Пушкин завершил главу Четвертую 3 янв. 1826 г., через несколько дней после того, как узнал о декабрьском восстании; в свете этого любопытно заметить, что фрагменту, из которого заимствована данная цитата, непосредственно предшествует следующее высказывание: «У меня в руках письмо Мирабо, написанное для передачи королю; он предлагает там всевозможные способы, чтобы монархия во Франции стада сильной и достойной, но ограниченной… Я не хотел бы, чтобы моя работа [заявил Мирабо] была направлена только на обширное разрушение». Слов через сорок приводится цитата из Неккера.
I–VI
Первые шесть строк (благоразумно) опущены Пушкиным в полных изданиях романа. К 1833 г. он был женат на Наталье Гончаровой столько же, сколько князь N. в 1824 г. на Татьяне Лариной: около двух лет. Первые четыре строфы под названием «Женщины. Отрывок из „Евгения Онегина“» были напечатаны в журнале «Московский Вестник», ч. 5, № 20 (1827), 365–67; беловая рукопись находится в МБ 3515. Строфы V и VI сохранились в черновиках в тетради 2370, л. 31, 32 об. и 41 об. Вот эти шесть пропущенных строф:
I
В начале жизни мною правил Прелестный, хитрый слабый пол; Тогда в закон себе я ставил 4 Его единый произвол; Душа лишь только разгоралась И сердцу женщина являлась Каким-то чистым божеством. 8 Владея чувствами, умом, Она сияла совершенством. Пред ней я таял в тишине Ее любовь казалась мне12 Недосягаемым блаженством. Жить, умереть у милых ног — Иного я желать не мог.
II
То вдруг ее я ненавидел, И трепетал и слезы лил С тоской и ужасом в ней видел 4 Созданье злобных, тайных сил; Ее пронзительные взоры Улыбка, голос, разговоры, Все было в ней отравлено, 8 Изменой злой напоено, Все в ней алкало слез и стона, Питалось кровию моей… То вдруг я мрамор видел в ней,12 Перед мольбой Пигмалиона Еще холодной и немой Но вскоре жаркой и живой.
5–7 Здесь занятна перекличка с интонацией, отмеченной мною в комментарии к портрету Ольги (глава Вторая, XXIII,5–8).
III
Словами вещего поэта Сказать и мне позволено: Темира, Дафна и Лилета 4 Как сон забыты мной давно. Но есть одна меж их толпою Я долго был пленен одною… Но был ли я любим, и кем, 8 И где, и долго ли?…за чем Вам это знать? не в этом дело, Что было, то прошло, то вздор; А дело в том, что с этих пор12 Во мне уж сердце охладело; Закрылось для любви оно И все в нем пусто и темно.
Факсимиле черновика (2370, л. 41) опубликовано Томашевским в статье «Пушкин и французская литература», Лит. наследство, т. 31–32 (1937), с. 23. Справа на полях, вдоль строк 9–14, Пушкин нарисовал профиль Вольтера в ночном колпаке, там же — Мирабо и еще Вольтер без колпака — ниже, на той же странице.
3 Темира, Дафна и Лилета. Заимствование из тогда еще рукописной оды Дельвига «Фани», написанной около 1815 г. и опубликованной (Гофманом) в 1922 г.:
Темира, Дафна и ЛилетаДавно, как сон, забыты мной,И их для памяти поэтаХранит лишь стих удачный мой.
«Темиру» и «Дафну» часто упоминают французские аркадийцы (Грессе, Удар де ла Мотт и др.). «Лилета», или «Лила», — любимая пастушка Батюшкова.
IV
Дознался я что дамы сами, Душевной тайне изменя, Не могут надивиться нами, 4 Себя по совести ценя. Восторги наши своенравны Им очень кажутся забавны; И право с нашей стороны 8 Мы непростительно смешны. Закабалясь неосторожно, Мы их любви в награду ждем, Любовь в безумии зовем,12 Как будто требовать возможно От мотыльков иль от лилей И чувств глубоких и страстей.
