Майкл ждал, крепко сжимая пальцы, пока мужчина не начал задыхаться.
Майкл ослабил пальцы, и кучер сплюнул и закашлялся.
— Б-б-барон Белгрейв. Сказал, что они совершают побег, чтобы быть вместе. Заплатил мне за молчание.
— Как выглядит его экипаж?
Кучер описал изысканную черную одноконную двухместную карету с гербом барона. Майкл вскочил в ландо:
— Мне это понадобится.
— Но… но вы не можете красть ландо его сиятельства! Я потеряю свое место!
Майкл схватил вожжи и кивнул кучеру.
— А как ты думаешь, что произойдет, когда ты объяснишь маркизу Ротбурну, что позволил похитить его дочь за несколько соверенов? Тебе лучше всего предупредить его об этом немедленно, или тебя ждет не только увольнение, а кое-что похуже.
Щелкнув поводьями, Майкл повел ландо в направлении лондонских улиц.
Белгрейв мог увезти ее куда угодно. По мере того как Майкл прокладывал себе путь по лондонским улицам, заполненным экипажами, он перебирал все возможности. Каковы намерения барона, скомпрометировать ее или жениться на ней?
Если он хочет скомпрометировать ее, то, весьма вероятно, повезет леди Ханну в свой городской дом, где их застанут вместе. Майкл сжал бриллиантовое колье в кулаке. Ни одна леди не заслуживает подобного.
Удача была на его стороне, когда он добрался до боковой улочки по ту сторону Гросвенор-сквер, заметил одноконную двухместную карету барона, которая остановилась у обочины дороги.
Слава богу!
Майкл бросился вперед, гоня лошадей к карете. Он едва дождался, пока ландо остановится, подбежал к экипажу Белгрейва и распахнул дверцу.
Леди Ханна лежала на полу экипажа и стонала, глаза ее были закрыты. Лорд Белгрейв выглядел несколько перепуганным, лицо его было бледным.
Майкл не стал терять время, выволок барона из экипажа и прижал к карете.
— Я убью тебя прямо сейчас! — вскричал Майкл и с силой ударил его, явно свернув барону нос.
Кровь брызнула из раны, и Белгрейв прорычал, пытаясь сопротивляться:
— Я позабочусь о том, чтобы тебя повесили за нападение на меня.
Майкл наклонился ближе, его пальцы сжимали горло Белгрейва.
— Я еще не решил, оставлю ли я тебя в живых. Уверен, брат леди Ханны не станет возражать, если я избавлю Лондон от такого гнусного негодяя, как ты.
Он резко ударил барона в челюсть, за этим последовал удар в ухо. Белгрейв пошатнулся от удара, прежде чем потерял сознание и соскользнул на землю.
Майкл бросил свирепый взгляд на кучера Белгрейва, который и пальцем не пошевельнул, чтобы защитить своего господина.
— Милорд, у меня не было выбора, — оправдывался кучер. — Барон настаивал…
Майкл оборвал его:
— Отвези Белгрейва назад в дом Ротбурнов в этом ландо. Расскажи маркизу, что произошло, а я привезу домой леди Ханну.
Кучер не стал возражать, погрузил в экипаж бездыханное тело Белгрейва и отправился выполнять указание Торпа.
Майкл дождался когда они уедут, и поднялся в двухместную карету к леди Ханне.
— С вами все в порядке? Он обидел вас?
Леди Ханна сжимала голову, по ее лицу текли слезы.
— У меня голова болит. Боль… она ужасная.
Глаза у нее были закрыты, и она сжимала голову так сильно, словно пыталась остановить мучительную боль.
— Просто попытайтесь продержаться, а я привезу вас в дом вашего отца.
Майкл бережно поднял ее на сиденье экипажа, прикрыл дверцу, затем занял место кучера и осторожно развернул карету в направлении дома Ротбурнов.
Майкл подгонял лошадь, поворачивая к Гайд-парку, когда услышал, как Ханна позвала его:
— Лейтенант Торп! Пожалуйста, мне нужна остановка.
Черт побери!
Майкл притормозил экипаж и спросил:
— Вы не можете еще немного продержаться?
— Не могу. Простите, — умоляющим голосом произнесла она. — Меня сейчас стошнит.
Майкл тихо выругался и погнал карету в самую уединенную часть парка. Если повезет, никто их не заметит.
Открыв дверцу кареты, он обнаружил Ханну свернувшейся в комочек, ее лицо было мертвенно— бледно.
— Чем я могу вам помочь?
— Глаза у нее были закрыты, она повернулась так, чтобы ее лица не было видно.
— Просто дайте мне несколько минут.
Майкл сел напротив нее, желтый свет газового фонаря проникал в карету, и Ханна зажмурилась.
— От света боль сильнее.
Майкл никогда не чувствовал себя таким беспомощным.
И вдруг все его волнения о ее семье, о ее репутации показались ему такими незначительными при виде ее страданий. Главное — помочь ей выдержать боль, а в этом-то он уж кое-что понимал.
Майкл видел раненых, стонущих от нестерпимой боли, и знал, как ее облегчить.
Он прикрыл дверцу экипажа, снял с себя камзол и завесил им оконце, чтобы свет не проникал внутрь.
— Я не могу… не могу дышать.
Майкл, не спрашивая разрешения, расстегнул застежку на ее платье, чтобы ослабить корсет. Ханна не сопротивлялась и, казалось, задышала чуть ровнее, когда это было сделано. Майкл приподнял ее и, ничего не говоря, заключил в объятия.
Прошел час, и со временем он почувствовал, что ее тело начало расслабляться. Ханна спала в его объятиях, а Майкл не мог избавиться от беспокойства. Ее отец станет их искать. Ему нужно поскорее отвезти ее домой. Но он боялся причинить ей боль.
Шпильки выпали у нее из волос, и темно-медовые волосы, сладко благоухающие жасмином, оказались у его щеки.
Майкл слышал, что некоторые женщины страдают от мучительных головных болей. Но впервые видел это своими глазами.
Тем не менее неожиданная болезнь, видимо, спасла девушку от грязных намерений Белгрейва.
У Майкла онемели плечи и шея, но это его не беспокоило. Она больше не страдала от боли, и он был рад этому.
Он старался не думать о последствиях, он не мог поступить иначе. Он спас ее от этого негодяя Белгрейва и защитил ее невинность. И если сумеет доставить ее домой и никто не будет знать, где она провела последние пару часов, ее репутация будет спасена.
Майкл смотрел на Ханну, и от ее красоты у него перехватывало дыхание. Невинность и чистота. Все, чего он не заслуживает.
Он достал из кармана бриллиантовое колье и застегнул у нее на шее. Там, где он расшнуровал ее корсет, была видна обнаженная спина. Ему хотелось поцеловать ее, провести губами по шелковой коже.
Всего несколько часов назад Майкл касался ее спины, и она разрешила ему эту вольность.
Она не для тебя, — предостерегал его разум.
Благородный человек на его месте взял бы вожжи и продолжил бы путь к ее дому. Он не стал бы проводить ладонью по ее предплечьям, наблюдая, как кожа покрывается мурашками.