сотоварищей, а свидетельствовали об аккуратности и заботливости о них хозяина. Голос у него по силе и убедительности не уступал Хиркусу.
– Что ты, червь и гниль, знаешь о времени, походя, говоря о нём!? – спросил он грубо и так же, как только что Хиркус, презрительно оглядел его самого с ног до головы. И не ожидая ответа, потому что, по-видимому, и не предвидел его, продолжал: – Как ты смеешь нам говорить об одолении времени, если даже я… – Он на миг прикрыл стального цвета глаза. – Даже я не знаю, как это сделать! Даже я не знаю, как одолеть время! Как ты смеешь говорить о времени?!.
– Даже он не знает, – подтвердил его слова один из тех поселенцев, что выглядел моложе других.
Ходоки, пожалуй, несколько были обескуражены заявлением старика. Высказанное им не укладывалось в их представления о затерянных во времени перлей. Что-то здесь не стыковалось. Ведь по их уже устоявшейся версии, колонисты могли быть теми самыми людьми, что волей случая попали в «брызги» канала Пекты, и осели здесь, за многими миллионами лет до дня своего появления на свет, как некая капля в океане времени.
– Хо-хо! – раздался могучий выдох дона Севильяка. – Надо же! Даже он не знает. А?.. – Дон Севильяк огляделся, призывая всем обозреть себя и оценить его высказывание. – Откуда тебе знать, поистине ползущему туда, куда укажет время. А? Вот и ползи, раз не знаешь, как это делается.
– А вы, значит, не ползущие? – левая щека старика дёрнулась в тике, глаз смешно и не к месту подмигнул собеседникам. – Что же вы тогда тут делаете? Тогда бы и шли впереди, обгоняя время, а то…
Ему не дали договорить.
Кто-то из ретивых колонистов под шумок умудрился ущипнуть Шилему за её жёсткую ягодицу. И получил, естественно, от неё сполна. Стеснённые со всех сторон женщины тоже пустили в действие свои кулаки. Не такие действенные, как приёмы временницы, но болезненные и, самое главное, обидные для пожилых и старых, но мужчин.
И неожиданно возникший диспут о времени также неожиданно перерос в элементарную драку.
Женщины подбадривали себя криком, ходоки легко отбивали наскоки, поскольку равных им здесь не было. А Шилема неудержимо пошла в атаку, наводя у поселенцев бреши в их тесном ряду.
Но минутой позже оказалось, что те не столько нападают на пришельцев, сколько бутузят друг друга. Наметились, по крайней мере, две противоборствующие стороны. Старшие поселенцы были против тех, кто моложе, хотя силы были равны. Они словно с удовольствием колошматили друг друга почём зря.
И лишь Мать с детьми и старик-спорщик в общей свалке не принимали участия. Они равнодушно смотрели на расквашенные носы, сбитых с ног посельчан, отползающих прочь, чтобы ненароком не попасть под пятки вошедших в раж противников и своих.
Старик, прямой и тощий как жердь, стоял и с как будто приклеенной презрительной улыбкой, его глаза то вспыхивали, то туманились.
Братья-близнецы принимали потасовку за весёлое представление. Они отмечали каждый удачный удар, подбадривали то одну, то другую сторону, хотя дерущиеся перемешались, постепенно вытесняя пришлых из своего поля выяснения отношений.
Девочка испуганно прижималась к объёмистому чреву Матери, порой отворачивая лицо, чтобы не видеть размазанной по щекам крови, когда кто-то из дерущихся оказывался слишком близко от неё.
И Мать… Скала!.. Неодолимый утёс!
Казалось, всё разбивалось ещё на подходе к ней и успокаивалось. Оттого пострадавшие стали концентрироваться вокруг неё, так как здесь их тронуть никто уже не смел, да и они сами, по всему, у короткого подола Матери забыли, что только-только выступали противниками. Теперь они мирно обменивались мнением и помогали унять кровь у тех, кто сам не справлялся, осмотреть ушибы, а то и показать, как кому-то из них удалось удачно зацепить кого-то или поддать хорошую, на его взгляд, оплеуху.
Драка как началась, так и неожиданно закончилась. Мать голосом, не уступающим по мощности звукам, издаваемых глоткой дона Севильяка, рявкнула:
– Всё!.. Хватит!
И тут же опустились, находящиеся в замахе, кулаки, и наступили тишина и мир…
Колонисты возвращались к действительности, а она обладала неординарностью. Они уже позабыли те времена, когда к ним приходили новые люди. А тут в таком количестве, к тому же с женщинами. Пришла пора, после снятия стресса таким оригинальным путём – дракой, спокойно принимать решение о приёме таковых в своё поселение.
Размазывая кровавые сопли, и негромко поругиваясь, они постепенно стянулись в отдельное от пришлых группу и столпились вокруг Матери. Лишь старик-спорщик остался там, где стоял, да братья-близнецы оказались на периферии.
– Кто такие? – грозно громыхнула Мать, вновь ощущая поддержку со стороны привыкших к её руководству мужчин поселения.
– Люди! – как отзвук пророкотал дон Севильяк. – Хо-хо!.. Мы странники во времени…
– Вы… – фальцетом выкрикнул старик.
– А ты помолчи! – грубо оборвал его дон Севильяк, даже не взглянув на него. – Мы такие же, как вы, жертвы проклятого Пекты. Того, кто придумал этот проклятый канал и забросил нас…
Хиркус подтолкнул Арно под локоть, смотри мол, как разговорился дон Севильяк.
В наступившей паузе, пока дон Севильяк набирал воздух, чтобы сказать ещё что-то, раздалось возмущённое бормотание старика:
– Какой ещё Пекта? Этот паршивец всё только испортил своей торопливостью. Пекта был только исполнителем, а канал придумал я!
– Что?
Старик выпрямился, хотя и так был подобен столбу.
– Да, временной канал придумал я! Я – Девис
Когда Шилема вспомнила о щипке какого-то колониста, Джордан расплылся в ухмылке, предположил:
– Он, наверное, пальцы сломал?
– Это я ему! – огрызнулась Шилема.
– Отстань от неё! Не перебивай! – Иван постарался прекратить намечаемое бесцельное препирательство. – А ты рассказывай.
Но при упоминании имени Девиса, он не менее эмоционально, как ходоки полутора годами раньше, воскликнул:
– Что?.. Девис?.. Неужели тот самый Девис?..
– Девис?! – воскликнул дон Севильяк, слышавший это имя в рассказах Ивана, побывавшего за поясом Закрытых Веков. – Отец Напель?
Старик дрогнул.
– Напель! – от его презрительной усмешки не осталось и следа, но появилась подозрительность. Он коротко огляделся, словно проверяя пространство, в которое можно без помех отступить, либо – нет ли там кого лишнего при разговоре. – Напель… Не знаю, откуда вам известно это имя, но… – Он прикрыл глаза, гримаса исказила его лицо аскета. – Нет! Я только воспитал её, но она дочь Пекты. Ему всегда не было дела до неё… Бедная девочка… Я говорил ей… Объяснял, убеждал…
Казалось, Девис погрузился в мучительный поиск нужного слова, а потому перебирал подобные, но – всё не те.
Его потеснила Мать, за ней безликой стаей, словно образуя крылья, надвинулись колонисты.
– И что? – спросила она. – Если даже вы странники во времени? Так мы тут все странники.
– А ничего! – с вызовом сказал Арно. – Такое впечатление, что рядом есть ещё одно поселение людей. Так?.. Конечно, нет! Так к чему вопросы? Мы встретились. И этого достаточно, чтобы признать её за совершившийся факт. Или у