом ресниц.
Он поднял руку, давая понять, что всё хорошо, и я смогла отвернуться. Под пальцами дрожит и едва слышно стонет животное. Наверное, чувствует, как бешено колотится моё сердце. Плевать. Темнота способна скрыть и не такие тайны.
Никто не спал, когда мы вернулись. Сгрудились возле костров, вглядывались тревожно в темень. Напряжение искрило и потрескивало вместе с сучьями, что сгорали, корчась от жара. Я зацепилась взглядом за огонь. Подумала: наверное, это неправильно – жечь костёр в таком лесу, где каждая ветка живая и почти разумная.
Решила подумать об этом потом.
– Потерпи немного, – попросила раненое животное и погладила по слипшейся скользкой гриве.
Кинулась к колодцу, доставала воду в помятом ведре, слушала, как, жалуясь на старость и ревматизм, скрипит вороток, ловила отголоски волнения и сбивчивого рассказа о приключении. Насмешливый голос Сандра, громкий смех Ферайи, наигранный рык Раграсса. Только Геллана не слышно. Да он и не любитель шумихи.
– Давай помогу.
Он появляется бесшумно. Да если бы и не ходил, как тень, я бы всё равно не услышала его шагов – так погрузилась в собственные мысли.
Горячие пальцы ложатся поверх моих. От неожиданности я вздрагиваю, вода расплёскивается. Я бы вообще опрокинула ведро, если б не его ловкость.
– С тобой всё в порядке? – спрашиваю, вспоминая, как он хромал.
– Почти. Немного зацепили на выходе. Кажется, они ядовиты. Надо бы осмотреть мшиста.
– Мшист? Ядовиты? – я с тревогой вгляделась в Геллана. Только этого не хватает сейчас для полного абзаца.
Животное осталось в тени, и сидящие у костра ещё не поняли, в чём дело. Но я видела, как смотрели на него Геллан, Сандр и Раграсс.
– Древнее существо, легенда, – пояснил мой спокойный рыцарь. – Животное-растение. Он разумен, Дара. Считается, что мшист – вымершая зеосская раса. Оказывается, не совсем. По поводу яда не беспокойся. Он скорее обездвиживает, чем убивает. Спать хочется.
Я провела рукой по лбу. Сплошные спецэффекты.
– Я хочу его вымыть. Вода только ледяная. А греть долго.
– Нет, греть – это быстро, – он улыбается, голос его звучит хрипло. – Помнится, ты неплохо метала огнешары в замке виттенгарской властительницы.
Точно! Не только в мою голову приходят гениальнейшие идеи.
– Думаешь, получится?
Уверен. Сосредоточься.
Я расслабляюсь, позволяю теплу течь по венам. Чувствую покалывание в пальцах. Ладоням становится горячо. Бульк – я стряхнула два огненных шарика в ведро. Вода зашипела. Осторожно попробовала её пальцем.
– Получилось! Только горячо очень. Перестаралась.
– Исправим.
Геллан откуда-то притягивает деревянное корыто. Выливает туда воду. Достаёт ведро за ведром. У него легко получается. Приятно следить, как ладно движется его тело, как напрягаются мускулы на руках и спине.
У костра суматоха. Наверное, Сандр рассказал. А может, мшист из тени выпал. Что-то резко выговаривает Иранна. Ей вторит Росса. Кажется, они ругаются. Спорят, точнее. Я вижу, как толпа волной приближается к мшисту и катится назад. Геллан смеётся.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
– Он не пускает их, Дара. Веди своё чудо. Кажется, хорошая ванна – это сейчас как раз то, что нужно.
Ферайя следит за каждым моим жестом. Молча. Внимательно. Она не вмешивается, не помогает. Охотница называла древнее существо по имени. А это значит, она его знает. Но не шевельнулась, когда наши попытались к нему приблизиться и получили отпор.
Я напрягаюсь, но не могу вспомнить, как же она его величала.
