— Ладно, но только горсточку, — смилостивилась девушка.
Они шли дальше, грызли орешки и понемножку разговор ни о чём склонился к леди Чарне.
— Знаете, мне показалось, что она ревнует меня к вашему вожаку.
— Это невозможно, — горячо возразил Семич, — она ему как мать!
— А матери разве не ревнуют своих детей к непонравившимся им друзьям? Не будьте так категоричны.
— Чарна желает альфе счастья, — не согласился он с нападками Ани на оборотницу.
— Расскажите про неё! Я же ничего не знаю, поэтому сужу поверхностно.
Мужчина устремил взгляд вдаль, как будто там писали для него текст и, медленно читая его, заговорил:
— Гор тогда был совсем мальчишкой и жил на побережье. Я приглядывал за ним, не как опекун, а как старший товарищ. С ним было непросто. Силу альфы он почувствовал рано и считал, что все обязаны ему подчиняться. Его отец велел сбить с него спесь: вожак в стае всегда один. Вот тогда я услышал от Гора рассказы о его матери, об отце, о Чарне. Многие считали жену вожака слабой, но Гор восхищался ею. Она из простых и, будучи ещё девочкой-подростком, спасла альфу. Герм, отец Гора, охотился на детёныша тура, но всё стадо ополчилось на него, и он был ранен. Чтобы его не затоптали, спрыгнул в реку, и она вынесла его в далёкие края. Мать Гора, тогда просто девочка Алья, нашла его на берегу, перетащила в лесной домик и лечила. Она уже год жила в лесу, спрятанная матерью, чтобы спокойно повзрослеть. Вскоре к ним в домик привели ещё одну девочку, это была Чарна. Её родители надеялись, что сильная юная волчица привлечёт какого-нибудь главу и он влюбится в неё, но вышло всё, как всегда.
Семич умолк, занятый поисками воды — после солёных орешков хотелось пить.
— Вы так хорошо рассказываете, как будто сами там были.
— Не сложно представить, на что надеются родители, смотря на подрастающую сильную волчицу, но в каждой деревне найдётся такая достойная оборотница, и редко когда им улыбнётся удача в виде вспыхнувшей любви проезжего знатного волка.
— Да, под лежачий камень вода не течёт, — грустно согласилась Аня.
— Под лежачий камень? Да, верно.
Семич провёл Аню к протекающей по городу реке, и они дальше пошли по неухоженной набережной.
— Так вот, с того момента о вожаке заботились обе девочки, а родители понесли весть в столицу о том, что он жив. Дальше, со слов Гора, его отец влюбился в Алью и забрал её к себе, а она не оставила Чарну. Герм был намного старше юной оборотницы и относился к ней с величайшей нежностью. Она не была сильной волчицей, но всё же оставила свой след. Сад в замке — дело её рук. Если обойти сад и выйти к пристройке, которую сделали прямо в холме, то на её крыше вы увидите заброшенный огород. Там когда-то Алья выращивала вкусно пахнущие травы. Ей нравилось развешивать вкусно пахнущие букетики по замку. Гор в походах часто скучал именно по запаху дома. Ещё она знала много людских сказок, — Семич замолчал, вспоминая, как Гор рассказывал ему эти сказки, стараясь напугать особо страшными.
— Давайте свернём вот сюда. Тут дома стоят не так часто, хочу посмотреть поближе, — попросила Аня.
Они прошли, куда она показала.
— Здесь неровная земля, старые дома разрушились, а новые не знают, как строить. Пробовали выровнять площадку, но не смогли рассчитать, как сделать правильно, к тому же когда идут дожди, то улица превращается в быструю грязную речку, что тоже не облегчило задачу.
— М-да, проблемная улица, — согласилась Аня, — давайте дальше про Чарну.
— А что дальше? Она не захотела выходить замуж ни за одного волка, которого ей сватал вожак или Алья. Продолжала жить в замке, помогала воспитывать Гора. Он подрос и его стали посылать в разные кланы, чтобы он у всех чему-либо научился. Он жил в лесах, в городе, со мной на побережье… Именно тогда мы узнали, что вожак отравлен своей женой. Из дальних земель вернулся бета вожака, Энир, и она словно с ума сошла от любви к нему.
