Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Полынь-звезда
1. Сторожка в лесу
Ах, какая страшная завея!Пёс да лес. Тропинка и лыжня.Мальчик резвый. Сердце холодеет —я с тобой. Но нет со мной тебя.
За окном седая вьюга свищет;весело дрова трещат в печи.Тот, кто любит, память не нарушит —пусть на время время замолчит.
Нам неведомы слова пророчеств:голубые дали… зеркала…тёплый дом… а под покровом ночимузыка рассыпалась, звеня.
То ли вьюга, то ли волки воют.Свет луны окошко озарит.Сердце верит, но от боли ноет:грудь сдавило, и клочком зари
в тусклой мгле среди тумана встанетсолнце. День. Рассеялся туман.Лезвием дамасской синей сталиснега полоснуло по глазам.
2. Огни
Эльф и Элви заблудились в чащезарослей густой баюн-травы.В жизни раз случается несчастье —никуда от горя не уйти.
Раз в году слетаются на танецдухи леса, крыльями звеня.Сквозь решётку корчит оборванецрожи, цепью яростно гремя.
Оборванец. Танец. Духи леса.Просека. Открытый окоём.Озеро за дымчатой завесойтонет смесью яви, грёз и снов.
Эльф и Элви, спящая запруда —из контекста вырванный набор,счастье непокойное. Покудане рассеется туман лугов,
страждущее сердце не разбудишь.Проглотив пилюлю бытия,разглядишь сквозь призму, обнаружишьвесь разор и мрак. Печать – ничья.
А тавро, отторгнутое напрочь,рассосётся, больше не кровит.Пелена, задёрнутая наспех,расползётся. Просто надо жить.
«Зимнее солнце. Деревья мохнатые…»
Зимнее солнце. Деревья мохнатые.В снежных ресницах туман.Утро далёкое; тайна глубокая,и эта тайна – весна.
Эта весна не кончается осенью,сквозь январи прорастёт,стройной и лёгкой воздушною лестницейв облако света упрёт —
ся верхней ступенькой. низ, цветами усеянный.Муз хоровод на лугу.Отрок, меж ними бредущий потерянно.А на другом берегу
эхо задымленное колышетсяв плотном дурмане лесном,голосом чудным сквозь заросли слышится,машет приветно рукой.
«Красота умиранья сильней…»
Красота умиранья сильнейубывающей мощи рассвета.С каждым утром лишь небо синейглубины уходящего лета.
Ночью каждою – оземь мороззвонким эхом разносит по лесуперезвон этих льдинок из звёзд,опустившись в бадейку, где месяц
Сам не свой, а поди ж ты, торчитострым краем, хрустальной зацепкой.Гулкий морок, щемящий в ночи,бесприютность пространства… а сердце
всё сильнее сжимается. Страх.неизведанность горькой юдоли.И покачивается на волнахнеразгаданная дотоле
красота умирающих грёз,возрождающихся ежечасно.В сопричастьи желанен и простмир, пропитанный болью несчастий.
«Ещё некоронованный король…»
Ещё некоронованный король;ещё инкогнито прекрасная принцесса,где за высокой перевал-горойзапуталось в предвиденьях предвестье.
Ещё не пала на поля роса;ещё не слышно птичье щебетанье.но брезжит свет. И тьма в бегавот-вот ударится пред первыми лучами.
Я не жалею ни о чём. Но жду —судьба свершится почестями ль, роком.Пусть скалы рушатся – спокойно переждукрушенье славы и успеха рокот.
Немного слов и много тишины.Поэзию питает жизнь-источник,где радостью и болью взращены,напоены их вечным светом строки.
Запечатлеются на каменной скрижалии в книге жизни проступают вновь и вновьслова, дарующие благость и любовь,вобравшие всю радость, горе и печали.
«Великий плут! В трагической гримасе…»
Великий плут! В трагической гримасевыходит жизнь на шаткий свой помост,и меркнет свет. Здесь все причины гаснут.Лишь светлячки поддерживают мост —
опору хрупкую для вёрст и расстоянийплутающему в поисках пути.…Заблудший ангел крылья вновь расправили оттолкнулся плотью от земли.
«Из тысячи жизней да сложится жизнь…»
Из тысячи жизней да сложится жизнь.Сквозь боль и страданье – надежда на счастье.И вихрем событий и судеб кружить,во всём становясь неотъемлемой частью
всего мирозданья. А солнечный луч,прорезавший тьму, новый день возвестивший,уж пишет событий сегодняшних ходна чистом листе в книге жизни открытой.
