— Разве вы не понимаете, что это шутка?
Она выглядела смущенной, но покачала головой:
— Не шутите так, пожалуйста. Дело касается Белгрейва. Я просто не могу выйти за него замуж!
— Тогда не выходите.
— Это не так просто. Моя мама уже решила, что теперь это для меня единственно возможное будущее. — Ханна в рассеянности потерла себе виски. — Не знаю, что я должна сделать чтобы убедить ее в том, что это не так.
— Вы ведь никогда не выказывали им своего непослушания, верно?
— Никогда.
Она казалась растерянной, и Майкл почти пожелал, чтобы был кто-то, кто бы мог о ней позаботиться. Не он. На это нет надежды.
Она потянула за палец своей перчатки, теребя материю.
— Папа может превратить мою жизнь в одно сплошное несчастье. И я буду погублена, если не выйду замуж.
— Настало время самой устраивать свою судьбу. Если вы уже погублены, то вам нечего терять. Делайте что хотите.
Ханна уставилась на него, будто не имела ни малейшего представления о том, как следует вести себя погубленной женщине.
— Не знаю. Я всегда… делала то, что должна.
Она сделала шаг по направлению к дому, прочь от него. Майкл внезапно понял, что она просит его спасти ее не из-за родителей, а из-за того, что необходимость повиноваться так глубоко укоренилась в ней. Если он украдет ее со свадьбы, она сможет переложить всю вину на него, а не брать ее на себя.
Ее судьба тебя не касается, — напомнил ему разум. — Пусть она сама делает выбор. Скажи ей «нет».
Но он не сказал, потому что не мог позволить, чтобы она вышла замуж за такого негодяя, как Белгрейв.
Майкл вздохнул и сказал:
— Предупредите меня, если что-то изменится. Ваши братья знают, где меня найти.
— С вами все будет в порядке? — спросила она слабым голосом. — Что, если мой отец…
— Он не может мне ничего сделать, — прервал ее Майкл.
Не пройдет и пары недель, как между ними будут лежать сотни миль.
Он вернется в армию, будет сражаться с врагом и выполнять приказы, пока не встретит свой конец. Такие люди, как он, ни для чего иного не пригодны.
— Спасибо за то, что согласились мне помочь. — Ханна потянулась к своей шее и расстегнула бриллиантовое колье. — Я хочу, чтобы вы взяли вот это.
— Оставьте.
Майкл сомкнул ее пальцы вокруг блестящих камней. Такая невинная душа, как она, никогда не сможет понять, каковы могут быть последствия, если он возьмет колье. Ее отец обязательно обвинит его в краже.
— Если вы планируете следить за мной, тогда вам нужна причина, чтобы вернуться. — Она положила колье в его ладонь.
Майкл не рассматривал это в таком свете.
— Вы правы.
Колье действительно давало ему разумную причину, чтобы вернуться, и потому он спрятал драгоценности в свой карман.
— Возвращайтесь через день-два, — приказала она. — А я позабочусь, чтобы вы получили вознаграждение за свою помощь, и не важно, нужно это вам или нет.
Он не примет от нее никакого вознаграждения.
— В этом нет необходимости.
— Есть.
В ее зеленовато-голубых глазах Майкл увидел решимость.
Ханна решительно скрестила руки.
— Я не дам отцу разрушить свое будущее. — Выражение ее лица стало упрямым. — И я не позволю ему сделать это и с вашим будущим тоже.
Пожилая женщина бесцельно бродила по улицам, ее малиновая шляпка пылала в море темно-коричневых и черных. Майкл проталкивался мимо торговцев рыбой и продавцов вразнос, осторожно шагая по Флит-стрит.
Миссис Тернер снова не в себе и потерялась. Он ускорил шаг, маневрируя среди матросов, гуртовщиков и мясников. Наконец он ее догнал.
— Доброе утро. — поприветствовал он ее, приподнимая шляпу.
В ее тускловато-серых глазах не мелькнуло узнавания, но она слегка кивнула и продолжала свой путь.
Черт возьми! Сегодня не лучший ее день.
Миссис Тернер была его соседкой и приятельницей, сколько он себя помнит, но недавно она начала страдать от приступов забывчивости.
Майкл ничего не знал о таком ее состоянии, пока не вернулся в Лондон в прошлом ноябре. Сначала вдова покупала ему еду и напитки, присматривала за ним, пока он поправлялся от огнестрельных ранений. А потом он принес ей губительную новость о гибели ее сына Генри под Балаклавой.
Миссис Тернер становилось все хуже. Бывали моменты, когда она помнила лишь то, что происходило в прошлом.
Сегодня она его вообще не узнала.
Майкл пытался придумать способ достучаться до ее потерянной памяти.
— Вы ведь миссис Тернер, не так ли? — спросил он, стараясь не отставать от нее. — Из дома номер восемь по Ньютон-стрит?
Женщина остановилась, страх читался на ее лице.
— Я вас не знаю.
— Нет-нет, вы, вероятно, просто не помните меня, — быстро сказал он. — Но я друг Генри.
Услышав имя сына, миссис Тернер усмехнулась:
— Я никогда не видела вас прежде.
— Генри послал меня отвезти вас домой, — заверил он ее ласково. — Вы позволите мне пойти с вами? Уверен, что он оставил вам чай, виски, мармелад и хлеб.
При упоминании о любимой еде ее нижняя губа задрожала. Морщинки собрались в уголках ее глаз, из них полились слезы.
— Я заблудилась?
Майкл взял ее за руку, ведя в нужном направлении:
— Нет, миссис Тернер.
Пока он вел ее по многолюдным улицам, ее хрупкая рука держала его с удивительной силой. Они подошли ближе к ее дому у Пибоди-сквер, и ее лицо приняло более спокойное выражение. Узнала она знакомую обстановку или нет, но казалось, она повела себя более непринужденно.
Майкл помог ей войти и заметил, что у нее кончился уголь.
— Минуточку, я разожгу камин.
Вручив ей вязанный крючком плед, Майкл усадил се в кресло-качалку.
Купив для нее ведерко с углем, он вернулся в ее жилище, и вскоре огонь в камине уже горел.
Миссис Тернер подвинулась к камину, все еще не снимая своей ярко-малиновой шляпки. Майкл сам подарил ее ей на это Рождество не потому, что потакал еe любви к возмутительно кричащим цветам, а, скорее, для того, чтобы было легче обнаружить ее в толпе.
— Ну, Майкл, — внезапно заговорила она, ее губы расплылись в теплой улыбке. — Какая неожиданность, что ты пришел меня навестить! Поставь чайник, ладно?
Майкл с облегчением вздохнул, обрадовавшись, что миссис Тернер его вспомнила.
— Ты выглядишь дьявольски красивым, должна сказать. — Миссис Тернер просияла. — Где ты взял эту одежду?
Майкл не сказал ей, что она сама вчера вечером выбрала ему кое-что из одежды своего сына. Воспоминания о смерти Генри вызывали у нее слезы.
— Один хороший друг дал, — ответил он.