V
Признаться ль вам, я наслажденье В то время лишь одно имел, Мне было мило ослепленье, 4 Об нем я после пожалел. Но я заманчивой загадкой Не долго мучался украдкой… […И сами помогли оне;] 8 Шепнули сами слово мне, [Давно] известное по свету, И даже никому оно Уж не казалось и смешно.12 Так [разгадав загадку эту] Сказал я только-то, друзья, Куда как недогадлив я.
8 слово. Галлицизм «le mot de l'énigme» <«разгадка»>. Интересно, в чем же состоял его нехитрый смысл. Возможно: «плод мирской любви — не что иное, как наслаждение…» (Пьер де Бурдей, сеньор де Брантом «Жизнеописания дам», ч. II. «Галантные дамы»>, рассуждение II).
См. также главу Седьмую, XXV, 2.
VI
Страстей мятежные заботы Прошли, не возвратятся вновь! Души бесчувств<енной> др<емоты> 4 Не возмутит уже любовь — Пустая красота порока Блестит и нравится до срока Пора! проступки юных дней — 8 Загладить жизнию моей — Молва играя очернила Мои нач<альные> лета Ей подмогала клевета12 И дружбу только что смешила Но к счастью суд [молвы] слепой Опровергается порой!..
VII
Чѣмъ меньше женщину мы любимъ, Тѣмъ легче нравимся мы ей, И тѣмъ ее вѣрнѣе губимъ 4 Средь обольстительныхъ сѣтей. Развратъ, бывало, хладнокровной Наукой славился любовной, Самъ о себѣ вездѣ трубя, 8 И наслаждаясь не любя. Но эта важная забава Достойна старыхъ обезьянъ Хваленыхъ дѣдовскихъ времянъ:12 Ловласовъ обветшала слава Со славой красныхъ каблуковъ И величавыхъ париковъ.
12 Ловласов обветшала слава. Имя отрицательного героя романа Ричардсона «Кларисса Гарлоу»: по-французски «un lovelace» <«волокита»>.
VIII
Кому не скучно лицемѣрить, Различно повторять одно; Стараться важно въ томъ увѣрить, 4 Въ чемъ всѣ увѣрены давно; Все тѣ же слышать возраженья; Уничтожать предразсужденья, Которыхъ не было и нѣтъ 8 У дѣвочки въ тринадцать лѣтъ! Кого не утомятъ угрозы, Моленья, клятвы, мнимый страхъ, Записки на шести листахъ,12 Обманы, сплетни, кольца, слезы, Надзоры тетокъ, матерей, И дружба тяжкая мужей!
1, 9 Кому не скучно… Кого не утонят. Эти риторические местоимения по-русски звучат практически как междометия.
7–8 Не было ли тут неосознанного влияния на окончание первой из этих двух строк:
Которых не было и нетУ девочки в тринадцать лет!
— окончания «-nette» в эклоге Парни «Час любовного свидания» в «Эротических стихотворениях», кн. 1:
— J'ai quatorze ans,Répond Nicette;Suis trop jeunettePour les amants.
<Мне четырнадцать,Отвечает Нисетта;Я еще зеленаДля любовников>.
IX
Такъ точно думалъ мой Евгеній. Онъ въ первой юности своей Былъ жертвой бурныхъ заблужденій 4 И необузданныхъ страстей. Привычкой жизни избалованъ, Однимъ навремя очарованъ, Разочарованный другимъ, 8 Желаньемъ медленно томимъ, Томимъ и вѣтреннымъ успѣхомъ, Внимая въ шумѣ и въ тиши Роптанье вѣчное души,12 Зѣвоту подавляя смѣхомъ: Вотъ, какъ убилъ онъ восемь лѣтъ, Утратя жизни лучшій цвѣтъ.
Эта строфа в черновике (2370, л. 29 об) первоначально написана от первого лица и, возможно, была задумана как часть рассуждений Онегина.