«Разорванное в клочья время…»
Разорванное в клочья времяв пух разлетается. Собратьобрывки эти воедино,вернуть покой и благодать
душе измученной. А телуоставить облик прежних дней.И чёрное перо по беломускрипит, скрипит… Иных путей
нам во Вселенной, знать, не дадено.а если было, то давносудьбой-цыганкою украдено.Вслед за воровкой кочевой
скрипят колёса по обочинезаезжей жизни городской.…Монетой звонкою расплатитсяс тобою месяц золотой.
В эпоху перемен
Моему поколению
Нас в тридцать три распяли на крестеи воскресили уже в новой жизни.Мы думали – спаслись. И в суетезадёрганной, затравленной Отчизны
мы рассуждали: – Доживём свой век,а там… Пускай история рассудит.Как слеп в своих сужденьях человек!Мозг – примитивное и грубое орудье
в твоих руках, Господь. Гляжу назади ничего-то в будущем не смыслю.а всё, что Бог хотел тебе сказать,Он говорит посредством этой жизни.
«Река иссохшая любви…»
Река иссохшая любви.По берегам глухой печали,оцепенелые, молчалидуша и музыка. Вдали
в рассветной тишине – шаги.И вздох глубокий облегченья:жизнь – это способ разрешенья.но только сам себе не лги.
«Ненавидеть – это всё же помнить…»
Ненавидеть – это всё же помнить.Разлюбил – как вовсе не любил.Как ладонь в кулак, сжимает площадьпереулки, улицы, мосты,
перекрёстки, вывески, бульвары,подворотен матерный язык.Поворот. Ещё. И панорама:хоть упрись. Ну что ж, упрись. Тупик.
«Дорога вся на виражах…»
Дорога вся на виражах.Мчим, не снижая оборотов.С тех пор, как взрыв большой потряс,меридианы и широты
сменяются. Калейдоскоп —пейзаж непрожитых событий —всё позади. И – разворот…Скрип тормозов. Души обитель
земная. Времени песок,а маревом туманным – далинам перескажут назубокпрошедшее через воспоминанье
бесповоротное житьё,что так стремилось сбыться явью.Зачем, избрав небытиё,решился этот мир оставить?
«И тогда телефонный звонок…»
И тогда телефонный звонокзахлебнулся по горло в крови.Будь вовек же, как перст, одинокна высоком и светлом пути.
Этот путь, этот крест, этот адпредначертан введеньем во Храм.…Гефсиманский раскинулся сад…Этот путь был спасительный дан.
То есть выбор совсем не стоялмеж Голгофой и праздной мечтой.Человеческой болью страдал,в смертных муках рождался Господь.
Только выбора муки не знал.Потому как, всегда одинок,Божьим Сыном Он вряд ли бы стал,если б выбрать свой путь себе смог.
Предначертанный ясен твой путь.Будь вовек же и прям, и высок,чтоб не жгло от отчаянья грудь,как калёным железом лицо.
«Так расстаются с нелюбимыми…»
Так расстаются с нелюбимыми:ни в крик; ни «Лучше б умереть!»;ни памятью, короткой, длинной ли,в ночах бессонных сердце жечь.
И встречей, более случайною,чем преднамеренной, войдёшь,минуя боль, тоску, отчаянье,в воспоминаний нудный дождь,
рождённый сыростью осеннеюнеразгоревшихся надежд.А свет, ленивый и рассеянный,скупой, мглой поглощённый свет
не выхватит из утра майскогони сожалений, ни обид.И сердце тупо и надсадноскорее ноет, чем болит.
…Так расстаются с нелюбимыми.
«Розы памяти – чёрные розы…»
Розы памяти – чёрные розы.Всё сгорело. Потушен пожар.Отшумели метели и грозы —не забыть, не вернуться назад.
Обернулась душа птахой малоюи всё билась и билась в окно —о, впусти! Только кто-то не выглянули не принял в ладони её.
Оттого ли, что грузное, бренноетело скрыло пространство. В полётслишком хрупкая, неумелаяне смогла взять с собой душа плоть.
А теперь – да покоится в прахе.а душа – да отыщет приют.Только где он? На небе ли, в памяти —где её, бесприютную, ждут?
Всё спокойно. Душа – птица робкая,то усядется вновь, то взлетит.Память-горесть стереть не торопитсявзгляд, движение, голос. В миг
всё спрессовано. Станет ли Вечностьюиль в пожаре бессчётных обиджизни круг – череда бесконечная —память синим пожаром сгорит?
«Мой странный принц, моя юдоль земная…»
- Стихи - Мария Петровых - Поэзия
- И смех, и слезы - Николай Войченко - Поэзия
- Сборник стихов - Александр Блок - Поэзия