интернете, затем феноменом, быстро набирающим аудиторию и популярность, заинтересовались профессиональные люди – социологи, литературоведы, даже психологи. С замиранием сердца Илья и Лунь читали эти большие отзывы, порою наполненные то ли скрытым сарказмом, то ли завуалированными издевками и желанием поставить выскочек на место.
Лена, как всегда, принимала все близко к сердцу и реагировала слишком эмоционально, а Вилин, как и подобает мужчине, сохранял трезвость рассудка и мыслил спокойно.
– Ты пойми, моя луна, критика – вещь неотъемлемая, от нее никуда не деться. Если есть резонанс, будет и критика. Известность никогда не приходит без ненавистников. Ну не может наш роман взять и понравиться абсолютно каждому человеку! Всегда есть те, кто скажет: это слишком научно! Или: это слишком неправдоподобно! Или: это слишком физиологично, натуралистично, жестоко, да что угодно! Люди покупают это, люди говорят об этом, не умолкая, значит, им нравится. И наличие критики как таковой – это вовсе не минус, а наоборот, большой плюс. Значит, нас заметили и оценили. Неважно, с каким знаком оценили. Важно, что нас признали явлением, заслуживающим оценки в принципе. Значит, мы вошли в нужный круг, признаны писателями – молодыми и начинающими, но подающими большие надежды. Нас не пропустили мимо глаз!
Но Лене все равно было тяжело. Когда они решили обсудить эту тему со своим агентом, Шубейко только рассмеялся и махнул рукой.
– Ой, ну вы даете! Относиться к этому серьезно? Переживать? Ни в коем случае! Вы же писатели! Ну, ребята, ну вы чего, в самом деле? Будет вам. Леночка, послушай, выбрось это из головы. Сама потом увидишь, какая это чушь. Время пройдет, посмеешься еще над собой. Да пусть пишут, что угодно, главное, что – ПИШУТ. Пишут о вас, голубчики мои, о вашей книге пишут. И говорят. На устах, да-да. А уж если говорят и пишут, и рецензии, и отзывы, и критику – это вообще успех, что бы там ни было написано! Поверьте на слово! Вы – начинающие авторы. Мало кто первым же текстом добивается такого резонанса. А вы, как я и говорил, раскачали общественность, как маятник, да. Он качается, а популярность – растет. И до-олго он еще вот так будет качаться. Помяните мое слово! Так что пусть критикуют или хвалят, как угодно. Это вас не должно сильно затрагивать. Считайте, что они на вас работают, потому что так оно и есть. И еще: не надо читать прямо уж всё. Вы – писатели. У вас другая среда. Вы и сами написать можете, и в сто раз лучше, чем все эти критики. Ломать – не строить. Они ведь сами – не творцы, только корчат из себя таких. А сами наживаются на честном труде. Критиковать – это их работа, единственный хлеб. Они на все новенькое бросаются, а недостатки могут из пальца высосать. Смекаете, а? Знавали мы таких, и не одну штуку! Критики апеллируют к народу, а не составляют вам пособия или инструкции, как надо правильно писать. Вы для них – недосягаемая высота, понимаете? Вы – писатели. На их словесные поползновения вы можете как обратить внимание, так и не обратить. Это смотря как вам захочется. И вот именно такую марку вы и обязаны держать, ясно? И, Леночка, ни в коем случае нельзя волноваться, я тебя прошу. Не воспринимай это как истину в последней, так сказать, инстанции!
Ночью Лунь сказала Вилину:
– Ты знаешь, а Шубейко ведь прав. Я подумала хорошенько и сама поняла. Мы не обязаны их слушать. Нам с тобой виднее, что мы хотели сказать.
– Ты только не переживай, золото. Вот увидишь, как время все расставит. Действительно смеяться будем над тем, как реагировали на первые отрицательные рецензии.
– Тебе Ксения что-нибудь сказала?
– Неа. Как будто ничего не случилось. Зато Глебка не умолкает. Так рад, что по городу везде фотография папки висит. Да и к тебе он уже привязался порядочно.
Лена сладко вздохнула.
– Знаешь, все как-то слишком хорошо.
– Что ты имеешь в виду?..
– Ну, не бывает так в жизни… Не пойми меня неверно. Просто не верится, и все.
– Глупости, Лунь. Все это глупости. Хватит сомневаться в действительности. Не привлекай дурного. Негативная мысль материальна, мы сами формируем воспринимаемый мир.
Зная, что Вилин, как всегда, прав, Лена не перестала переживать, но перестала вслух говорить об этом. Впрочем, Илья Алексеевич так хорошо чувствовал эмоции Лены, что ему не нужны были слова.
Мужчина не представлял себя без Лены. Став ему соавтором, она дополняла не только его тело и жизнь, но и воображение, мировоззрение, идеи, мысли, взгляды. Именно так, она стала его живым дополнением, будто до встречи с нею он был неполноценен. Лена была для него всем. Все, что происходило в его жизни, проходило через Лунь, как сквозь призму.
Все еще с прежним изумлением Илья Алексеевич наблюдал, какими глазами Лунь смотрит на него, как она восхищается каждым сантиметром его тела. Его забавляло, как она гладит его пальцы, целует многочисленные родинки на лице, запускает ладони в волосы, подолгу глядит в его серо-голубые глаза… «Какой ты красивый, Иль, – все время повторяет она, и Илья смеется, смущенный. – Увидев тебя в первый раз, я просто опешила».
Вилин искренне не понимал, что в нем особенного, потому что красавцем себя не считал. Зато молодость, свежесть и непосредственность Лены приводили его в восторг. Это была необыкновенная девушка, нестандартный человек. Ему не встречались такие прежде. Но он всегда знал, что такие люди есть, и, если попадется уникум на жизненном пути, отпустить его будет непростительной оплошностью.
Но не только лишь внешний вид и характер привлекали и покоряли Илью Алексеевича в Лене. Он заметил за собой удивительную особенность. Его возбуждало то, что девушка умна, имеет свое мнение, способна здраво рассуждать и нравственно независима от социума. Едва мужчина заново осознавал, что Лунь писала книгу вместе с ним, и в естественно-научных источниках разобралась чуть ли не лучше него, Вилин испытывал сладкую истому и содрогался. Если Лена оказывалась поблизости, он обязательно шел к ней и без объяснений целовал, а порою и не только.
Глава 28. Критика и публика
Высшее – зависти цель,
Бурям открыты вершины.
Пьер Абеляр «История моих бедствий».
А дальше все понеслось, как во сне. Тиражи росли в объемах, как и рецензии (положительные и отрицательные), как и количество читателей. Чем объяснялась такая популярность книги, неясно. По крайней мере, соавторы этого понять не могли. Они предчувствовали, что создали нечто прекрасное, новое, но теперь, наблюдая весь этот ажиотаж с недосягаемой высоты, недоумевали, будто все это их совершенно не касалось.
Однако Шубейко самодовольно утверждал, что как только он прочел «Войну трех» той ночью,