Ее отец никак не выказал, то слышит, что она говорит, но кивнул одному из своих ливрейных лакеев. Огромный слуга протянул руку, чтобы схватить лейтенанта, но Майкл резким движением остановил его. С выкрученным запястьем лакею ничего не оставалось, как отпустить его.
— Довольно. — Лейтенант выбрался из экипажа и смотрел на маркиза. — Вместо того чтобы вести эти разговоры здесь, в парке, я предлагаю вернуться в ваш дом. Отвезите леди Ханну домой и позаботьтесь о ее здоровье. Я последую за вами в этом экипаже.
— Мне следовало бы вызвать полицию и засадить тебя в Ньюгейтскую тюрьму прямо ceйчас, — возразил маркиз.
— Он не тронул меня папа.
Ханна подалась вперед, но, когда выходила из экипажа, мир как будто опрокинулся. Уши ей вдруг заложило каким-то резким шумом, и Майкл подхватил ее под локоть.
— Клянусь. Он защищал меня, пока мне было плохо.
— Из-за него твоя честь погублена. — Ее отец пожирал ее взглядом, как будто она; сбежала с трубочистом. — Ты только что провела ночь с простым солдатом.
Но это не так. Слезы полились у нее из глаз, она не знала, как отвечать на обвинения отца. Ханна и представить себе не могла, что отец может быть настолько слепым.
Оправдания сорвались было с ее губ, но лейтенант Торп покачал головой:
— Как я уже говорил, здесь не место для разговоров. Отвезите леди Ханну домой.
Ханна никогда прежде не слышала, чтобы кто-то отдавал распоряжения ее отцу, но лейтенант, казалось, нисколько не боялся маркиза.
— Об этом никто не знает, — прошептала она. — Моя репутация все еще в безопасности.
— Неужели? — Лицо ее отца было будто отлито из железа. — Барон Белгрейв знает все о том, что произошло с тобой. Тем не менее он милостиво предложил на тебе жениться.
Она скорее умрет, чем выйдет замуж за Белгрейва.
— Папа, все не так плохо. Лейтенант Торп не сделал ничего дурного.
— Белгрейв сообщил мне, что Торп напал на него и увез тебя в украденном экипаже.
— Это ложь! — выпалила Ханна, затем прижала руку ко рту. Оскорбления ей не помогут.
Придя в ужас, она встретилась с гневным взглядом своего отца в надежде, что тот не поверит оговору. Конечно же он должен ей поверить после всех этих лет, когда она вела себя как послушная дочь. Одна ошибка не может стереть все, не так ли?
Мысли о запретном поцелуе лейтенанта беспощадно жгли ее совесть. Она могла бы оказать ему сопротивление, но вместо этого ответила на его поцелуй. Это были любопытство и потрясение, смешанные с первым пробуждением желания.
— Харрисон, отвези мою дочь домой, — приказал маркиз своему ливрейному лакею. — Я буду сопровождать лейтенанта Торпа в этом экипаже.
Лейтенант кивнул, Ханна посмотрела на него, но взгляд его зелено-карих глаз был непроницаем.
— Вам следует знать, что я не убил вас на месте только потому, что мне не хотелось забрызгать вашей кровью ковер. — Маркиз Ротбурн указал на кресло с изогнутой спинкой в своем кабинете, — Сидеть.
— Я вам не собака, — отвечал Майкл.
Ему прекрасно было известно, что он лишь подливает масла в огонь ярости Джеймса Честерфилда, но Майкл отказывался вести себя так, словно он соблазнил леди Ханну.
Майкл оперся о спинку кресла и прямо посмотрел маркизу в глаза.
— Я не сожалею о том, что спас леди Ханну от барона Белгрейва. Вы, как и я, прекрасно понимаете, что этот тип ее не стоит.
— И вы тоже.
— Вы правы.
Не было причины обижаться на правду. У него было небольшое состояние и армейское содержание, чтобы комфортно жить, но этого недостаточно, чтобы содержать дочь маркиза.
— Из-за вас ее репутация подмочена.
— Нет. — Майкл подался ближе к письменному столу, не снимая рук с резного дерева спинки кресла. — Из-за Белгрейва. Если бы не он, Ханна бы никогда не оказалась вдали от дома Ротбурнов.
— Вам нужно было привезти ее домой немедленно! — Лицо маркиза стало лиловым от ярости.
— У нее ведь бывали такие же головные боли и прежде, не так ли? — тихо спросил Майкл. — Она сказала мне, что всегда держит лекарство в своем ридикюле.
— Это к делу не относится.
— Неужели? Я полагаю, вы знаете, как сильно она страдает? Я видел мужчин, которые получили пулю в плечо, но страдали гораздо меньше, чем ваша дочь от нестерпимой боли.
— Даже если то, что вы говорите, правда, это не отменяет того факта, что вы оставались с ней наедине на протяжении нескольких часов. — Джеймс протянул руку к ножу для вскрытия писем, пробежав пальцем вдоль лезвия. — Она моя единственная дочь.
— Это не ее вина.
— Не ее, но ваша. — Маркиз скрестил на груди руки и добавил: — Неужели ты думаешь, что я позволю такому, как ты, жениться на ней? Ты не прикоснешься и к пенни ее приданого!
Майкл отступил назад, едва контролируя свой гнев. Стараясь, чтобы его не выдал голос, он сказал:
— Мне ничего не нужно от вас обоих. Она была в беде, и я пришел ей на помощь. Ничего больше.
Маркиз взял перо.
— Я хочу, чтобы вы покинули Англию, не желаю, чтобы Ханна снова увидела вас. — Опустив перо в чернила, он начал писать. — Я собираюсь попросить вашего командира проследить за этим. Я пожертвую в армию достаточную сумму, чтобы удостовериться, что вы находитесь как можно дальше от Лондона.
Майкл не сомневался, что деньги маркиза помогут ему достичь всего, что он только пожелает.
— А что будет с леди Ханной?
Маркиз отложил свое перо.
— Белгрейв предложил жениться на ней.
— Нет, только не он. — Майкл сжал кулак. — И вы отдадите ее такому подлецу?
— С Белгрейвом все в порядке. Он позаботится о безупречной репутации Ханны.
— Вы имеете в виду, что он собирается поведать о скандале всем и каждому, если она не выйдет за него замуж, — догадался Майкл.
Маркиз не стал этого отрицать.
— Я не позволю причинить боль моей дочери. Никогда, если я смогу это предотвратить.
Ханне случалось видеть, как плачет ее мать и прежде, но чтобы так, никогда. Обычно Кристин Честерфилд прибегала к слезам для того, чтобы повлиять на мужа.
На этот раз слезы Кристин были искренними. Ханна сидела напротив нее, пока остывали две чашки чая. Дедушкины часы в гостиной пробили восемь часов. Всего восемь часов понадобилось, чтобы полностью изменить ее жизнь.
— Уверяю тебя, мама, со мной все в порядке, — тихо убеждала мать Ханна. — Ни тот ни другой меня не скомпрометировали.
Она не плакала, поскольку все еще не оправилась от шока.
— Не знаю, что еще я могу сказать, если ты не веришь мне.
— Дело не в этом. — Кристин промокнула глаза носовым платочком. — Дело в приличиях.