– Йалис. Его зовут Йалис, – отвечает она на невысказанный мною вопрос.
Он всё такой же мягкий, но уже дрожит, как от холода.
– Пойдём, – зову и уговариваю мшиста одновременно, – сейчас мы смоем с тебя эту гадость, заодно и согреешься.
Ему невероятно трудно подняться, но он встаёт. Я веду его к большому корыту. Там тёплая вода. Зачёрпываю ведром и окатываю мшиста. Слышу вздох. Кажется, ему нравится.
– Геллан, а давай ты будешь поливать, а я мыть?
Мы так и делаем. Я осторожно перебираю пальцами длинную шерсть, вымывая слизь и грязь. А ещё кровь. Я понимаю это, когда рядом оказывается Айбин. Вижу, как и его подтряхивает. И уж точно кровочмак не мёрзнет.
– Позволь, – шепчет он непослушными губами, и я киваю, разрешая. Знаю: не сделает ничего плохого.
Как это у него получается – не понять. А только вскоре из упавшей влаги отделяется кровяной сгусток. Я подставляю ладони, принимаю шар и вручаю его в дрожащие лапки Айболита. Шурх! – и кровочмак скрылся, чтобы поесть без свидетелей. Он всегда кормится деликатно, словно стесняется. Может, так оно и есть. Расспрошу как-нибудь.
Я крепко задумываюсь, вдыхаю одуряющий запах свежей травы и мокрого сена, машинально перебирая чисто вымытую тонкую шерсть.
– Спасибо, – разливается благодарность громким мурлыканьем прямо мне в ухо, и я от неожиданности подскакиваю на месте, как испуганный заяц.
Хлопаю ресницами, открываю и закрываю рот. Вид у меня, наверное, дурацкий-дурацкий. Геллан тихо смеётся. Необидно. А может, потому что смеётся он, а не кто-то другой – сложно понять.
– Ты пропустила главное, Дара: мшисты разумны. Не только всё понимают, но и разговаривают.
Собственно, почему бы и нет? Разговаривал же в моей голове Димон? Мшист же, судя по всему, разговаривает, как и мы – открывая рот. То есть пасть. То есть, что там у него?
Я наконец-то присмотрелась к доисторическому мастодонту. Ничего подобного не видела. Он необычный – сказано слабо.
Телом похож на медведя – огромный такой полярный мишка с мощными лапами, округлым задом. А голова смахивает на львиную: кошачий приплюснутый нос треугольником, бархатный подбородок, усы. Глаза, пожалуй, побольше, круглее, прозрачнее – с золотинкой и вертикальным зрачком. Уши большие и вислые, как у кроликов или осликов, но короче и острее на концах. И грива, роскошная грива!
Но самое необычное, конечно же, не в сочетании медведь-лев с ушами зайчика. Как бы правильнее сказать? То, что я приняла за шерсть – не шерсть вовсе. Не зря мне пахло сеном и травой. Потому что вместо шерсти животного у мшиста – трава, похожая на ковыль: длинные, тонкие, пушистые стебли. И грива такая же, но уже помесь травы и кудрявых листьев. А ещё – он в цветах. Будто кто-то взял и утыкал его яркими цветами разных размеров и оттенков. Где-то они мелкие и невзрачные на первый взгляд. Где-то – большие, разноцветные, как экзотические гигантские орхидеи, пассифлоры, магнолии. И на кончиках ушей – по пушистому цветку.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Очень много цветов в гриве. А ещё они то распускаются на глазах, то вянут, появляются, исчезают – потрясающее зрелище, от которого взгляд не оторвать! И пахнет, пахнет от мшиста сейчас, как от парфюмерной лавки!
Он видит, как я смотрю на него заворожено, мигает золотыми глазами, пряча их под короткой щёткой ресниц и чудится улыбка на его царственной морде. Кажется, мшист красуется, переминаясь на мощных пушистых лапах, слегка поворачиваясь то вправо, то влево, как на подиуме или выставке.