Аня скептически посмотрела на него, и Семич принялся доказывать:
— Опросили всех слуг, все как один подтвердили, что их часто видели вместе, а в последнее время он не один раз выходил из её спальни или она из его.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Но разве вожак не может учуять в своих покоях чужой запах?
— Может, — кивнул Семич.
— Тогда что же он молчал? О скандалах между женой и мужем никто не упоминал?
— Я не знаю. Никто тогда не желал обсуждать это дело. Это же позор! Он поднял её из грязи, а она ему так отплатила! — с негодованием бросил Семич.
— Ну, хорошо, но Чарна тоже, как вы говорите, из грязи, но она осталась. Почему её не выгнали?
— Кто-то близкий должен был остаться с Гором, да и Чарна всё же сильна. Это слабые всегда изворотливы и коварны, а сила любит прямоту.
Аня с Семичем дошли до конца улицы и стояли на распутье. Мужчина думал, что девушка размышляет, куда идти дальше, но она думала о нём и его позиции.
Может, он в чём-то прав? Себя она считала слабой и действовала с осторожностью, редко идя прямым путём, но оборотни считают её сильной. Лейны уверены в её силе! Так прав Семич или нет? Можно ли полагаться на такое жизненное наблюдение, когда даже невозможно определиться: слаб ты или силён?
Ей вот непонятно, как можно Алью считать слабой, если, будучи девочкой, она тащила страшного здоровенного оборотня-дядьку к себе домой. А если он такой же моральный урод, как все те, от кого её прятали? Ей ведь наверняка было страшно, но она притащила его, заботилась о нём! Сильная она или слабая?
О Чарне все говорят, что она сильная волчица, но Ане ли не видеть, что эта женщина себе на уме. Для всех она яркая и деспотичная, открыто выражающая своё недовольство, но есть ещё одна Чарна, которая скрыта ото всех, и вот вопрос, действует ли эта скрытная Чарна, и если действует, то как?
— Вы, лорд Семич, достаточно мне рассказали, чтобы понять, что давнишнее дело совсем не такое простое, как его всем показали.
— Может быть, — чуть подумав, согласился оборотень, — но на это могли быть причины — недоговаривать всем.
— Возможно, но, на мой взгляд, озвучена как раз самая ужасная версия и недоговаривать тут нечего. Могли бы скрыть, что на молодую жену альфы была устроена охота, но об этом все знают. Могли скрыть, что она отравила вожака, но об этом тоже все в курсе. Скорее всего, когда всё произошло, все были слишком потрясены и не стали ковыряться, выискивая другие версии произошедшего.
— Всё слишком очевидно, чтобы придумывать что-то другое.
— Милый Семич, — Аня развернулась к нему и ласково провела рукой по его щеке, — для многих очевидно, что мы любовники. Это бросается в глаза, и никто даже не считает нужным принюхиваться, чтобы убедиться в этом.
— Но это не так! — возмутился он. — Я был бы счастлив, но…
— Лорд, вы МНЕ пытаетесь доказать, что это не так? — насмешливо спросила Аня.
Они прошли немного.
— Я всё думаю над тем, что вы мне рассказали. Следуя вашей теории, Алья, слабая волчица должна была действовать осторожно и изворотливо. Но смотрите, что получается: всем известно, что она увлекается растениями, и тогда крайне глупо с её стороны травить мужа. Ей бы зарезать его или пришибить кувалдой, столкнуть со стены.
— Она была слабачка, — напомнил Ане Семич.
— Она могла сделать это с ним во сне, он же доверял ей.
Аня не стала расписывать более конкретно, как можно было бы безопасно для Альи разделаться с мужем, чтобы не пугать идущего с ней мужчину.
— Ну, не знаю!
— Вот и я говорю, всё как-то слишком очевидно и меня волнует вот, что: если тогда напрасно была растерзана жена вожака, то кто же убийца?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Вы меня совсем запутали!
— Разве? Вы когда рассказывали мне давнишнюю историю, то я ясно ощущала, что в тех событиях полно клеветы и есть яд. Невольно подумала, что, находясь в замке, меня тоже кто-то искусно окутывает клеветой и использует яд.
— Вы хотите сказать, что в замке есть оборотень, который разбирается в ядах? — в его тоне сквозила невозможность этого.